Петер Козловски - Этика банков
Стремление следовать за теми, кто в свою очередь копирует поведение других, не является рациональной и этической максимой, так как здесь отсутствует интерес к вызывающим его причинам. Однако именно это зачастую является максимой биржи. Правило никогда не следовать за другими тоже не является рациональной и этической максимой, поскольку нерационально никогда не брать пример с других, так как принцип следования за другими имеет значение для определения биржевой стоимости ценных бумаг. При этом рациональным может оказаться и подчинение стадному инстинкту. Здесь проявляется первый признак этики – мудрость: не всегда правильно следовать за другими, так же неправильно не следовать за другими. Однако всегда оправданно, и это признак мудрости, умение пользоваться таким объемом информации, чтобы по приемлемым затратам разобраться в побудительных мотивах других, и на основе этой информации и оценки поведения других действовать самостоятельно.
Этика мудрости порождает скепсис в отношении самого себя и знаний других, осторожность при завышенных оценках, дополнительную проверку положения дел и качества услуг или товаров. Мудрость, практичность мудрости (practical wisdom) или практическая мудрость (phronesis) в греческой, главным образом аристотелевской, этике не исчерпывает полноту этики, но является ее важной составляющей.
Как же может мудрый человек согласиться с тем, что благодаря такому «структурированному продукту» (structured product), как обеспеченные долговые обязательства (collateralized debt obligation – CDO), на основе консолидации трех плохих по качеству ипотечных ссуд может получиться качественный кредит? Как мировая банковская система, поверившая в финансовую алхимию или финансовую магию, смогла допустить немыслимые убытки, если алхимия и магия на протяжении столетий пользовались плохой репутацией и были синонимами шарлатанства?
Весьма опасным и достаточно убедительным является аргумент, доказывающий, что до сих пор никто не осмелился создать такой структурированный продукт в кредитной сфере, который к тому же мог бы еще и функционировать. Ведь нельзя априори исключать возможность функционирования того, о чем до этого никто не задумывался. Нельзя отрицать того, что Колумб по пути на Запад мог открыть Индию, хотя она находится восточнее Европы. Если банк «Морган Стенли» впервые в истории финансового дела придумал обеспеченные долговые обязательства для того, чтобы расширить возможности выдачи кредитов, – то почему это не должно функционировать?
Алхимия ослеплена идеей преобразований, согласно которой можно изменять вещество. Эта идея в каком-то смысле близка христианской вере в то, что Бог способен изменять вещество. Так почему же в этом отказано человеку? Легко превратить навоз в золото, если овладеть принципом изменения вещества. При этом не обязательно использовать именно серебро или бронзу для их превращения в золото, для этого годится любое вещество. С алхимией связана магия, способность непосредственного влияния духа на материю и ее агрегированные состояния. Как иронически высказался философ Людвиг Виттгенштейн в отношении книги Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес», дух в магии влияет непосредственно на материю. При чтении очень сухих стихов белье на веревке сохнет очень быстро. При менее сухих или неспешных стихах оно сохнет медленнее. Банкир своим хорошо оплачиваемым духом влияет на материю «структурированного продукта» (structured products) и превращает три плохих кредита в единственный хороший кредитный пул.
Старое правило гласит, что крестьянин или торговец зерном должен продавать не тощую, а полноценную пшеницу. Автор, только начав изучать экономическую этику, заинтересовался тем, что такое тощая пшеница. Оказалось, что это пшеница, в которой мало зерен на колоске. Кажется легко отличить полноценную пшеницу от тощей пшеницы. Несмотря на это, старая хозяйственная этика полна примеров такого рода предостережений. Мясная ассоциация в Кельне заставила членов ассоциации, которые добавляли в колбасу много воды, в присутствии всех членов ассоциации выпить воду из Рейна, что, понятно, было слишком унизительно. Члены ассоциации поступили таким образом потому, что понимали, что манипуляции с колбасой вызывают недоверие не только к ним, но и ко всем мясникам и ослабляют доверие к их продукции. Они хорошо представляли себе ущерб, нанесенный целой отрасли, – ведь клиенты могли найти ей замену: потреблять рыбный паштет, мармелад, овощную смесь и т. д. или просто меньше есть мяса и колбасы.
Финансовая отрасль потеряла доверие из-за таких некачественных продуктов, как обеспеченные долговые обязательства. По имеющимся оценкам, ущерб будет очень большим и долговременным[1]. Клиенты найдут замену коммерческим банковским кредитам. Кооперативные банки, строительные сберегательные кассы, различные формы участия вместо кредитов, сбережения в чулках вместо их хранения на счетах, ссуды банков с государственным участием и т. д. – все это уменьшит объемы кредитования коммерческих банков. Разобщенность банковской системы в интересах коммерческих банков приведет к противоположному – к ее консолидации в интересах кооперативных банков, сберегательных касс и т. д.
Что здесь имеет отношение к этике? Человеку сложно быть объективным в оценке реальности, так как он наделен умом, фантазией и силой воображения. И чем сильнее в нем эти качества, тем в большей степени он подвергается опасности познать не действительность как таковую, а ее фантом. Кто откажется превратить три плохих вещи в одну хорошую… Переход в другой вид (metabasis eis allo genos), так говорили греки, если речь шла о замене одного ошибочного решения другим. Этика в данном случае означает не что иное, как реальность – реальность предотвращения попыток поддаваться собственным фантомам.
Одним из самых больших врагов действительности является ценность, так как она находится между реальным и воображаемым. В чем же заключается ценность надежности кредита? Стоимость транспортировки, рыночная стоимость, налоговая база и т. п., множество возможных оценок являются подтверждением того, как легко ошибиться тому, кто что-то оценивает. Пригород одного американского города, возникший пять лет назад, за один год потерял привлекательность из-за снижения стоимости земли, которая теперь немногого стоит. Более трети жилых домов стоят пустыми, никто не желает больше жить и в других его частях. Весь город в упадке. Однако, с другой стороны, нам придется оценить эту ситуацию как неизбежную. Один умный швейцарский банкир крупного базельского банка, перешедший впоследствии на работу в другой банк, однажды сказал автору, что важнейшим уроком, полученным им в банковской профессии, было то, что сделку с деньгами следует рассматривать так, как сделку с картофелем: трезво, скептически, реалистично, неграндиозно.
Картофель в отличие от денег не годится для алхимии и магии. Для того чтобы не впасть в фантазм в обращении с деньгами, следует к ним относиться как к картофелю. Трезвость, скепсис и реализм в противовес собственному желанию завысить какую-либо ценность обеспечат возможность осторожной оценки, обоснованности цены и реализма в ожидании прибыли. Это трезвые цели этики мудрости финансового дела. То, что в категориях финансов речь однозначно не идет о картофеле, существенно осложняет соблюдение этики мудрости, так как фантазм постоянно подвергается опасности выбора между финансовым титулом и тем, как мы его оцениваем, и при этом искажает наше восприятие реальности. В конечном итоге финансовое дело с точки зрения этики значимее и уязвимее реальной экономики, поскольку в последней реальность продукта легче распознать и оценить.
Финансовая сфера, реализующая свои особо важные функции и участвующая в создании денег путем выдачи кредитов, этически более значима, чем отрасли реальной экономики. Однако изначально, как и в реальной экономике, речь должна идти о свободе, свободе деятельности и свободе договоренностей. Финансовое хозяйство имеет право на свое функционирование само по себе, а не на основе государственной лицензии на деятельность. Государство не является ведомством, дающим или отбирающим у банков и финансовых институтов лицензию на соответствующую деятельность – как во время финансового кризиса, так и после него. Даже в той ситуации, когда некоторые банки допустили большие ошибки, нельзя лишить всех граждан права создавать и поддерживать банки. Нельзя привлекать общество к лицензированию такой деятельности. Частная автономия и свобода договоренностей – это не то, что гарантируется государством, напротив, это принцип, на котором основывается государство, и оно не вправе на него покушаться. Государство не предоставляет свободу, а гарантирует ее. При этом свобода договоренностей и свобода деятельности в банковской сфере – это не то, что государство разрешает в виде исключения, а то, что оно обязано обеспечить.
