Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы
Джейми дернулся и сердито рявкнул на птицу. С негодующим карканьем ворон взлетел.
– Эгей! Туда!
Послышалось хлюпанье шагов, и вскоре Джейми увидел над собой чье-то лицо и почувствовал на плече руку друга.
– Он жив! Давай сюда, Макдональд! Дай руку, а то он сам идти не может.
Оказалось их четверо. С большим трудом они закинули бессильные руки Джейми на плечи Юэна Кэмерона и Иена Маккиннона и поставили его на ноги.
Он хотел попросить, чтобы его оставили в покое: вместе с рассудком вернулось и воспоминание о желании смерти. Однако он был слишком рад вновь встретить своих и потому промолчал, тем более что снова дала о себе знать помертвевшая нога, что говорило о том, что рана тяжелая. Все равно ему осталось недолго, а коли так, то и хорошо, что не во тьме одиночества.
– Воды?
У его губ возник ободок чаши; Джейми сумел немного отпить и даже не пролил ни капли.
Кто-то на миг коснулся его лба рукой, но ничего не сказал.
Он весь горел, а закрыв глаза, видел огонь под веками. От жара губы его растрескались и болели, но это было лучше, чем то и дело возвращавшийся озноб. По крайней мере, при жаре он мог спокойно лежать в доме, а от озноба его бросало в дрожь, пробуждавшую в ноге спящих демонов.
Мурта.
Почему-то он точно знал (непонятно откуда, он ничего об этом не помнил), что его крестный отец погиб. Из дошедших до его ушей разговоров он понял, что там, на вересковой пустоши, пала почти что половина шотландской армии, но само сражение начисто пропало из его памяти.
Он не был новичком в битвах, потому знал, что в такой забывчивости нет ничего необычного. Понимал он, и что память рано или поздно вернется, потому искренне надеялся умереть до того.
При этой мысли он шевельнулся и испытал прилив такой ужасной боли, что не удержал стон.
– Джейми, ты как?
Рядом с ним озабоченно приподнялся на локте Юэн. В сумраке утра бледнело его лицо: повязка с пятнами крови, бурые пятна на вороте – шальная пуля содрала кожу с головы.
– Ничего, все в порядке.
Он протянул руку и благодарно коснулся плеча друга. Юэн в ответ дотронулся до его руки и улегся обратно.
Черные вороны, черные, как тьма. Вечерами они убирались на покой, но поутру птицы войны, спутники сражений, вновь прилетали на свой ужасный пир.
«И мне могли выклевать глаза, этакими-то клювами», – задумался он о собственных глазах, настоящем лакомстве для падальщиков.
Глазные яблоки беспокойно крутились под веками, тщетно ища забытья, и рассвет виделся им багровой тьмой.
У единственного окна крестьянского дома сошлись мужчины. Они вели тихую беседу.
– Да какой побег, что ты? – сказал один из них, кивнув на свет за окошком. – Побойся бога, малый! Самый здоровый из нас еле передвигает ноги, а шестеро вообще не ходят.
– Можешь ковылять – давай, – произнес кто-то из лежавших на полу. – Незачем на нас равняться.
Джейми скосился на свою раненую ногу, замотанную обрывками килта, и скривился.
Дункан Макдональд, отвернувшись от окна, мрачно улыбнулся и покачал головой. Неверный утренний свет подчеркивал морщины, избороздившие его усталое лицо.
– Думаю, лучше затаиться, – заявил он. – Тут видимо-невидимо англичан, что твоих вшей, – аж из окна видно. С Друммондских болот целым не выбраться никому.
– Тем, кто бежал с поля битвы вчера, тоже далеко не уйти, – тихо вставил Маккиннон. – Слышали, как английские войска ночью прошли форсированным маршем? Думаете, им трудно настигнуть разношерстную компанию беглецов?
Все они прекрасно знали ответ. Большинство горцев еще до битвы едва стояло на ногах – так они изнемогли от холода и голода.
Джейми отвернулся к стене. Он надеялся лишь на то, что его люди покинули битву вовремя и смогли пройти достаточный путь. Лаллиброх стоял на отшибе, в стороне от Каллодена, и у них была возможность спастись. Другое дело, что войска Камберленда (Клэр рассказывала), гонимые жаждой мести, беспощадно разорят всю Горную Шотландию.
От новой мысли о Клэр в душе поднялась страшная тоска. Как бы он желал, чтобы она очутилась рядом, прикасалась к нему, врачевала раны и клала его голову на свои колени! Но она ушла – ушла от него на двести лет в будущее, – и слава богу, что так! Из прикрытых глаз медленно покатились слезы, и, превозмогая боль, Джейми отвернулся набок, чтобы скрыть свою слабость от других.
«Боже, пусть у нее все будет хорошо! – взмолился он. – У нее и младенца».
После полудня в окна неожиданно пополз дым. Пугающий запах был острее и гуще, чем пороховая гарь, и слишком уж напоминал кабана на вертеле.
– Покойников жгут, – сказал Макдональд.
Он так и просидел возле окошка все время, что они провели в доме. Со слипшимися от грязи иссиня-черными волосами и бледным изможденным лицом, Макдональд и сам напоминал покойника. Над зарослями вереска то и дело раздавались щелчки выстрелов. То были жесты милосердия – английские офицеры из сострадания добивали ружейными зарядами бедняг в тартанах, а затем сваливали их в погребальный костер вместе с более везучими товарищами, погибшими сразу. Джейми поднял голову: Дункан Макдональд так и сидел у окна, но с закрытыми глазами.
Лежавший рядом с Фрэзером Юэн Кэмерон перекрестился.
– Господи, смилуйся над нами! – прошептал он.
Так и вышло: на следующий день у порога крестьянского дома раздался топот сапог, и беззвучно распахнулась дверь, державшаяся на кожаных петлях.
– Боже милостивый! – воскликнул англичанин, обозрев открывшийся ему вид.
Над грязными окровавленными телами прошел сквозняк. Люди лежали вповалку или сидели на утоптанном земляном полу. О вооруженном сопротивлении не шло и речи: в нем не было смысла, да и сил ни у кого не осталось. Якобиты остались сидеть, как сидели, и вверили свою судьбу возникшему на пороге щеголеватому английскому майору в новеньком мундире и до блеска начищенных сапогах.
Англичанин замешкался, обвел взглядом помещение и шагнул внутрь. Сразу следом за ним зашел лейтенант.
– Я лорд Мелтон, – представился майор, оглядываясь по сторонам, словно в поисках главного, к которому следовало обратиться.
Встретив его взгляд, Дункан Макдональд встал и наклонил голову.
– Дункан Макдональд, из долины Ричи. А остальные… – он махнул рукой, – остатки армии его величества короля Якова.
– Так я и думал, – сухо промолвил англичанин.
Молодой, чуть больше тридцати, майор держался уверенно, как опытный воин. Он внимательно оглядел сгрудившихся в доме людей, полез в карман и достал сложенный листок.
– Это приказ его светлости герцога Камберлендского, наделяющий меня полномочиями предавать смертной казни любого, кто окажется участником только что произошедшего изменнического восстания. – Он снова обвел взглядом помещение. – Есть здесь кто-нибудь, кто заявит о своей непричастности к измене?
Шотландцы только хихикнули. О какой непричастности можно говорить, когда их всех выдавали несмытые кровь и гарь рокового для них сражения?
– Нет, милорд, – ответил Макдональд с еле заметной улыбкой на устах. – Здесь все изменники. Стало быть, нас всех повесят?
Мелтон слегка скривился, однако тут же вернул на лицо невозмутимую маску. Он был строен, изящен, почти хрупок, однако держался уверенно и властно.
– Вас расстреляют, – сказал майор. – У вас час на приготовления.
Он помедлил, бросив взгляд на лейтенанта, словно опасался предстать перед подчиненным излишне великодушным, и продолжил:
– Если кто-то из вас захочет что-нибудь написать – может быть, письмо, – я пришлю отрядного писаря.
Мелтон кивнул Макдональду, повернулся на каблуках и вышел.
Это был мрачный час. Несколько человек воспользовались предложенной возможностью и сосредоточенно выводили на бумаге каракули, держа листы, за неимением другой твердой поверхности для письма, на наклонной деревянной трубе. Другие тихо молились или просто сидели в ожидании неизбежного.
Макдональд попросил за Джайлса Макмартина и Фредерика Мюррея: им всего по семнадцать лет, сказал он, нельзя подвергать молодых той же каре, что и взрослых. В просьбе было отказано, и юноши сели рядом, взявшись за руки и отвернув к стене бледные лица.
При виде них и всех остальных верных друзей и отважных солдат сердце Джейми сжала печаль, однако собственной участи он ждал с нетерпением.
Ему больше нечего здесь делать, не о чем тревожиться. Все, что было возможно, он сделал – для подчиненных, для жены, для нерожденного младенца. Да настанет же конец его телесным мукам, и он упокоится с миром.
Скорее для проформы, а не из потребности Фрэзер закрыл глаза и, как обычно, по-французски, принялся возносить покаянную молитву. «Mon Dieu, je regrette…»
Но он ни в чем не раскаивался, да и поздно было о чем-то жалеть.
Он лишь мучился вопросом, встретится ли он с Клэр сразу после смерти, или, как и было сказано, в наказание придется какое-то время побыть с ней в разлуке. В любом случае он увидит ее вновь – Джейми верил в это сильнее, чем в церковные догматы. Бог подарил ему Клэр, Он ее и вернет.
