Анетт Асп - Круто! Как подсознательное стремление выделиться правит экономикой и формирует облик нашего мира
Статусные системы в дикой природе
В 1651 г. Томас Гоббс[36] в своем труде «Левиафан» задался вопросом: на что была похожа жизнь в естественном состоянии, до появления правительств и государственной власти? По его представлениям, это должна была быть война всех против всех – по двум принципиальным причинам. Во-первых, утверждал Гоббс, все люди постоянно стремятся к славе, то есть к статусу. Даже великих королей не удовлетворяют их империи. Во-вторых, люди равны в своих способностях убивать друг друга, что дает им равные возможности заявлять свои права на ресурсы. В результате их жизнь, по его знаменитому замечанию, должна быть «грязной, жестокой и короткой». Не до конца понятно, что Гоббс имел в виду под «естественным состоянием», так как он использовал этот термин в отношении как гипотетической доцивилизованной эры, так и разрушения современного общества, переходящего от гражданского к анархическому, свидетелем чего он был во время Английской революции. Однако, исходя из рассуждений Гоббса об американских «дикарях», можно предположить, что он подразумевал в первую очередь времена до появления государственной власти. Сегодня умозрительные рассуждения о естественном состоянии распространяются не только на эволюцию человека и доисторический период, но также и на эволюционные связи между общественным строем у человека и других животных.
Как выяснилось, домыслы Гоббса о наличии естественного равенства среди людей (то есть равных возможностей для доминирования) неверны в отношении наших ближайших генетических родственников – шимпанзе. Таким образом, природа сама предлагает нам решение проблемы «естественного состояния» – и оно приводит совсем к иному результату, чем предполагал Гоббс. Шимпанзе активно конкурируют друг с другом за ресурсы, особенно за пищу и партнеров. И если бы они действительно были равны в своих способностях к получению пищи и партнеров, то их жизнь, скорее всего, действительно напоминала бы войну всех против всех. Но самцы шимпанзе не равны в гоббсовском смысле. Они достаточно различаются между собой по силе и другим преимуществам, что делает их неравными по способностям к обладанию ценными ресурсами.
На основании таких различий создается линейная общественная иерархия, так что, грубо говоря, член группы, занимающий более высокое положение, доминирует над теми, кто находится ниже. Важная особенность общественной иерархии у шимпанзе состоит в том, что подчиненные особи часто избегают стычек за ресурсы, в буквальном смысле убегая при появлении доминантного самца либо демонстрируя покорность. В определенном ироничном гоббсовском смысле альфа-самец также ведет себя как своего рода левиафан, поддерживающий порядок путем подавления споров между членами группы{174}. Статусные системы в дикой природе устанавливают иерархию в доступе к ресурсам, где одни члены группы имеют на них больше прав, чем другие. Иерархия – это природное решение проблемы общественного порядка, и именно она, скорее всего, служит первичным источником социального неравенства в человеческих сообществах.
Бунтари и благородные дикари
Статусные иерархии широко представлены в живой природе среди самых разных видов – от насекомых до птиц, от рыб до млекопитающих. Как же обстоит дело с нами, людьми? Во многих теориях потребления до сих пор господствует идея о том, что обеспокоенность статусом – это «неестественное» порождение современного общества. Не обходится и без рассуждений о людях, напоминающих «благородного дикаря» Руссо, – представителях сохранившихся до наших дней первобытных обществ и их почти универсальном эгалитаризме[37]. Для племен охотников и собирателей характерно слабое политическое лидерство, а какие-либо ранги или распределение членов общества в соответствии со статусом фактически отсутствуют. Поэтому критики консюмеризма часто романтизируют представителей подобных обществ, изображая их пацифистами со скромными запросами и редкими конфликтами, что якобы объясняется отсутствием у них обеспокоенности статусом{175}.
Однако такие взгляды неверно интерпретируют природу охотничье-собирательского эгалитаризма. Будет ошибочно думать, что социальное разделение не существовало до появления более сложных обществ, таких как вождества, примитивные царства и ранние города-государства. Несмотря на преобладание эгалитарных отношений среди первобытных племен, социальное разделение существовало задолго до того, как появилось сельское хозяйство и произошел переход к ранним городам-государствам. Например, при раскопках захоронений в Сен-Жермен-ла-Ривьере, в тридцати километрах к востоку от Бордо (их возраст – примерно пятнадцать с половиной тысяч лет), были обнаружены экзотические украшения, которые, скорее всего, принадлежали представителям привилегированных групп общества{176}. Действительно, археологические находки говорят о том, что неэгалитарные сообщества охотников и собирателей существовали по всему миру{177}. Так отражает ли эгалитаризм современных охотничье-собирательских обществ изначальное отсутствие обеспокоенности статусом? Заложен ли он в человека от природы, как это можно наблюдать у некоторых других общественных приматов (например, у беличьих обезьян){178}? Или же мы больше похожи на шимпанзе, кур и прочих животных, для которых характерен врожденный деспотизм и стремление к конкуренции за положение в группе, приводящее к появлению социальной иерархии?
Антрополог Кристофер Бём давно интересовался этими вопросами в отношении приматов и первобытных людей{179}. Его исследования очень важны для понимания того, как в первобытных племенах охотников и собирателей поддерживается эгалитарная структура. Бём считает, что люди по своей натуре деспотичны, а отнюдь не эгалитарны. Охотники и собиратели поддерживают эгалитаризм в своих группах с помощью того, что Бём описывает как обратную иерархию и механизмы выравнивания. Лица, занимающие в племени подчиненное положение, образуют союзы, цель которых – контроль альфа-самцов путем общественных санкций, применяемых к тем, кто стремится к власти. Бём называет эту стратегию «бунтом нижестоящих»{180}. Он отмечает, что для всех видов, склонных к деспотии, характерно острое неприятие подчиненного положения, что и приводит к бунтам против доминантных представителей группы. Таким образом, «нижестоящие» могут формировать союзы, чтобы объединить и упорядочить свои бунтарские стремления.
Нежелание подчиняться – изначальный источник бунтарского инстинкта, подвигающего противостоять доминантным иерархиям. Бём предполагает, что шимпанзе иногда объединяются против альфа-самцов именно благодаря этому бунтарскому стремлению, и замечает, что это, скорее всего, было свойственно и нашему общему предку{181}. Коалиционное поведение – древнейшая коллективная деятельность – у человека становится более сложным и в конечном итоге преднамеренным. По мнению Бёма, именно из него берет начало мораль, так как в человеческом обществе нравственные запреты служат основным методом контроля альфа-самцов, которые склонны к излишней конкуренции, доминированию и преследованиям более слабых. В результате часто возникают напряженные отношения между группой и индивидуумом, стремящимся к обретению статуса.
Неизвестно, какие отделы головного мозга связаны с бунтарским инстинктом, но мы предполагаем, что он имеет касательство к сильному эмоциональному отклику, который вызывается несправедливым отношением. Вспомните, к примеру, игру «Ультиматум», с которой вы познакомились в третьей главе (вы должны были решить, принять ли часть из двадцати долларов, имеющихся у партнера). Представьте, что партнер предлагает вам два доллара (а вы знаете, что ему дали двадцать). Вы согласитесь? Большинству людей такое предложение кажется оскорбительным, и они предпочитают отказаться. Многим ученым отказ от несправедливого предложения представляется экономической загадкой, так как принятие даже незначительной суммы повышает полезность – лучше хоть что-то, чем вообще ничего{182}. Одно из объяснений подобного поведения таково: это развившаяся в ходе эволюции реакция, которая бывает затратной, однако способствует сотрудничеству и помогает людям не превратиться в неудачников, которыми все так и норовят воспользоваться. Исходя из этого, такая реакция – продукт машины выживания. Ее можно считать социальным инстинктом, представляющим собой эмоциональный отклик на эволюционно значимую задачу. Именно поэтому люди отказываются от невыгодных предложений, не задумываясь. Заглянув в головной мозг тех, кому делали подобные предложения, ученые обнаружили, что островковая кора активизируется{183}. Чем выше активность, тем вероятнее отказ. Эта область головного мозга задействована в чувстве отвращения и часто активизируется в неприятных социальных ситуациях (вероятно, неслучайно мы часто пользуемся одними и теми же словами, выступая против несправедливости и описывая чувство глубокого отвращения). И наоборот, когда игроку говорят, что предложение ему делает компьютерная программа, случайным образом определяющая сумму, он с удовольствием принимает любое количество денег и не злится. Это означает, что людей возмущает не предложение как таковое, а недобрые намерения. Именно ощущение того, что кто-то стремится нажиться за ваш счет, вызывает злобу, недовольство и вражду – напитанные эмоциями типы поведения, управляемые машиной выживания. Они возникают несмотря на то, что не просто не приносят никакой выгоды, но и дорого нам обходятся.
