Майкл Слэйд - Вурдалак

И тут Вурдалак допустил ошибку.

Тень топорища, скользнувшая по его обритому черепу, на долю секунды воскресила в памяти Цинка злополучный вечер на бойне и Ирокеза. Топор, как тогда — нож, шел сверху вниз, и наркотики, обострившие мышечную память, позволили Цинку упредить удар.

Око за око! Кипя яростью, подогреваемой всем, что ему пришлось пережить, Чандлер левым предплечьем остановил опускающийся ему на голову топор. Правый кулак инспектора метнулся вперед и вверх, нырнул под мышку Вурдалаку, ему за плечо; Цинк крепко ухватился за свое левое запястье и с силой рванул на себя. Хрустнули кости руки, попавшей в силовой захват, и, услышав этот хруст, инспектор всадил колено больной ноги маньяку в пах. Вурдалака приподняло над полом и отнесло на другой конец комнаты.

Цинк потерял равновесие и свалился в отверстие в полу.

Отлетев назад, Сид Джинкс угодил в объятия «железной девы». Колючие шипы с отвратительным мягким чмоканьем пропороли тело насквозь и вышли из груди, разрывая ткани, ломая кости, проливая драгоценную кровь — кровь, дающую жизнь Элейн Тиз.

Джинкс закричал. Он кричал, и его голос становился все более тонким, детским:

— Элейн! Элейн! Елена! Мамочка! Боже, помоги мне!

Цинк с грохотом рухнул на деревянную крышку, та под его тяжестью раскололась надвое, и, точно на подбитом из зенитки летающем блюдце, он спикировал на ней в колодец. В момент приземления он услышал под досками характерный хруст ломающихся шейных позвонков.

Сверху неслось:

— Фредди! Рубен! Питер! Откопайте меня! Насаженный на шипы «железной девы» человек кричал голосом четырнадцатилетнего мальчика.

В темноте слева от Цинка что-то пошевелилось. Сжав кулак, Цинк другой рукой молниеносно схватил неведомое существо за горло и выдернул из ниши в стене. Ему в объятия упала Дебора Лейн.

2: 00

Пока Дебора с помощью Чандлера выбиралась из ямы, Скотланд-Ярд пошел на штурм. Наверху гремело гулкое эхо разрывов — это рвались гранаты с нервно-паралитическим газом. Из пасти «железной девы» доносились слабые стоны Сакса Хайда: «Мама! Мамочка! У меня кровь!»

Дебора посмотрела на Цинка, который следом за ней вылез из колодца.

— Что мы с ним сделаем? — спросил Чандлер.

— Пусть истечет кровью, — ответила Лейн.

ПОДРАЖАТЕЛЬ

16: 12

В течение нескольких часов они обобщали факты, внося каждый свою лепту, и теперь пытались сложить части головоломки в целостную стройную картину.

Ранним утром Чандлеру ввели препарат, нейтрализующий действие наркотиков, и, хотя результат не заставил себя ждать, остаточное нервное возбуждение сохранялось. Инспектор сутулился на стуле в углу кабинета Хилари Ренд. В его организме — в паху, в головном и костном мозге, везде — гибли клетки. Цинк в жизни не чувствовал такой усталости. Перед глазами инспектора проплывали образы, над которыми он был не властен.

«Элейн! Элейн! Елена! Мамочка! Боже, помоги мне!»

«Фредди! Рубен! Питер! Выкопайте меня!»

Что последнее сорвалось с губ Сакса? Ах да. «Мамочка! Мамочка! У меня кровь!» Ключ ко всему.

«Невозможно поверить, что моя Дебора из той же семьи, — подумал он. — Цветы. Нужно до отъезда послать ей в больницу цветы».

С выражением горькой иронии Цинк поднялся со стула, подошел к столу старшего суперинтендента и взял в руки «Язык цветов» — книгу, найденную в Колодце, в обшитой сталью комнате Джека Ома. На титульном листе стояло: «Елене — с любовью. Хью. 1958».

Чандлер тяжело вздохнул. Ему вспомнились слова Деборы: «Больше всего на свете мама любила возиться в саду». В пятьдесят восьмом Елена встретила Хью Лейна и вышла за него замуж. «Счастливые дни, — подумал Чандлер, — вскоре обернувшиеся сплошным мучением».

Макаллестер спросил: чайку с печеньем? Цинк отложил книгу и взглянул на горца, протягивавшего ему поднос: серые фланелевые брюки, черные ботинки, свитер с треугольным вырезом, форменный галстук отдела расследования убийств. Чандлер утвердительно кивнул.

— С вами все в порядке? — спросил шотландец.

— Да, все хорошо.

— Вам бы полежать денек в госпитале.

— Не могу. Завтра я должен быть в Ванкувере и явиться в суд. Дело не терпит отлагательств. Вечером я улетаю. Честное слово, со мной все в порядке.

За столом Хилари напротив хозяйки кабинета сидел Брейтуэйт. Он просматривал бумаги, найденные Макаллестером в подвале: научные заметки, бессвязные жалобы на то, что Элейн Тиз несправделиво отнимает у Джека Ома время, лавкрафтов «Некрономикон» в собственном переложении Вурдалака, счета и планы преступлений Сида Джинкса, разработанные тщательно, до мельчайших подробностей.

— Самый тяжелый случай в моей практике, — - заметил доктор, на миг отрываясь от бумаг.

— Вы ошибались, Уинстон, утверждая, будто дробление личности редко приводит к тяжким преступлениям, — сказала Хилари.

Брейтуэйт застенчиво покачал головой.

— Нет. Мне просто не хватило воображения сделать еще один шаг и задуматься над тем, не может ли психотик включить содержание более раннего невроза в сиюминутный разрыв с реальностью. Сколько на этом свете людей, столько и психологических типов.

— Надо ж так шизануться! — фыркнул Макаллестер. — Неужто никто ни о чем не догадывался?

— Человек задним умом крепок, — отозвался Чандлер.

— Это верно, хотя утешение слабое. Но мне кажется, между газетных строк очень ясно читается, что случилось с Хайдом.

Все выжидательно посмотрели на Брейтуэйта.

— С самого начала Саксу мешали жить два обстоятельства, — начал психиатр. — Врожденная, но скрытая до поры шизофрения, ибо проклятие Кийтов — не выдумка. И развившаяся у его матери совершенно беспочвенная боязнь того, что сын унаследовал от нее гемофилию. Это была попросту навязчивая идея, Сакс никогда не страдал ничем подобным, но с годами он убедил себя, что он гемофилик. Иными словами, бред Елены стал его бредом.

— Folieadeux, — вспомнил Чандлер. — Одни и те же бредовые идеи у двух близких людей?

Брейтуэйт кивнул.

— Это не редкость. Вы, конечно, понимаете, что, говоря «Сакс Хайд», я подразумеваю корневую личность — ребенка, рожденного Еленой Кийт.

— Физическое и психическое целое, — уточнила Ренд. Брейтуэйт снова кивнул.

— С точки зрения психиатрии, — продолжал он, — в раннем периоде жизни Сакса можно выделить два поворотных момента. Первое: в критический пятый год жизни, когда формируется личность ребенка, мальчик страдал от побоев и сексуального насилия со стороны отчима. Вот что творилось в гараже за род-айлендским домом Лейнов, когда Дебора слышала крики брата. Насильственное мужеложство. Что, в свою очередь, привело к ломке наполовину сформированной личности Сакса Хайда.