Грэг Стейнметц - Самый богатый человек из всех, кто когда-либо жил
Фуггеру наверняка хотелось, чтобы так продолжалось до конца его дней. В общем-то, эта «линейная последовательность» осуществилась. Он пополнял свою «кубышку» каждый год и превратился из просто богатого купца в богатейшего человека на земле. Но он был вынужден уделять немало внимания отражению нападок со стороны уязвленной широкой общественности и тех, кто притворялся его соратниками. С этими противниками он сражался с той же энергией, с какой выступал против коммерческих конкурентов. Никаких колебаний, никакой нерешительности – даже когда проливалась кровь. Фуггер был безоговорочно убежден в правоте своих действий: Господь послал его на землю, чтобы зарабатывать деньги. Ничто не должно мешать исполнению Божьей воли.
Нынешний Фуггер сильно отличался от того тридцатилетнего предпринимателя-сорвиголовы, который отважился рискнуть всем ради кредита герцогу Зигмунду и который верхом объезжал рудники, дабы удостовериться, что венгерская «карта» не окажется битой. Ныне ему исполнилось пятьдесят шесть лет, он прожил четверть века в браке и продолжал заниматься бизнесом. В хрониках нет ни единого указания на то, что женитьба изменила его образ жизни или отвлекла от зарабатывания денег. Наиболее значимая перемена состояла в том, что он, нравилось ему это или нет, стал политиком, оставаясь, разумеется, бизнесменом. Сами масштабы его деятельности неизбежно втягивали Фуггера в дела сильных мира сего и превращали в важного игрока на политической арене. Возможно, он искренне наслаждался этой игрой на высшем уровне, но необходимость управления крупнейшим коммерческим предприятием Европы все чаще виделась обузой. Кредиторы, клиенты и поставщики постоянно требовали внимания. Короли и епископы по всей Европе жаждали его денег. Лишь император отличался разнообразием интересов. Аугсбургский художник Йорг Брой в эти годы написал портрет Фуггера. Коммерсант выглядит утомленным, его взгляд устремлен в небеса. В образе легко читается страх Фуггера перед неминуемой смертью.
Именно в этот поздний период своей деловой карьеры он внес весомый вклад в мировую историю. Томас Карлейль[39], формулируя свою теорию великих личностей, рассуждал о королях, пророках и поэтах, но пренебрег предпринимателями. В чем величие последних? Они просто находят деньги для тех, кто добивается величия. И тем самым изменяют мир. Фуггер, наверное, не прошел бы «тест» Карлейля, однако он изменил мир в достаточной степени, чтобы заслуженно претендовать на титул самого влиятельного бизнесмена в истории. Рокфеллер и Ротшильд не обладали большим влиянием на политические дела своего времени.
Основного успеха Фуггер добился с Габсбургами. Первое свершение датируется 1514 годом, когда он фактически заставил Максимилиана создать Австро-Венгерскую империю – политический колосс, который просуществует четыреста лет и будет определять ситуацию в Европе вплоть до своего «последнего вздоха» в Первой мировой войне. Вторым свершением – от 1519 года – считается эпизод, когда Фуггер ссудил деньгами юного короля Карла V и тем самым сохранил немецкоязычную Европу в руках семейства Габсбургов, обеспечив устойчивость империи, что охватила позднее большую часть земного шара.
В достижениях Фуггера, равно коммерческих и политических, современного человека смущает то, что случились они давным-давно и представляются имеющими крайне мало влияния на нынешнюю жизнь. Уничтожение медного картеля и удар, нанесенный Ганзейскому союзу, сегодня значимы лишь постольку, поскольку из этих событий можно извлечь полезные уроки. Важность выявления уязвимостей конкурентов и мотивации потребителей; преимущества собственной незаменимости для клиентов; необходимость сохранять присутствие духа в критической ситуации – вот уроки Фуггера, действенные в любую эпоху. Что касается его политических достижений, они оставались значимыми во время Наполеона и даже Бисмарка и Вудро Вильсона, но сегодня таковыми не выглядят. Ныне Испанию с Германией объединяет Европейский союз, а не королевская семья. Испания утратила свои позиции в Латинской Америке, Австрия лишилась контроля над Венгрией. Влияние Габсбургов в этих регионах сохранилось – например, оно проявляется в том, что почти 400 миллионов латиноамериканцев говорят на испанском языке; однако границы на карте Европы, прочерченные при помощи Фуггера, давно стерлись.
При этом еще одно свершение Фуггера изменило мир таким образом, что данное изменение ощущается до сих пор. Речь о его роли в снятии церковного запрета на ростовщичество – взимание процентов с выданного кредита. В той степени, в какой вообще допустимо благодарить единственного человека за возможность свободно занимать деньги на покупку дома или открывать накопительный счет с процентами, наша благодарность достается Якобу Фуггеру.
«Антифуггеровское» движение, которое началось с протестов Ганзы, нарастало в прямой зависимости от увеличения известности Фуггера. Якоб не скрывал своего богатства. Герб обеспечил ему доверие важных клиентов, а обоз с золотом, продемонстрированный в Констанце, стал своего рода сигналом, что свойственно для эпохи, когда общественные отношения определялись молвой. Однако слава означала также пристальное внимание – и поношения. В 1513 году успехи Фуггера заинтересовали группы нюрнбергских интеллектуалов. Возмущенные его богатствами и методами, какими он достиг своего положения, эти люди воспользовались церковным запретом на ростовщичество как поводом для атаки на Фуггера, имея вдобавок намерение покончить в целом с социальной практикой, ныне именуемой капитализмом. Возглавлял группу священник по имени Бернард Адельман, который возненавидел Фуггера, когда тот отказался продать ему должность епископа Аугсбурга. Его поддерживал ученый-гуманист Виллибальд Пиркхаймер. Этот гуманист дружил с Дюрером и снискал столь почтенную репутацию как ученый, что Эразм называл его «главным светочем Германии». Сегодня кажется неизбежным, что, по мере развития коммерции и технологий, феодализм с его владетелями, сервами и самодостаточными хозяйствами, должен уступить место рыночной модели, то есть экономике, которая распределяет ресурсы на основании возможности их оплатить, а не на основе потребностей. Но в дни Фуггера считалось, что первые «рыночники» попросту присваивают себе все, до чего способны дотянуться.
Единственным формальным препятствием для Фуггера являлась церковь, в более широком контексте – христианская вера. Иисус неоднократно осуждал богачей. Фуггер мог отмахиваться от невнятных рассуждений наподобие «Не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6:24), однако должен был следовать правилу «взаймы давайте, не ожидая ничего» (Лк. 6:35), поскольку Рим толковал эти строки как запрет на ростовщичество. Словари определяют ростовщичество как взимание чрезмерно высоких процентов с одолженной суммы. Церковь же следовала словам Иисуса буквально, полагая ростовщическим любое условие процентов, независимо от размера. То есть всякий, кто брал проценты, считался лихоимцем, ростовщиком. Таким людям грозили всевозможные кары, кроме, разве что, казни: отлучение, отказ в отпущении грехов и отказ в христианском погребении. Каждое из этих наказаний превращало преступника в социального парию. Суровость устоев напоминала христианам, что Господь покарает, даже если получится скрыться от церкви. Ведь Бог всеведущ, он опознает ростовщиков и ввергнет тех в адское пламя.
Отлучения Фуггер нисколько не опасался. Если церковь отлучит его, тогда клирикам придется отлучить и всех прочих христиан-заимодавцев. А это немыслимо; подобных людей попросту слишком много. Обвинений в ростовщичестве он тоже не страшился. Одной из сильных сторон Фуггера была абсолютная уверенность во всем, за что он брался. Компенсация усилий и рисков виделась ему совершенно справедливым условием. Для него слова Иисуса «взаймы давайте, не ожидая ничего» означали, что Спаситель призывает к благотворительности – не более того.
Однако Фуггеру пришлось озаботиться этими обвинениями, потому что к ним прислушивались его вкладчики, внимавшие речам клириков. Всякий раз, отдавая деньги Фуггеру, вкладчики, как и банкиры, ожидали получить проценты. Им полагалось 5 процентов, но они ощущали себя заклейменными. Нюрнбергская группа распространяла памфлеты о ростовщичестве после Кельнского сейма – в надежде добиться запрета банковских депозитов и уничтожить фуггеровскую машину сбора средств. Это был удар в самое сердце. Если Фуггер лишится возможности собирать деньги, он не сможет далее выдавать кредиты. А если такое произойдет, его бизнес изрядно сократится, а влияние исчезнет. Нападки становились все ожесточеннее, и Фуггер решил, что церкви пора перестать противиться прогрессу. Он хотел, чтобы церковь недвусмысленно легализовала проценты, и предпринял ряд действий, чтобы реализовать это намерение. Пожалуй, Фуггер единственный был достаточно силен для того, чтобы вступить в борьбу. Последовавшая схватка отразила переход от феодальной экономики к рыночной.
