Стивен Кинг - Сезон дождя (сборник)
– Хорошо, – кивнул Пирсон, огляделся. Бармен уже успел ретироваться в секцию для некурящих (К 2005 году по требованию профсоюза здесь будут два бармена, подумал он. Один – для курящих, второй – для некурящих.) Пирсон продолжил, понизив голос: – Я думал, мы собирались поговорить о бэтменах.
Темно-карие глаза Дьюка несколько мгновений изучали его.
– Собирались, друг мой. Собирались.
И прежде чем Пирсон успел открыть рот, Дьюк растворился в сумрачных и практически бездымных глубинах «Галлахера», держа путь к телефонным будкам на другой стороне танцевальной площадки.Он отсутствовал почти десять минут, и Пирсон уже стал задумываться над тем, а не пора ли идти на поиски, когда его внимание привлек телевизор. Комментатор как раз говорил о фуроре, произведенном вице-президентом Соединенных Штатов. ВП, выступая на заседании Национальной ассоциации работников образования, заявил, что программа дотирования центров продленного дня должна быть пересмотрена и, по возможности, закрыта. На экране появилась видеозапись, снятая днем раньше в одном из вашингтонских залов, предназначенных для проведения подобных мероприятий. Сначала оператор дал панораму зала, потом, крупным планом, трибуну и выступающего ВП. Пирсон схватился за стойку, да так крепко, что побелели костяшки пальцев. Ему вспомнились слова Дьюка, произнесенные этим утром: У них много друзей во властных структурах. Черт, да они так и лезут во власть.
– Мы не имеем ничего против работающих женщин-матерей, – чудовище с бесформенной, увеличенной во много раз морды летучей мыши стояло на трибуне, украшенной гербом вице-президента и вещало полному залу, – мы ничего не имеем против бедных. Однако мы считаем…
Рука легла на плечо Пирсона, и тому пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не закричать. Обернувшись, он увидел Дьюка. С молодым человеком произошли разительные перемены. Глаза его сверкали, на лбу блестели капельки пота. Почему-то Пирсон подумал, что выглядит Дьок как победитель конкурса подметальщиков.
– Больше так не делай, – попросил Пирсон, и Дьюк, уже залезавший на высокий стул, повернулся к нему. – У меня сердце чуть не выскочило из груди.
На лице Дьюка отразилось удивление, но он взглянул на экран и все понял.
– Господи, извини, Брендон. Я все время забываю, что у тебя только сегодня открылись глаза.
– А как насчет президента? – спросил Пирсон, едва не сорвавшись на фальцет. – На этого говнюка мне наплевать, но вот президент… Он тоже…
– Нет, – ответил Дьюк. Помявшись, добавил: – Пока еще нет.
Пирсон наклонился к нему, чувствуя, что у него снова немеют губы.
– Что значит, пока еще нет? Что происходит, Дьюк? Откуда они взялись? Что делают и чего хотят?
– Я могу поделиться с тобой только тем, что знаю. Но сначала хочу спросить, не сможешь ли ты пойти со мной этим вечером на одно собрание? Часов в шесть? Что скажешь?
– Собрание связано с этим?
– Разумеется.
Пирсон раздумывал недолго.
– Согласен. Но мне надо позвонить Лизбет.
На лице Дьюка отразилась тревога.
– Только ничего не говори…
– Естественно. Я ей скажу, что моя обожаемая начальница вновь пожелала просмотреть все материалы, прежде чем показывать их японцам. Она это проглотит. Знает, что Холдинг вибрирует в ожидании наших гостей из Страны восходящего солнца. Тебя это устроит?
– Да.
– Меня в принципе тоже, хотя обманывать жену нехорошо.
– Если жена не будет ничего знать о бэтменах, что в этом плохого? Я же приглашаю тебя не в массажный салон.
– Пожалуй, что нет. Выкладывай.
– Хорошо. Но начну я с курения…
Музыкальный автомат, до того молчавший, вдруг запел голосом Билли Рэя Сайруса. Пирсон уже хотел спросил Дьюка Ринеманна, а при чем тут курение, но в последний момент решил промолчать.– Ты бросаешь курить… потом начинаешь снова… но тебе хватает ума понять, что надо сдерживаться, а не то через месяц-другой все вернется на круги своя. Я прав?
– Да, но я не понимаю…
– Поймешь. – Ринеманн достал носовой платок, промакнул лоб. Когда Дьюк вернулся после телефонного разговора, Пирсону показалось, что он очень возбужден. Теперь он видел, что его собеседник еще и страшно напуган. – Выслушай меня, и все поймешь.
– Хорошо.
– Так или иначе, ты вырабатываешь некоторые договоренности со своей привычкой. Устанавливаешь, как его там называют, modus vivendi. Ты понимаешь, что не можешь бросить курить, но при этом тебя ясно, что это не конец света. Все-таки курильщики – не кокаинисты, которым надо все больше и больше порошка. Курение – вредная привычка, но между двумя или тремя пачками в день и полным отказом от курева есть более или менее безопасная зона.
Пирсон смотрел на него, широко раскрыв глаза. Дьюк улыбнулся.
– Я не читаю твои мысли, можешь не беспокоиться. Просто мы в этом похожи.
– Пожалуй, – задумчиво протянул Пирсон. – Я как-то забываю, что мы оба – перекурщики.
– Мы кто?
Тут Пирсону пришлось рассказать о племени перекурщиков и их ритуалах (недобрых взглядах на таблички «НЕ КУРИТЬ», пожатиях плеч, когда кто-либо, не облеченный властью, талдычит: «Пожалуйста, уберите вашу сигарету, сэр»), амулетах (жевательной резинке, леденцах, зубочистках и, разумеется, маленьких спреях-освежителях полости рта), заклинаниях (самым распространенным из них являлось: «В следующем году обязательно брошу».)
Дьюк слушал, как зачарованный, а когда Пирсон закончил, воскликнул:
– Святой Боже, Брендон! Ты нашел потерянное колено израилево! Тех самых бедолаг, которые ушли следом за верблюдом Джо [34] !
Пирсон расхохотался, заработав очередной осуждающий взгляд господина, обосновавшегося в секции для некурящих.
– Сам видишь, все сходится. Позволь задать вопрос… ты куришь, когда твой ребенок находится рядом?
– Господи, нет! – воскликнул Пирсон.
– А жена?
– Нет, теперь уже нет.
– А когда ты последний раз курил в ресторане?
Пирсон задумался и вдруг понял, что не может этого вспомнить. В последнее время он садился за столик для некурящих, даже когда обедал в ресторане один, и воздерживался от курения, пока не выходил на улицу. Дни, когда он курил между блюдами, остались в далеком прошлом.
– Перекурщики. – В голосе Дьюка слышалось восхищение. – Мне нравится. Как здорово, что у нас теперь есть имя. Действительно, мы принадлежим к одному племени. Это…
Он замолчал, уставившись в окно. Бостонский коп проходил мимо, беседуя с симпатичной женщиной. Она смотрела на него снизу вверх, не видя черных, оценивающих глазок и треугольных зубов, щерящихся над самой ее головой.
– Господи, какой-то кошмар, – пробормотал Пирсон.
– Да, – кивнул Дьюк. – И они встречаются все чаще. С каждым днем их становится больше. – Он помолчал, глядя на полупустой стакан с пивом. А потом тряхнул головой, возвращаясь из грез в реальную жизнь. – Как бы то ни было, мы – единственные, кто может их видеть.
– Ты хочешь сказать, что их видят только курящие? – недоуменно переспросил Пирсон. Разумеется, он уже понимал, куда клонит Дьюк, но…
– Нет, – покачал головой Ринеманн. – Курящие их не видят. Некурящие – тоже. – Он встретился взглядом с Пирсоном. – Их видят только такие, как мы, Брендон. Люди, которые не бросают курить, но и не идут на поводу у своей привычки.
– То есть перекурщики.
Из «Галлахера» они ушли десять минут спустя (Пирсон позвонил жене, сказал, что Холдинг попросила его задержаться на работе, и обещал быть к десяти вечера). Ливень уже перешел в легкий моросящий дождик, и Дьюк предложил пройтись. Не до Кембриджа, куда они направлялись, но достаточно далеко, чтобы он мог закончить своей рассказ. Пешеходов на улицах практически не было, так что они могли говорить, не оглядываясь по сторонам.
– Что-то в этом есть от первого оргазма, – говорил Дьюк, когда они шагали к реке Чарльз. – Как только ты его испытаешь, он становится неотъемлемой частью твоей жизни. Так и здесь. В какой-то день в твоей голове возникает необходимое сочетание химических веществ, и ты видишь своего первого бэтмена. Я вот думаю, сколько людей в этот самый момент умерли от разрыва сердца. Готов спорить, что много.
Пирсон смотрел на кровавое отражение красного сигнала светофора от мокрого асфальта Бойлстон-стрит, вспоминая, какое он испытал потрясение.
– Они же ужасные. Отвратительные. А как кожа двигается у них на голове… от этого тошнит!
Дьюк кивал.
– Они – жуткие уроды, это точно. Я сидел в «Красной стреле», возвращался домой в Милтон, когда увидел первого. Он стоял на платформе станции «Парк-стрит». Мы проехали мимо. Мне повезло, что я был в поезде, потому что я закричал.
– И что произошло потом?
Улыбка Дьюка перешла в гримасу раздражения.
– Люди посмотрели на меня, потом отвернулись. Ты знаешь, как обстоят дела в этом городе. На каждом углу какой-нибудь псих проповедует о том, что Иисус Христос без ума от «тапперуэров» [35] .
