Роберт Шекли - Лабиринт Минотавра (сборник)
– Ну уж нет! – сказал Лумис с таким отвращением, что Кромптон содрогнулся.
– Тогда чем бы ты хотел заняться?
Лумис сразу повеселел.
– А что, если пойти в бар и подобрать там себе какое-нибудь дельце?
– Дельце?
– Ну женщин. Или женщину. Я забыл, что нам с тобой и одной хватит.
Кромптон подскочил как ошпаренный и сказал сдавленным голосом:
– Ни в каких женщинах мы не нуждаемся.
– Ни в каких?
– Абсолютно ни в каких.
– Да в чем дело, ты что – гомик? Тогда, конечно, придется что-нибудь придумать.
– У меня нормальные сексуальные наклонности, – отрезал Кромптон. – Но в настоящее время я не собираюсь этим заниматься.
– Почему? – кротко поинтересовался Лумис.
– У меня на это есть свои причины.
– Понятно, – спокойно согласился Лумис. – Ну что ж, дело твое, конечно.
– Меня радует твое благоразумие.
– Каждому свое, как говорил один философ. Мне спешить некуда. Почему бы тебе не вздремнуть часок-другой, а я пока займусь нашим телом и своими делами?
– Ну нет, – сказал Кромптон. – Ни в коем случае.
– Минуточку, – сказал Лумис. – А что, у меня нет права решать, что хочет наше тело?
– Конечно есть, – сказал Кромптон. – Во всех других вопросах я буду куда сговорчивее, вот увидишь. А пока займись чем-нибудь другим – каким-нибудь хобби, например.
– Единственное мое хобби – это секс, – заявил Лумис. – Кроме того, это единственное мое занятие. Да пойми же, Эл, секс – это нормальная физиологическая потребность, такая же, как потребность в еде, и никто не заставит меня думать иначе!
– Я все прекрасно понимаю, – сказал Кромптон. – Но я считаю, что отношения с любимым человеком не сводятся к половому акту; это дело святое, кульминация любви, и поэтому совершаться это должно в атмосфере красоты и спокойствия.
– Элистер, ты что, взаправду девственник? – спросил Лумис.
– Какое это имеет значение? – возмутился Кромптон.
– Я так и думал, – с грустью сказал Лумис. – Пожалуй, придется просветить тебя насчет секса. Это действительно, как ты только что сказал, вещь великолепная, высокодуховная. Но кое-что ты упустил из виду.
– Что?
– А то, что секс – это еще и развлечение. Ты хоть раз в жизни развлекался по-настоящему?
– Я только мечтал об этом, – с тоской в голосе признался Кромптон.
– Так к черту мечтания! Дай мне на время контроль над телом. Развлечения – это моя стихия! Ты заметил, какая блондиночка сидела напротив, когда мы завтракали? Или сначала поищем кого-нибудь еще?
– То, на что ты намекаешь, просто исключено! – заорал Кромптон.
– Но Эл, ради моего здоровья и спокойствия духа…
– Хватит об этом, – сказал Кромптон. – Это мое тело, не правда ли? Я постараюсь утешить тебя как-нибудь иначе, но о сексе забудь.
Лумис больше не выступал, и Кромптон решил, что с этой деликатной темой покончено. Но очень скоро, когда они обедали в главном ресторане корабля, его заблуждение развеялось.
– Не ешь креветок, – сказал Лумис, когда подали закуску.
– Почему? Ты же любишь креветки. Мы оба их любим.
– Не важно. Мы не будем их есть.
– Но почему?
– Потому что они трейф.
– Не понял?
– Трейф – это еврейское слово, означающее нечистую пищу, евреям ее есть не полагается.
– Но Эдгар, ты же не еврей.
– Я только что обратился.
– Что? Что ты сказал?
– Я только что стал иудеем. К тому же ортодоксальным – не каким-нибудь современным неряшливым обрезком, благодарю покорно!
– Эдгар, это просто смешно! Невероятно! Не можешь же ты вот так, с бухты-барахты стать евреем?
– Почему нет? Или ты думаешь, что я не способен на религиозное откровение?
– Ничего более безумного в жизни не слыхал! Черт возьми, зачем тебе все это? – спросил Кромптон.
– Чтобы сделать тебе подлянку, или цорес, как говаривали мои предки по новообретенной религии. Боюсь, что вся эта еда нам не подходит.
– Почему?
– Это же не кошерная пища. [22] Давай позовем стюарда и поговорим с ним. У них должны быть блюда, пригодные для верующих иудеев.
– Не стану я никого звать из-за твоего дурацкого богохульного заскока! Абсурд какой-то!
– Конечно, для такого гоя, [23] как ты, это всего лишь абсурд. Слушай, как ты думаешь, на этой посудине есть шул? [24] Если я буду соблюдать диету согласно нашим законам, помолиться ведь тоже не помешает, а? И я хочу узнать у капитана, есть ли на корабле мои земляки-единоверцы: может, наберется миньян, [25] а нет – так хотя бы сыграем в бридж.
– Мы ни с кем не будем говорить! Я в этом не участвую!
– Ты запрещаешь мне исповедовать мою веру?
– Я не позволю тебе делать из меня дурака и издеваться над религией!
– Значит, ты вдруг стал высшим судьей в вопросах религии? – сказал Лумис. – Теперь, Кромптон, я знаю, кто ты такой, ты – неотесанный казак! Ой, за что мне этот мазел [26] – надо же было попасть в башку такого фанатика! Кстати, ты не будешь оскорблен в лучших чувствах, если я возьму Библию в судовой библиотеке и почитаю ее про себя? Я займусь этим в каюте, чтобы не поставить тебя в неловкое положение.
– Лумис, хватит играть у меня на нервах! На меня уже и так люди смотрят. – Диалог Лумиса и Кромптона проходил неслышно, само собой разумеется, но на лице Кромптона, особенно в глазах, отражались возникавшие во время разговора эмоции, и в самый разгар беседы лицо его дергалось, словно счетчик спидометра. – Давай спокойно закончим обед, а потом обсудим, хм… все сразу.
– Что значит все сразу?
– Только то, что я сказал.
– Кромптон, уж не хочешь ли ты отлучить меня от вновь обретенной религии?
– Ни в коем случае. Я просто считаю, что мы можем прийти к согласию… хм… по всем вопросам. Давай есть суп.
– А что за суп?
– Куриный бульон с ячменным отваром. Ну попробуй хотя бы.
– Ладно, только бисел. [27] Но если ты думаешь, что это значит, что…
– Потом, потом потолкуем, – сказал Кромптон. – А теперь, пожалуйста, ешь суп.
Дальше обед проходил спокойно, только при переменах блюд Лумис неустанно поминал свою еврейскую маму. Покончив с обедом, Кромптон расслабился, задремал и в рассеянности упустил контроль над телом.
Лумис ловко воспользовался случаем и тотчас вступил в разговор со смешливой рыжеволосой дамой за соседним столиком. Она оказалась женой дизайнера по шлюзам с планеты Дрюиль V, а на Йиггу летела к родителям отдохнуть. Звали ее Алиса-Джун Нети. Небольшого роста, очень живая, с сияющими глазами и стройной, но округлой фигуркой, она тоже скучала в этом долгом космическом путешествии.
Отстраненный, витающий в облаках Кромптон затуманенным взором наблюдал за развитием интимных отношений, за их подмигиваниями и кивками, жестами и легкими, не всегда пристойными намеками. Вскоре они уже танцевали, а потом Лумис великодушно отступил и предоставил Кромптону контроль над телом. Кромптон нервничал, краснел, ноги порой не слушались его, но он был безмерно доволен собой. И обратно к столику провожал ее уже Кромптон, и поговорил с нею немного тоже Кромптон, и Кромптон касался ее руки, в то время как вероломный Макиавелли-Лумис посматривал на них со стороны.
В три часа ночи по корабельному времени бар закрыли. После прощального обмена любезностями с дамой Кромптон, пошатываясь, добрался до своей каюты на палубе Б и, счастливый, свалился в койку. Это был самый веселый день в его жизни. И теперь ему хотелось поваляться в постели и посмаковать свои впечатления.
Но это не входило в намерения Лумиса.
– Ну? – спросил Лумис.
– Что?
– Быстренько посикаем и – вперед! Нас же пригласили!
– Я не слышал никакого приглашения, – сказал озадаченный Кромптон.
– Она же недвусмысленно назвала номер своей каюты, – сказал Лумис. – А если учесть события этого вечера, то это было даже не приглашение, это было требование.
– Неужели все так и делается? – спросил Кромптон.
– Да, обычно именно так.
– Не могу поверить!
– Честное слово, Элистер, уж у меня-то есть опыт в этих делах. Так пошли?
Кромптон заставил себя подняться, но тут же снова свалился поперек постели.
– Нет, не хочу… не могу… То есть я хочу сказать, у меня нет…
– Да в таких делах отсутствие опыта – вовсе не проблема, – сказал Лумис, усаживая Кромптона на кровати. – Природа щедро помогает всякому раскрыть тайны важного, с ее точки зрения, акта, который совершают все живые существа, оказавшись вместе. Должен обратить твое внимание на то, что бобры, еноты, гремучие змеи, скарабеи и другие существа, не обладающие и сотой долей твоего интеллекта, легко справляются с тем, что тебе представляется непреодолимым затруднением. Ты не должен унижать род человеческий, Эл!
Кромптон встал, вытер пот со лба и сделал два нерешительных шага по направлению к двери. Потом вернулся и снова сел на кровать.
– Нет, это невозможно.
– Но почему?
– Это неэтично. Молодая леди замужем.