Последняя звезда - Янси Рик
Салливан приподнимает голову, насколько это позволяют кресло и ремни.
– Он где-то здесь. Давай мне их всех.
Я сначала даже подумала, что ослышалась.
– Салливан, их здесь тысячи.
– Плевать. Прогуляюсь по всем и найду его.
– Я абсолютно уверена, что это так не работает.
– Брось, что ты вообще знаешь? Сколько ты вообще знаешь, Рингер, и сколько из того, что ты якобы знаешь, на самом деле инфа, которую тебе подсунул Вош? Правда в том, что ты ни черта не знаешь. И я ни черта не знаю. Никто ни черта не знает.
Хлопается головой на кресло. Сжимает в кулаках ремни. Возможно, подумывает придушить меня.
– Ты говорила, что Вош их всех загрузил, – продолжает Салливан. – И теперь он знает, как тобой манипулировать. Он несет все эти воспоминания в себе, так что это должно быть безопасно.
Я готова выполнить команду хотя бы ради того, чтобы она наконец заткнулась.
– Почему ты боишься? – спрашивает Салливан.
– Почему ты не боишься? – отвечаю я вопросом на вопрос, нажимаю на кнопку и посылаю в мозг Салливан десятки миллионов неотфильтрованных воспоминаний.
92
Салливан судорожно дергается, даже ремни трещат, а потом замирает, как во время припадка. Глаза у нее закатываются, она стискивает зубы, ноготь на одном пальце отламывается и улетает через всю комнату.
Колонки цифр на мониторах мелькают с такой скоростью, что я даже с усиленным зрением не могу за ними уследить. Какое количество информации хранится в мозгу десяти тысяч людей? То, что сейчас происходит с Салливан, можно сравнить с попыткой затолкать Солнечную систему в скорлупу от грецкого ореха. Это ее убьет. Ее мозг взорвется, как черная дыра в момент сотворения.
Я не сомневаюсь в том, что Вош с помощью «Страны чудес» загружал опыт каждого отдельного человека. Он и мой тоже наверняка загрузил. А еще я практически не сомневаюсь, что вся эта информация, после того как они используют ее в своих целях, будет уничтожена. Ни один человек не может вместить в себя всю сумму человеческих опытов. Как минимум, это приведет к разрушению личности. Кто сможет остаться собой, когда вокруг море альтернативных вариантов?
Салливан стонет. Ее крик приглушен, он идет откуда-то из самого ее нутра.
«Она слишком слаба. Кому, как не тебе, это знать. Это ты должна быть на ее месте. Технология, которой они тебя снабдили, смогла бы с этим справиться. Двенадцатая система защитила бы тебя. Так почему ты позволила ей пойти на это?»
Я знаю ответ на этот вопрос. Двенадцатая система способна усилить тело человека, но она бессильна перед его страхами. Она не могла дать мне того, чем Кэсси Салливан владеет в избытке.
Я всегда думала, что знаю, что такое смелость. У меня даже хватило наглости просвещать на эту тему Зомби. А на самом деле я до этого момента понятия не имела, что такое настоящая, беспримесная отвага. То, что я видела в ее глазах и не смогла описать, – источник ее отваги.
Мой палец замирает над кнопкой отмены. Если я нажму, будет ли это с моей стороны проявлением отваги? Или, наоборот – окончательным поражением моей человеческой сущности? Поражением той Рингер, которая продолжает надеяться в самой безнадежной ситуации; верит, когда не остается причин верить, и доверяет, когда доверие давно подорвано? Будет ли это окончательной победой Воша в нашей с ним схватке?
«Видишь, Марика, даже ты теперь принадлежишь нам. Даже ты».
На все уходит меньше пяти минут. Эти пять минут длятся целую вечность – вселенная, наверное, быстрее сформировалась.
Гаснут мониторы. Тело Кэсси обмякло. Я подхожу ближе, но боюсь к ней прикоснуться. Боюсь того, что могу почувствовать. Боюсь за свой разум, за свою психику. Проникать в сознание одного человека уже достаточно опасно; не могу даже представить, каково это – погрузиться в сознание тысяч людей.
– Кэсси?
У нее подрагивают веки. В зеленых глазах отражается белый потолок. И что-то еще. Это выше моего понимания. Не ужас. Не печаль. Не растерянность. Не боль и не страх. В ее глазах нет ничего из того, с чем она могла столкнуться в «Стране чудес».
Глаза Кэсси, ее лицо, все ее тело излучают полную противоположность всем этим эмоциям. Это чувство никуда не делось, его не укротить, не одолеть, оно не увядает. Источник ее отваги. Основа всей нашей жизни, она часто меркнет, но никогда не уходит навсегда.
Радость.
Кэсси судорожно набирает полную грудь воздуха и говорит:
– Мы все здесь.
93
Она вся светится. Глаза сияют. На губах играет улыбка.
– Ты не поверишь… – шепчет она. – Ты не знаешь…
– Да, я не знаю.
– Это так прекрасно… так прекрасно… что я не могу… О господи, Марика, я не могу…
Она заливается слезами. Я беру ее лицо в ладони и молю хаб оградить меня от нее. Я не хочу оказаться там, где она побывала. Боюсь не вынести.
– Сэмми здесь, – сквозь слезы говорит Кэсси. – Сэмми здесь. – Она напрягается, как будто хочет обнять брата. – И Бен, он тоже здесь. О господи, о боже, а я сказала ему, что он не потянет. Как я могла такое сказать? Он сильный… он такой сильный, – неудивительно, что они не могут его убить…
Ее глаза блуждают по потолку. Плечи вздрагивают.
– Они все здесь. Дамбо, и Чашка, и Кекс…
Я отхожу от кресла. Я понимаю, что сейчас произойдет. Это как несущийся на всех парах потерявший управление поезд.
– Прости, Марика. Прости за все. Я не знала. Я не понимала.
– Мы не должны туда заходить, Кэсси, – вяло возражаю я.
«Пожалуйста, не заходи».
– Он любил тебя. Бритва… Алекс. Он никому не мог в этом признаться. Он не мог даже себе в этом признаться. Еще до того, как это случилось, он знал, что умрет за тебя.
– Уокер, что насчет Уокера? – севшим голосом спрашиваю я.
Она не обращает на меня внимания, не слышит моего вопроса. Она здесь и не здесь. Она – Кэсси Салливан и она – все остальные.
Она стала суммой всех нас.
– Пальцы всех цветов радуги, – выдыхает Кэсси, и я задерживаю дыхание.
Она видит, как отец держит мою руку в своей. Она помнит, что я чувствовала в тот момент, и я чувствую руку отца в своей.
– У нас заканчивается время, – говорю я, чтобы отвлечь Кэсси от моих воспоминаний. – Кэсси, послушай меня. Уокер здесь?
Кэсси кивает и снова начинает плакать.
– Он говорил правду. Там была музыка. И она была прекрасна… Я вижу это, Марика. Его планету. Корабль. То, как он выглядит… О господи, это отвратительно. – Она трясет головой, чтобы избавиться от этого видения. – Марика, он говорил правду. Это существует… оно существует…
– Нет, Кэсси. Послушай меня. Все эти воспоминания ненастоящие.
Кэсси кричит, дергается, пытается вырваться. Слава богу, я не успела ее отвязать, иначе она бы наверняка вырвала себе глаза.
У меня не остается выбора. Придется рискнуть.
Я хватаю Кэсси за плечи и силой укладываю на кресло. В мозгу грохочет какофония эмоций, и на секунду мне кажется, что я могу потерять сознание. Как она это выдерживает? Как мозг одного человека может вынести груз сознания тысяч людей? Это просто не поддается объяснению, как нельзя объяснить Бога.
Внутри Кэсси Салливан запредельный, неописуемый ужас. Те, кого загрузили в «Страну чудес», потеряли всех своих близких, и при этом большинство из них были детьми. Теперь их боль – ее боль. Она принимает на себя их растерянность, их скорбь, их злость, отчаяние и страх. Это слишком. Я больше не могу оставаться внутри нее. Пошатываясь, отхожу назад и натыкаюсь на стойку пульта.
– Я знаю, где он, – прерывающимся голосом говорит Кэсси. – Или где он может быть, если они переместили его обратно. Отвяжи меня, Марика.
Я поднимаю винтовку и прислоняюсь к стене.
– Марика.
– Я вернусь. – Мне с огромным трудом даются эти два слова.
Кэсси снова и снова выкрикивает мое имя, и теперь у меня действительно нет выбора. Если он не слышал нас до этого момента, то ее теперь точно услышал.
