Роберт Шекли - Опека

И вот я угодил в эту игру. Одни хотели меня извести, другие защитить, но никто не питал ко мне добрых чувств, включая самого дерга. Я интересовал их как пешка в этой игре, если я правильно понял ее условия.

И в это положение я попал по собственной вине. К моим услугам была мудрость расы, веками накопленная человеком, – неодолимое расовое предубеждение против всякой чертовщины, инстинктивный страх перед нездешним миром. Ибо приключение мое повторялось уже тысячи раз. Нам снова и снова рассказывают, как человек наобум вторгается в неведомое и накликает на себя духов. Он сам напрашивается на их внимание, а ничего опаснее быть не может.

Итак, я был обречен дергу, а дерг – мне. Правда, лишь до вчерашнего дня. Сегодня я уже снова сам по себе.

На несколько дней все как будто успокоилось. С фиггами я справлялся тем простым способом, что держал шкафы на запоре. С липпами приходилось труднее, но жабий глаз более или менее удерживал их в узде. А что до мелжрайзера, то его следует остерегаться только в полнолуние.

– Вам грозит опасность, – сказал мне дерг не далее как позавчера.

– Опять? – отозвался я зевком.

– Нас преследует трэнг.

– Нас?..

– Да, и меня, ибо даже дерги подвержены риску и опасности.

– И этот трэнг действительно опасен?

– Очень!

– Что же мне делать? Завесить дверь змеиной шкурой? Или начертить на ней пятиугольник?

– Ни то ни другое, – сказал дерг. – Трэнг требует негативных мер, с ним надо воздерживаться от некоторых действий.

На мне висело столько ограничений, что одним больше, одним меньше – ничего уже не значило.

– Что же мне делать?

– Не политурьте, – сказал он.

– Не политурить? – Я наморщил брови. – Как это понимать?

– Ну, вы знаете. Это постоянно делается.

– Должно быть, мне это известно под другим названием. Объясните.

– Хорошо. Политурить – это значит… – Но тут он осекся.

– Что?…

– Он здесь! Это трэнг!

Я вдавился в стену. Мне показалось, что я вижу легкое кружение пыли в комнате, но, возможно, у меня пошаливали нервы.

– Дерг! – позвал я. – Где вы? Что же мне делать?

И тут я услышал крик и щелканье смыкающихся челюстей.

– Он меня заполучил! – взвизгнул дерг.

– Что же мне делать? – снова завопил я.

А затем противный скрежет что-то перемалывающих зубов. И слабый, задыхающийся голос дерга: «Не политурьте!»

А затем тишина.

И вот я сижу тихо-смирно. В Бирме на той неделе разобьется самолет, но меня это не коснется здесь, в Нью-Йорке. Да и фиггам до меня не добраться, я держу на запоре дверцы моих шкафов.

Вся загвоздка в этом «политурить». Мне нельзя политурить. Ни под каким видом! Если я не буду политурить, все успокоится и эта свора переберется еще куда-нибудь, в другое место. Так должно быть. Надо только переждать.

На беду свою я не знаю, что такое политурить. Это постоянно делается, сказал дерг. Вот я и избегаю по возможности что-либо делать.

Я кое-как поспал, и ничего не случилось – значит, это не политурить. Я вышел на улицу, купил провизию, заплатил что следует, приготовил обед и съел. И это тоже не политурить. Написал этот отчет. И это не политура.

Я еще выберусь из этой мути.