Бет Симон Новек - Умные граждане – умное государство

Глава 2

Становление профессионального управления

Всякая профессия есть заговор против непосвященного.

Джордж Вашингтон[165], Томас Джефферсон[166], Джеймс Мэдисон[167], Александр Гамильтон[168]. Имена знаменитых «отцов-основателей» Соединенных Штатов известны каждому. Однако лишь немногие слышали об Эбенезере Боумане или Стивене Чэмберсе из Пенсильвании, Оливере Эллсворте из Коннектикута или Натаниэле Горхэме из Массачусетса, несмотря на важную роль этих исторических деятелей.

Это лишь единицы из тысяч – «нас, народа»[169], – боровшихся за принятие Конституции США и ратифицировавших ее на учредительных собраниях в каждом из штатов. Несмотря на сложность задачи, авторы Конституции, принятой на Конституционном Конвенте в Филадельфии, пошли на беспрецедентный шаг, предложив ратифицировать ее именно народу, а не Конгрессу конфедерации или законодательным собраниям штатов – иначе говоря, любителям, а не профессионалам.

В Войне за независимость сражались десятки тысяч рядовых граждан, а не только те, кого историк Т. Х. Брин назвал «горсткой представителей элиты, спорившей о политической теории». Поэтому, переселяясь в еще не достроенную президентскую резиденцию в Вашингтоне, Джон Адамс[170] понимал, что его направили сюда те самые люди, с которыми он плечом к плечу воевал против Британской империи. Белое каменное здание было не просто резиденцией, оно почти сразу стало символом этой своеобразной и хрупкой демократии.

Любопытные соседи беспрепятственно бродили по строительной площадке. В 1801 году Джефферсон открыл двери особняка для посетителей и устроил для всеобщего развлечения выставку экзотических животных. Он поручил Льюису и Кларку[171] пригласить в гости представителей коренного населения, с которым они неоднократно встречались, исследуя необъятные просторы Америки, и вскоре вожди нескольких индейских племен разбили лагерь на лужайке «великого вождя» в Вашингтоне.

Однажды встреча Джона Адамса с государственным секретарем Генри Клэем была прервана неким Элеазаром Паррали, зашедшим приветствовать президента и пожать ему руку. Паррали представился местным зубным врачом. Президент немедленно завершил встречу с государственным секретарем и попросил Паррали удалить больной зуб.

Авраам Линкольн пускал солдат на второй этаж, где они могли немного поспать на установленных там диванах. Франклин Пирс, занявший пост президента в 1850-х, однажды так ответил прохожему, просившему разрешения зайти и оглядеть красивое здание:

Мой дорогой сэр, дом принадлежит не мне, а народу! Конечно, вы можете ходить по нему, если захотите.

По современным стандартам, в отношениях между народом и властью царила полная неформальность. Несмотря на горячую веру А. Г. Черча[172] в эффективный административный аппарат, профессиональных государственных служащих в Америке не было до конца XIX века. Строго говоря, отсутствие профессиональной государственной службы и свобода толкования, которую конституционные нормы давали в вопросах администрирования, вовсе не означали отсутствия административных функций. Сбор налогов, корабельных пошлин, создание системы частных патентов стали жизненно важными источниками средств для молодой и обремененной долгами нации. Среди государственных социальных проектов начала XIX века были лишь пенсии ветеранам и их вдовам да материальная помощь пострадавшим от стихийных бедствий. Эмбарго Джефферсона 1807–1809 годов[173], наложенное на все иностранные суда, было важным внешнеполитическим маневром, но его практическое осуществление потребовало высокого административного искусства[174].

Тем не менее государственное управление по-прежнему оставалось «лоскутным одеялом» из отдельных мер, в основном местного характера. Заслуги не являлись решающим фактором при трудоустройстве. Не существовало факультетов политических наук, где учились бы те, кому предстояло работать в правительстве. Впрочем, и сами социальные науки еще не были выделены в то время в отдельную академическую область. Отсутствовала устойчивая система единого административного права.

Практическое государственное управление было темой не научных исследований, а так называемой «литературы гражданского высказывания» (citizens’ literature)[175]. Первый профессор права и государственного управления Университета Виргинии использовал в своей программе не учебники, которых тогда еще не существовало, а такие документы, как Конституция, сборник «Федералист»[176], прощальная речь Джорджа Вашингтона, решения верховного судьи Джорджа Маршалла, резолюции генеральных ассамблей штатов Виргиния и Кентукки[177]. Отцы-основатели были не профессионалами, а практиками, объединившими в своем лице «джентльмена и колониста, для создания нового американского гражданина»[178].

В организации жизни новых общин бескрайнего Северо-Запада активно участвовали обычные люди. Фредерик Джексон Тернер[179] восхищался эффективностью самоуправления американскими лесными и приграничными поселениями, высоко оценив его в фундаментальном труде «Важность новых территорий в американской истории»[180]: «Каждая мобилизация милиции, строительство каждого дома, спуск баржи, соревнование по стрельбе, забег по плавающим бревнам были по своей сути политическими собраниями, на которых лидеры общины выступали с речами, зачитывали свидетельства и боролись за голоса избирателей»[181]. Путь к административной работе был открыт для каждого, и выполнять ее приходилось людям без политического опыта.

Однако к середине XIX века эпоха основателей подошла к концу. Вместе с ней ушли в прошлое и «литература гражданского высказывания», и джентльмены – хранители закона, и вольная демократия приграничных поселений. Как на общенациональном, так и на местном уровнях управления рядовых граждан заменили профессионалы, к которым перешло право принимать решения. Постепенно утрачивались неформальность доступа и простота непосредственного участия, свойственные общественной жизни до индустриализации, когда повседневными делами общества приходилось заниматься каждому.

XIX век шел своим чередом, страна росла, совершенствовались технологии. В борьбе с крайностями развивающейся капиталистической экономики и на фоне растущей озабоченности городскими проблемами формулировались вопросы труда и социальной помощи, муниципальной реформы, защиты потребителей, – оформлялись интересы аграриев в области железных дорог, тарифов и антимонопольного регулирования[182]. Все это требовало более эффективного управления. По сравнению с 780 правительственными служащими (без учета помощников почтмейстеров) 1792 года, в 2014 году в исполнительной ветви власти федерального уровня было занято более 2 млн профессионалов государственного управления[183].

Итак:

• Почему в современной традиции государственное управление воспринимается как область деятельности профессионалов?

• Как сумело это представление так глубоко укорениться в политической культуре, что стало аксиомой?

• Почему широкие слои населения больше не привлекаются к управлению общественной жизнью?

• Почему считается, что авторитетное мнение высказывают лишь юристы и политологи?

Конечно, на нескольких страницах невозможно адекватно рассказать о развитии административного управления в США в XIX веке. Однако сегодня, когда мы говорим о необходимости возврата к осознанию ценности компетенций граждан, а совокупный «интеллект общества» представляется фундаментом для институциональных инноваций, важно понять, как и почему ежедневное, обыденное участие граждан в политическом процессе утратило свою популярность.

Передача государственной власти в руки профессионалов в конце XIX – начале ХХ века должна была перевести управление на научную основу и одновременно создать барьер для коррупции, кумовства и неэффективности. Публика при этом неумышленно оказалась отрезана от сколько-нибудь осмысленного участия в процессе. Теодор Рузвельт сокрушался:

Это факт, хотя и неприятный: если необходима упорная работа и внимание к деталям, обычные граждане, для которых участие в политике всего лишь обременительная обязанность, всегда проиграют организованной армии профессионалов, для которых политика – и бизнес, и долг, и удовольствие[184].

Исключение общества из управления привело к уверенности – и теперь поддерживается ею, – в том, что люди не хотят или не могут участвовать в самоуправлении, за исключением мероприятий в поддержку той или иной партии или борьбы за личные интересы.

Опора на профессионалов в вопросах общественного управления возникла в контексте трех основных социальных тенденций середины XIX века:

• индустриализации и появления общественных институтов с возможностями, адекватными масштабу и сложности современной им жизни;