Покоритесь воле Ночи - Кук Глен Чарльз
А потом вдруг один из сражавшихся на стороне Арнгенда епископов по чистой случайности сбил короля Джейма с полумертвого от усталости коня. Юноша оказался в самой гуще схватки.
Это уже потом каждый епископ – из тех, кому удалось уцелеть, – начнет утверждать, что это именно его заслуга. Даже Габанд не станет исключением, хотя десятки свидетелей клялись, что в тот момент он с товарищами уже успел отъехать на несколько миль от схватки, полагая, что негоже таким солидным людям сложить голову ни за что ни про что.
Но уже не важно было, чья это заслуга. Быть может, тот первый удар вообще по ошибке нанес касторигский воин.
Мужество покинуло касторигцев, и они отступили. Пало, шестнадцатилетний брат Джейма, пытался послать их в бой и отбить тело короля, но никто не пожелал за ним следовать. Советники заявили, что тело можно выкупить потом, и под их натиском принц отступил и повел уцелевших подданных на юг.
Никто на самом-то деле не видел, как погиб король, но все были совершенно уверены, что Джейм мертв.
При отступлении касторигцам удалось сохранить боевой порядок и дисциплину: они заманивали в засаду своих преследователей и убивали всех попавшихся на пути арнгендцев.
Вот уже много часов подряд брат Свечка качал головой. Это стало напоминать нервный тик, но справиться с собой монах не мог. Как и все остальные кауренцы и дирецийцы, совершенный поверить не мог, что коннекские ополченцы за весь день так ничего и не предприняли. Ведь любому дураку было понятно, что следует делать. Старик начал разговаривать сам с собой: не иначе как в приступе безумия покинул он Сен-Пейр-де-Милеж, нужно скорее возвращаться в навайский Медьен, пока после нынешнего умопомешательства враги не захватили город и не выгнали из него ищущих свет и самих кауренцев.
Мирское взяло верх. Неожиданно брат Свечка перестал бормотать, осознав вдруг, что все, кто стоял рядом с ним на стене, куда-то подевались. Он смутно помнил, что Раульт и Кедла пытались его увести. Наверное, в конце концов страх оказался сильнее, и они ушли.
Совершенный все стоял и смотрел. Бедствия, которые, вероятно, еще аукнутся в веках, произошли лишь потому, что его старый друг так и не смог ни на что решиться. Хотя стоит признать, сегодня Тормонду пришлось приложить все силы, чтобы только не умереть и удержаться в седле.
– Совершенный! – нетерпеливо позвал кто-то.
Наверное, его окликали уже не в первый раз.
Брат Свечка обернулся:
– Ходье! Почему вы не с герцогом?
– Потому что Изабет велела мне оставаться здесь и заняться вами.
– Нечем тут заниматься. Что сделано, то сделано. Все символы власти и бумаги теперь у графа Реймона.
– Знаю. – Глашатай Тормонда сделал шаг вперед, оставив позади сопровождавших его дирецийцев. – Но быть может, передачу власти следует отложить. Сами посудите. Король Питер не прибегнул к своему военному гению, ведь в случае победы он почти ничего не выигрывает. Тормонд еще жив, но сделать ничего не может, а вельможи ничего делать не станут, потому что боятся потерять герцога в этом сражении. Консулы попрятались по углам.
Ходье все говорил и говорил, обращаясь скорее к своему родному городу. Монах молча слушал. Препоны, связанные с престолонаследием, возникали всегда и везде и неизменно вызывали бесчисленные беды, несчастья и неразбериху. Должен быть другой способ.
Но вряд ли он появится при жизни совершенного.
Любой план, любой замысел, любой социальный эксперимент терпел неудачу, как только в него вмешивались люди.
– Ходье, арестуйте меня, если вам так нужно. Вы понапрасну тратите время – и свое, и мое. А времени у меня осталось не много. Нынче я всего-навсего наблюдатель.
Старик чуть подвинулся и оперся на зубец крепостной стены. Трудившиеся неподалеку на воротах плотники как раз начали возводить защитные заграждения.
Ходье прислонился к соседнему зубцу.
– Тормонд все знал. Прошлой ночью он почти не сомкнул глаз. Герцог так сожалеет о своих поступках. Как только разум и тело снова стали повиноваться ему, он решил, что сегодня ему следует отправиться на битву. Пусть Каурен вспоминает потом, как Великий Недотепа защитил свой город. Он бы погиб героем. А потом другой герой, более уверенный в себе и более жестокий, – граф Реймон – за него бы отомстил. Тормонд придумал эту легенду.
– Но?
– Но возникло затруднение с Питером Навайским. Питер хочет стать великим защитником чалдарянского мира и превзойти Граальских императоров и даже императоров древности. Несмотря на все его победы, за пределами Диреции никто не считает короля таким уж великим властителем. И Питер убежден, что, только добавив к своим владениям Коннек, он добьется желаемого.
– Об этом ему нужно договариваться с графом Реймоном.
Самолюбие у Гарита непомерное. Он – дитя своего сословия, но при этом еще и ярый патриот, который вполне может присягнуть на верность королям Наваи, если это поможет ему спасти родной край.
– Думаю, чего-то в этом роде королева и надеется добиться, – сказал Ходье.
– Королева?
– Изабет. Я же говорил. Это она меня послала. Королева знает, как разрешить дилемму. Думаю, хочет, чтобы вы отнесли послание графу Реймону.
– Пресвятой Аарон! Взгляните на меня! Через неделю мне стукнет шестьдесят семь. Мои старшие товарищи поумирали все. Еще одно путешествие через весь Коннек мне не пережить.
– Вполне возможно. Но решаю здесь не я. Мое дело – отвести вас к Изабет. Отпираться будете перед ней.
Брат Свечка посмотрел вниз – на ту часть поля боя, что открывалась со стены. Там по-прежнему царила неразбериха. Казалось, все еще может окончиться благополучно, если только кауренское ополчение что-нибудь предпримет.
Вельможи из окружения герцога, делавшие вид, что управляет ополчением именно Тормонд, приняли решение вернуться в город. И это как раз тогда, когда показались немногочисленные коннекские рыцари.
Когда начали прибывать остатки арнгендцев из Клоаки и Пик-анде-Саля, граф Алпликово приказал навайцам отступать вслед за кауренцами. Он не знал, что подкрепление к арнгендцам идет ничтожное. От касторигского войска, которое отступало на запад, не было никаких вестей.
Позже выяснится, что в тот день пало четыре тысячи арнгендцев и их союзников. Еще больше потом погибло от ран. Потери навайцев, касторигцев и их союзников составили около тысячи четырехсот человек, из них сотня была захвачена в плен.
Среди кауренских ополченцев Тормонда IV погибло двадцать три человека, и только шестеро от рук врага.
Брат Свечка вошел в зал, где сидела Изабет. Королева была мрачнее тучи. Она только что отпустила посланцев в забрызганных грязью и кровью и пропитанных по́том одеждах. Совершенный догадался, что вести они принесли неутешительные.
– Питера считают погибшим, – сказала Изабет.
Солнце опустилось уже к самому горизонту, и сквозь высокие стрельчатые окна лился золотой свет. «Как это не к месту», – подумал брат Свечка.
– И Джейма тоже, – добавила Изабет. – Касторигцы отступают. Говорят, они сильно ослабили арнгендцев и перебили во множестве тех, кто бежал с поля боя.
Свечка вздохнул и снова посмотрел на поток яркого света, заливавшего зал. Знак грядущей тьмы. Совсем как в старой пословице о том, что темнее всего перед рассветом, только сейчас все наоборот.
Вошел гонец с новой вестью. Кауренские вельможи все решили за Тормонда, ополчение отступает в город, так и не нанеся врагу ни одного удара.
Внезапно Изабет показалась монаху постаревшей.
– Вспомните, каким предстал перед вами в последний раз Тормонд, – сказала она.
– Осмелюсь напомнить, это было не так давно.
– Да, разумеется. Но сегодня утром брат пребывал в более плачевном состоянии, чем тогда. Несмотря на все усилия волшебников и лекарей. Ему не следовало ехать. Теперь, после гибели Эарделея Данна, у нас никого не осталось. Мас Кребет и Кастерен Граут ни на что не годны.
