Майкл Льюис - Большая игра на понижение: Тайные пружины финансовой катастрофы
В поисках инвесторов в акции, которых можно было напугать сценарием Апокалипсиса, Липпманн набрел на неожиданную удачу: он познакомился с инвестором в акции, настроенным в отношении рынка низкокачественных ипотечных кредитов еще более пессимистично, чем он сам. Айсман был знаком с этим рынком, его участниками и порочностью лучше кого бы то ни было. Если кто и мог сделать серьезную ставку на падение рынка низкокачественных бумаг, думал Липпманн, то только Айсман, — и был очень озадачен, когда тот отказался. Еще больше он удивился, когда несколько месяцев спустя новый главный трейдер Айсмана, Дэнни Мозес, и Винни Дэниел, занимавшийся анализом, попросили его прийти и дать дополнительные объяснения.
Когда в деле замешаны корыстные интересы, крайне трудно определить степень личной заинтересованности. Поначалу Дэнни просто не доверял Липпманну. «Мерзкий Липпманн» — так он его называл; «Мерзкий Липпманн никогда не смотрит в глаза во время разговора. Это действует мне на нервы». Винни не мог поверить, что Deutsche Bank предоставил Липпманну такую свободу действий и позволил торпедировать их собственный рынок, не имея за этим своего узкого интереса. Дэнни и Винни видели в Греге Липпманне ходячее воплощение рынка облигаций; другими словами, смысл его существования состоял в том, чтобы обводить покупателей вокруг пальца.
За три месяца Дэнни и Винни звонили Липпманну три раза, и тот каждый раз приходил — одно только это усиливало их подозрения. Он приезжал с Уолл-стрит в Мидтаун не ради того, чтобы строить мир во всем мире. Тогда зачем? Пока Липпманн тараторил, Дэнни и Винни рассматривали его в изумлении. Их встречи стали походить на постмодернистские литературные головоломки: история казалась правдоподобной, даже когда рассказчик не внушал доверия. На каждой из встреч Винни перебивал Грега и спрашивал: «Грег, я все пытаюсь понять, зачем вы здесь?» Это был сигнал к обрушиванию на Липпманна потока разоблачающих вопросов:
— Если это такая классная идея, почему же вы не уйдете из Deutsche Bank, не откроете хедж-фонд и не заработаете себе кучу денег?
— На создание хедж-фонда нужно полгода. Мир может одуматься и прекратить безумие на следующей неделе. Мне приходится играть теми картами, что есть на руках.
— Если это такая классная идея, почему вы делитесь ею с нами?
— Я ничем не делюсь. Предложение не ограничено.
— Да, но зачем вообще нам об этом рассказывать?
— Вы заплатите за участие и за выход. Мне нужно оплачивать счета за электричество.
— Это игра с нулевой суммой. Кто на другой стороне? Кто выступает в качестве идиота?
— Дюссельдорф. Глупые немцы. Они верят рейтинговым агентствам. И серьезно относятся к правилам.
— Почему Deutsche Bank позволяет вам копать под рынок, на котором он занимает лидирующие позиции?
— Я не храню верность Deutsche Bank… Я там просто работаю.
— Чушь собачья. Они вам платят. Откуда нам знать, что те, кто управляет механизмом CDO, не злоупотребляют вашим энтузиазмом, чтобы сыграть на понижение вашего рынка и использовать нас?
— Вы встречались с людьми, управляющими механизмом CDO?
В какой-то момент Дэнни и Винни даже перестали делать вид, что собирают информацию о дефолтных свопах и низкокачественных ипотечных облигациях. Они просто рассчитывали, что Липпманн проговорится и тем самым подтвердит, что в действительности является лживым негодяем с Уоллстрит, каковым они его и считали. «Мы пытаемся разобраться, какова наша роль в этой игре, — заметил Винни. — Я не верю в то, что ему нужна наша помощь, потому что у него слишком много этих бумажек. Так зачем он все это затеял?» Липпманн, со своей стороны, ощущал себя свидетелем на допросе: эти ребята пытались его расколоть. Несколькими месяцами позже он представил свою идею Филу Фальконе, управлявшему гигантским хедж-фондом Harbinger Capital. Тот изъявил желание немедленно купить дефолтные свопы на миллиарды долларов. О рынке низкокачественных ипотечных кредитов Фальконе имел довольно туманное представление. Только он, в отличие от Айсмана и его команды, поверил Липпманну. На последней встрече Винни наконец высказался начистоту: «Грег, не пойми меня превратно, но я просто хочу понять, как ты собираешься меня наколоть».
Они так и не перестали бы взвешивать душу Грега Липпманна, если бы не две неожиданные новости. Первая пришла в мае 2006 года: Standard & Poor’s объявила об изменении модели оценки низкокачественных ипотечных облигаций. Новая модель вводится с 1 июля 2006 года, говорилось в объявлении, но все низкокачественные облигации, выпущенные до указанной даты, будут оцениваться по старой, возможно менее жесткой, модели. В одно мгновение выпуск низкокачественных облигаций взлетел до небес. «Все ловили момент, — говорит Винни. — Выпускали как можно больше этого дерьма, чтобы оценить его по старой модели». Страх перед появлением новых и более реальных рейтингов свидетельствовал о том, что даже крупные фирмы с Уолл-стрит знали: качество выпускаемых ими облигаций завышено.
Вторая новость касалась цен на жилые дома. Айсман частенько разговаривал с аналитиком рынка жилья из Credit Suisse по имени Айви Зельман. Простым критерием разумности цен на жилье, по утверждению Зельман, являлось соотношение между медианными показателями стоимости жилья и дохода. Исторически в Соединенных Штатах это соотношение равнялось 3: 1; к концу 2004 года по всей стране оно поднялось до 4: 1. «Все эти люди утверждали, что почти такое же соотношение наблюдается и в других странах, — говорит Зельман. — Но соотношением 4: 1 проблема не ограничивалась. В Лос-Анджелесе данный коэффициент составлял 10: 1, а в Майами — 8,5: 1. Добавьте сюда тех, кто покупал дома не для личного пользования, а с целью спекуляций[9]. С середины 2005 года количество табличек «Продается» постоянно увеличивалось. Летом 2006 года индекс Case-Schiller цен на жилье достиг максимума, и цены по всей стране начали падать. За год они снизились на 2 %.
Даже по отдельности эти новости — повышение стандартов оценки и падение цен на жилье — должны были подорвать рынок низкокачественных облигаций и вызвать рост стоимости страхования облигаций. Вместо этого стоимость страхования облигаций упала. Страховка самых рискованных траншей класса «три В» низкокачественных ипотечных облигаций теперь стоила меньше 2 % в год. «Мы, наконец, заключили сделку с Липпманном, — говорит Айсман. — После чего попытались сообразить, что же мы сделали».
После заключения первой сделки они тут же попали в беспрерывно расширяющийся список электронной рассылки Липпманна. Вплоть до самого краха он бомбардировал их агитками относительно рынка жилья и собственными рекомендациями по поводу низкокачественных ипотечных облигаций, на понижение которых должны ставить его клиенты. «Каждый раз, когда Липпманн предлагал нам какие-нибудь ценные бумаги, мы с Винни переглядывались и отвечали отрицательно», — рассказывает Дэнни Мозес. Они следовали советам Липпманна, но не до конца. Они все еще не доверяли представителям облигационного бизнеса с Уолл-стрит: так или иначе, оценивать отдельные облигации должны были они, а не Липпманн.
Майкл Бэрри сосредоточился на структуре кредитов и делал ставки на пулы с высокой концентрацией тех типов кредитов, которые, по его мнению, неминуемо должны стать проблемными. Айсман с партнерами сосредоточились на людях, занимавшихся заимствованием и кредитованием. Рынок низкокачественных ипотек затронул тот сегмент американской публики, который раньше не интересовал Уолл-стрит: слой с кредитным рейтингом между 5-м и 29-м процентилями. Другими словами, компании предоставляли деньги людям, кредитоспособность которых была ниже, чем у 71 % остального населения. Как распорядятся своими финансами малообеспеченные слои населения? Насколько должны упасть цены на их дома, чтобы они перестали погашать кредиты? Какие ипотечные кредиторы оказались самыми нечистоплотными? Какие фирмы с Уолл-стрит выпускали наиболее ненадежные ипотечные облигации? Какие категории людей, в какой части страны демонстрировали наивысшую степень финансовой безответственности? Уровень дефолтов в Джорджии в пять раз превышал аналогичный показатель во Флориде, хотя в обоих штатах уровень безработицы был одинаковым. Почему? В Индиане уровень дефолтов составлял 25 %, а в Калифорнии всего 5 %, хотя калифорнийцы, как казалось, не отличались финансовой ответственностью. Почему? Винни и Дэнни полетели в Майами и побывали в незаселенных кварталах, где дома были построены за счет низкокачественных кредитов. Они своими глазами увидели, насколько плохо обстоят дела. «Они позвонили мне в ужасе: “Господи, ситуация просто катастрофическая”», — вспоминает Айсман.
Короче говоря, они провели стандартный анализ кредитов, который, следовало бы проводить до кредитования. И начали охоту на жуликов и дураков. «Впервые всю плачевность ситуации я осознал, когда попросил Липпманна выслать мне перечень сделок с кредитами без документов за 2006 год», — говорит Айсман. Айсман, склонный видеть мошенничество во всех рыночных операциях, хотел поставить на американцев, которые получили кредиты без подтверждения занятости и размера дохода. «Я ожидал, что в списке Липпманна будут сделки, где кредитов без документов окажется порядка 20 %. Но их доля нигде не была меньше 50 %».
