Виртуальный свет - Гибсон Уильям
– Какие еще гвозди? – спросил Райделл.
– Долго рассказывать, – отмахнулась Шеветта. – Это я от Скиннера слышала. Страшные дела.
Дора, Саблеттова мать, пила мексиканскую водку с кока-колой. Пьют и такое, пьют и похуже, но чтобы безо льда, при комнатной температуре… Да и наливалось все это из больших пластиковых бутылок, купленных, судя по внешнему виду, еще до Рождества Христова – может, последнего, а может, и того, самого первого. Водка-то еще и ничего, а вот кока-кола выдохлась напрочь, ни одного пузырька; по некотором размышлении Райделл решил, что ему и вообще не хочется водки – ни теплой, ни холодной.
В гостиной Дориного трейлера не было ни стульев, ни табуреток, только диван и кресло с откидной спинкой. Дора полулежала в кресле, положив ноги на край столика, – это я, извинилась она, для кровообращения. Райделл и Шеветта примостились на крошечном, чуть побольше банкетки, диванчике, а Саблетт сидел прямо на полу, подперев коленями широкий костлявый подбородок. Гостиная поражала стерильной чистотой, полным – несмотря на изобилие безделушек – отсутствием пыли. Саблетта берегут, догадался Райделл. А украшалок быта было действительно много – картинки и фотографии, декоративные теремки и статуэтки, резные полочки с теми же самыми статуэтками и знаменитые молельные платочки. Ну, крыса крысой, подумал Райделл, взглянув на плоский голографический портрет преподобного Фаллона. Кожу себе на морде подтянул, загар искусственный навел, а все равно как был крысой, так и остался. Большой портрет Джей-Ди Шейпли действовал Райделлу на нервы, его глаза, казалось, все время смотрели на тебя. Самые, нужно думать, любимые в семье вещи, включая портрет Фаллона, группировались вокруг старомодного телевизора – большого, сверкающего хромировкой ящика, разительно непохожего на современные ультраплоские модели. По экрану беззвучно метались герои какого-то черно-белого фильма – громкость Саблетт убрал до нуля.
– А может, вы все-таки выпьете?
– Большое спасибо, – чуть поклонился Райделл, – но мне правда не хочется.
– Джоэлю я не предлагаю, он у нас трезвенник. Аллергия, и никак с ней не справиться.
– Да, мэм, я знаю.
Джоэль? До этого момента Райделл даже и не задумывался, что у Саблетта есть какое-то имя, Саблетт себе и Саблетт.
Одежда Джоэля Саблетта сверкала непорочной белизной – новехонькие белые джинсы, белая футболка, белые нитяные носки и белые одноразовые тапки.
– Джоэль всегда был очень чувствительным мальчиком, мистер Райделл. Один раз он взял у кого-то из других детей волчок, немного пососал ручку – и, вы не поверите, что с ним тогда было, ну прямо рот наизнанку вывернуло.
– Мама, – вмешался Саблетт, – ты забыла, что сказал доктор? Тебе нужно побольше спать.
– Понимаю, Джоэль, понимаю, – вздохнула миссис Саблетт. – Вы, молодежь, хотите поговорить. И все-таки, – она повернулась к Шеветте, – это просто ужас, что сделалось с твоими волосами, и ведь такая красивая девушка. Но ничего, отрастут они, и все будет как надо. Помню, в Галвестоне еще, я хотела опалить на газе курицу, а плита была старая, никудышная, давно это было, когда Джоэль был совсем еще маленьким, он у нас очень чувствительный, очень, так плита взорвалась, чуть меня совсем не убила. Я тогда только что сделала себе перманент, и от него просто ничего…
Шеветта промолчала.
– Мама, – твердо сказал Саблетт. – Выпила ты вполне достаточно, так что пора бы…
Он помог матери встать и повел ее в спальню.
– Господи, – прошептала Шеветта, – да что это с его глазами?
– Ничего особенного, – пожал плечами Райделл. – Просто повышенная чувствительность к свету.
– Уж больно это выглядит жутко, прямо мурашки по коже.
– Да он и мухи не обидит, – ухмыльнулся Райделл.
Саблетт вернулся в гостиную, взглянул на бегущее по экрану изображение, вздохнул и выключил телевизор.
– Ты знаешь, Берри, а ведь мне запретили выходить из трейлера.
– С чего это?
– Нечто вроде карантина. Я же апостат, а ну как кого-нибудь заражу.
Он примостился на краешке кресла.
– Мне-то казалось, что у тебя с этой дурью покончено, – заметил Райделл.
– Понимаешь, – окончательно смутился Саблетт, – она же больная, уход нужен, вот я и сказал им, что раскаялся, а то бы ведь не пустили. Сказал, что буду медитировать над этим ящиком, и все такие дела. Укрепляться в вере. А потом, – он нервно побарабанил длинными бледными пальцами, – потом они засекли меня с этим «Видеодромом». А ты сам, Райделл, ты видел когда-нибудь Дебору Харри?
Он на мгновение оживился, но тут же вздохнул и поник.
– Как тебя засекли?
– Они могут подключаться и проверять, кто что смотрит.
– Кстати, давно хочу спросить. Чего это вашим на месте не сиделось? Что им в Калифорнии – лучше, что ли?
– Спроси чего полегче, – пожал плечами Саблетт. – Думаю, это как-то там связано с налоговыми заморочками преподобного Фаллона. Последнее время он ни о чем, кроме них, и не думает. А у тебя-то как, Берри? Выгорело что-нибудь с работой?
– Нет, – криво усмехнулся Райделл, – не выгорело.
– Расскажешь? Нет, если это секрет или ты не хочешь…
Райделл рассказал.
– Эта сволота, он же и печку прострелил, – пожаловался Райделл.
Им предстояло ночевать в Ар-Ви, по ту сторону забора.
– Мне нравится твой приятель, – сказала Шеветта.
– Мне тоже.
– Нет, я в том смысле, что он ведь и вправду беспокоится, как у тебя все будет.
– Занимай кровать, – сказал Райделл. – А я устроюсь в кабине.
– Там же и стекла нет. Замерзнешь.
– Ничего, выживу как-нибудь.
– Ложись и ты в спальне, нам же не впервые. Ложись.
Он перекатился на правый бок, чуть не упал с кровати и проснулся. Темно. И никаких звуков, кроме ровного дыхания Шеветты. И скрип кожи – это она пошевелилась под своей гиппопотамовой курткой.
Слушая длинный – и довольно сумбурный – рассказ, Саблетт кивал, время от времени вставлял вопросы; в его зеркальных глазах плавали крошечные отражения Райделла и Шеветты, сидевших бок о бок на диванчике. Потом, когда слушать было уже нечего, он негромко присвистнул и сказал:
– Вот теперь-то, Берри, ты и вправду влип. Крупно влип.
Да уж, не поспоришь.
Он выпростал руку из-под живота и осторожно, чтобы не разбудить Шеветту, ощупал задний карман. Здесь, в бумажнике, лежат все какие есть деньги. Других не предвидится. Деньги и визитная карточка Веллингтона Ма. Вернее сказать, то, что от нее осталось: последний раз, когда он смотрел, кварцевая пластинка была расколота на три куска.
– Крупно влип, – сказал он темноте.
Чуть слышно скрипнула кожа, звякнула молния, и Шеветта прижалась к его спине. И даже не проснулась, судя по дыханию. И хорошо, что не проснулась.
Он лежал и думал, и прошел, может быть, час, и у него начала вырисовываться эта идея. Самая бредовая изо всех, когда-либо приходивших ему в голову.
– Да, кстати, дружок твой этот, Лоуэлл…
Кухня в Дорином трейлере была микроскопическая, двоим и не повернуться.
– А что Лоуэлл?
– Ты знаешь его телефонный номер?
Шеветта запила кукурузные хлопья молоком, только что приготовленным из порошка. Гнусная жидкость, словно мел разболтанный, но Дора другого не держит. Все Саблетт с его аллергией.
– Знаю, ну и что?
– Да вот решил я с ним поболтать.
– О чем?
– Об одном деле, в котором он мог бы мне помочь.
– Лоуэлл? Тоже мне, помощничка нашел, да он на всех кладет с прибором.
– Зачем спорить? – пожал плечами Райделл. – Вот поговорю с ним, и сразу все выяснится.
– Если ты скажешь ему, где мы находимся, или Лоуэлл сам отследит наши координаты по сотовой сети, он нас сдаст. Если, конечно, поймет, что нас можно сдать, что за нами охотятся.
– Почему?
– А вот такое он говно.
Но в конце концов Райделл получил от нее и телефонный аппарат, и номер.
