Джо Хилл - Страна Рождества
Ветер завывал. Деревья делали выпады. Было что-то пугающее в том, как они вдруг начинали мотаться взад-вперед. В воздухе летели сосновые иглы и увядшие листья.
— Что вы хотите, чтобы я делала? — спросила Табита.
— Самое меньшее? Не арестовывайте меня.
Он отвернулся от нее, нашел еще одну игрушку. Она разлетелась с музыкальным звоном.
Табита посмотрела на Уэйна:
— Никогда не любила ограничиваться самым меньшим. Хочешь помочь? Выглядит забавно, не так ли?
Уэйн вынужден был это признать.
Она орудовала рукояткой своего пистолета. Уэйн воспользовался камнем. Рождественский хор в машине все нарастал и ширился, пока его не заметила даже Табита, с беспокойством и недоумением оглянувшись на грузовик. Но Лу не обращал на это внимания, продолжая крушить стеклянные листья падуба и проволочные короны, и спустя некоторое время белый шум снова поднялся до рева, погребя под собой песню.
Уэйн разбивал ангелов с трубами, ангелов с арфами, ангелов с молитвенно сложенными руками. Он разбил Санта-Клауса, всех его оленей и всех его эльфов. Сначала он смеялся. Потом, спустя некоторое время, это перестало быть таким уж смешным. Немного позже у него заболели зубы. Лицо у него казалось горячим, потом холодным, потом холодным до жжения, льдисто-горячим. Он не знал, почему, почти не обдумывал это сознательно.
Он замахивался синим куском сланца, чтобы разбить керамического ягненка, когда заметил какое-то движение у верхнего края своего поля зрения, поднял голову и увидел девочку, стоявшую у развалин Дома Саней. На ней была грязная ночная рубашка — когда-то она была белой, но теперь стала по большей части цвета ржавчины от пятен запекшейся крови, — а волосы сбились в колтуны. Ее бледное красивое лицо было больным, и она беззвучно плакала. Ступни у нее были окровавлены.
— Набомаш, — прошептала она — вернее, так послышалось Уэйну. Звук был почти заглушен свистом ветра. — Набомаш. — Уэйн никогда не слыхал, как по-русски зовут на помощь, но прекрасно понимал, что она говорит.
Табита увидела, куда уставился Уэйн, повернула голову, заметила девочку.
— Боже мой, — тихо сказала она. — Лу. Лу!
Лу Кармоди посмотрел через двор на девочку, Марту Грегорскую, которая числилась пропавшей без вести с 1992 года. Ей было двенадцать, когда она исчезла из отеля в Бостоне, и теперь, двадцать лет спустя, ей тоже было двенадцать. Лу смотрел на нее без какого-либо особого удивления. Он выглядел серым и уставшим, по его обвисшим щекам струился пот.
— Мне надо найти остальное, Табби, — сказал Лу. — Ты можешь ей помочь?
Табита повернула голову и бросила на него испуганный, озадаченный взгляд. Она убрала пистолет в кобуру, повернулась и быстро пошла по палой листве.
Из куста позади Марты вышел мальчик, черноволосый мальчик десяти лет, одетый в грязный сине-красный мундир лейб-гвардейца. Глаза у Брэда МакКоли были одновременно измученными, недоуменными и испуганными; он покосился на Марту, и грудь у него стала сотрясаться от рыданий.
Уэйн покачивался на каблуках, глядя на них двоих. В его последнем сновидении на Брэде тоже был наряд лейб-гвардейца. Уэйн почувствовал головокружение, словно садился, но когда он в следующий раз качнулся на каблуках назад — и едва не упал, — отец подхватил его сзади, положив на плечо Уэйна свою массивную руку. Эти руки не вполне подходили к телу Нового Лу, заставляя его большую неуклюжую фигуру выглядеть еще более плохо сложенной.
— Эй, Уэйн, — сказал Лу. — Эй. Вытри лицо о мою рубашку, если хочешь.
— Что? — спросил Уэйн.
— Ты плачешь, малыш, — сказал Лу. Он протянул другую руку. В ней лежали керамические осколки: кусочки разбитого лунного полумесяца. — Ты уже довольно долго плачешь. По-моему, это была твоя игрушка, да?
Уэйн чувствовал, что у него конвульсивно содрогаются плечи. Он пытался ответить, но не мог выдавить ни звука из перехваченного горла. Слезы на щеках горели на холодном ветру, его самоконтроль отступил, и он уткнулся лицом в живот отца, мимолетно заскучав по старому Лу с его утешительной, медвежьей массой.
— Прости, — странным, задыхающимся голосом прошептал он. Он водил во рту языком, но больше не чувствовал своих тайных зубов… мысль, принесшая с собой такой взрыв облегчения, что ему пришлось повиснуть на отце, чтобы не упасть. — Прости. Папа. Ох, папа. Прости меня. — Он едва успевал дышать среди коротких, сотрясающих все тело рыданий.
— За что?
— Не знаю. Плачу вот. Измазал тебя соплями.
— Никто не должен извиняться за слезы, чувак, — сказал Лу.
— Меня тошнит.
— Да. Да, я знаю. Это нормально. Думаю, ты страдаешь от своей человечности.
— От этого умирают? — спросил Уэйн.
— Да, — сказал Лу. — Это в каждом случае фатально.
Уэйн кивнул.
— Хорошо. Ладно. Наверное, это хорошо.
Позади них, вдалеке, Уэйн слышал ясный, ровный, успокаивающий голос Табиты Хаттер, расспрашивавшей, как кого зовут, говорившей детям, что с ними все будет в порядке, что она о них позаботится. У него возникла мысль, что если он сейчас обернется, то увидит, может быть, дюжину из них, а остальные еще выбираются из деревьев, покидая статику. Он слышал, как некоторые из них рыдают. Человечность: это, очевидно, заразно.
— Пап, — сказал Уэйн. — Если ты не против, можем мы пропустить Рождество в этом году?
Лу сказал:
— Если Санта попытается спуститься по нашему дымоходу, я отправлю его обратно пинком под зад. Обещаю.
Уэйн рассмеялся. Это было очень похоже на рыдание. Это было нормально.
С шоссе долетел свирепый рев приближающегося мотоцикла. Уэйну пришла в голову мысль — отчаянная, ужасная мысль, — что это его мать. Все дети возвращались из состояния, похожего на смерть, и, возможно, настала ее очередь. Но это был просто какой-то чувак на дороге, решивший прокатиться на своем «Харлее». Тот пронесся мимо с оглушительным грохотом, сверкая хромом на солнце. Начинался октябрь, но в сильном, прямом свете утреннего солнца было еще тепло. Наступала осень, сразу за ней придет зима, но сейчас еще оставалось несколько погожих деньков, чтобы погонять на мотоцикле.
Начато 4 июля 2009.
Завершено во время Рождества-2011.
Джо Хилл, Эксетер, Нью-Гемпшир
Примечания
1
Эта строка из знаменитой баллады немецкого поэта Готфрида Бюргера (1747–1794) «Ленора» (1773) в переводе В. А. Жуковского звучит так: «Гладка дорога мертвецов».
2
Федеральное исправительное учреждение «Энглвуд» в городе Литтлтон, штат Колорадо.
3
Магазины «Тойз «аР» Ас» (это стандартное произношение магазина; пер. «игрушки — это мы», логотип — TOYSЯUS), появились в 1948 году на волне бэби-бума. Сегодня по всему миру насчитывается более 1500 магазинов игрушек. Кроме «Тойз» имеются многочисленные «Бэби «аР» Ас», «Пицца «аР» Ас», «Машины «аР» Ас», «Вина «аР» Ас»… и многие-многие другие. Талисман компании — доктор Жираф (Dr. G. Raffe), которого покупатели называют просто Джеффри.
4
Донки Конг — злодей из одноименной компьютерной игры, от которого играющий за главного персонажа должен спасти девушку.
5
Флатироны (буквально «плоские утюги») — предгорья Скалистых скал рядом с городом Боулдер (Колорадо).
6
Кит Ричардс (р. 1943) (гитара) вместе с Миком Джаггером (вокал) основали британскую рок-группу «Роллинг Стоунз», образовавшуюся 12 июля 1962 года и многие годы соперничающую по популярности с «The Beatles». По замыслу менеджера Эндрю Луга Олдэма они должны были стать «бунтарской» альтернативой «The Beatles». В 1963 году к группе присоединился еще один бессменный участник ─ Чарли Уотс (ударные), а затем и Рон Вуд (бас-гитара). В турне 2012 года, посвященном 50-летию группы, к остальным участникам присоединились Билл Уаймен (гитара), который периодически играл со «Stones».
7
Во времена хиппи так называли дым при курении «развлекательных» смесей.
8
Шкала комы Глазго (ШКГ, Глазго-шкала тяжести комы, The Glasgow Coma Scale, GCS) — шкала для оценки степени нарушения сознания и комы детей старше 4 лет и взрослых. Была опубликована в 1974 году Грэхэмом Тиздейлом и Б. Дж. Дженнетт, профессорами нейрохирургии Института Неврологических наук Университета Глазго.
9
Дэвид Майкл Хассельхофф (р. 1952) — американский актер и певец, известный ролями в телесериалах «Рыцарь дорог» и «Спасатели Малибу».
10
Название фантастической машины с искусственным интеллектом из телесериала «Рыцарь дорог».
11
«Роли» «Тафф Барнер» (Raleigh Tuff Burner) — классическая модель классного подросткового велосипеда. Все, кто имел Raleigh и катался на нем, считают его символом 80-х.
