Елена Ткач - Седьмой ключ

— Хорошо мы это обсудим, — сказал он, как самому показалось, солидным тоном, но вышло довольно смешно: голос сорвался, и Алеша, что называется, «дал петуха»! Сиплый писк увенчал его коронную фразу.

— Ну что? Куда мы теперь?

— Понятия не имею, — он справился с голосом и стоял, в растерянности озираясь по сторонам.

— Может, домой? Наши, небось, думают, что мы утонули…

— Погоди. Мне одна вещь никак покоя не дает!

— Какая-такая?

— Слова Антонины Петровны. Помнишь, она все прислушивалась к чему-то, за окошко глядела… Говорила: молния наверняка угодила в чей-то дом. А потом губы скривились, — он попытался изобразить то скорбное выражение, которое появилось на лице бабушки, — и сказала: «Спета песенка!»

— Ну и что? Ты думаешь, это она о дяде Сереже?

— Что ты! Она его, наверное, и не встречала ни разу…

— Тогда о ком?

— Вот это-то я и хочу… Знаешь, давай-ка быстренько сбегаем к твоему бывшему домику. А, давай?

— Слушай, я уж набегалась! И вообще… — она зябко поежилась, — не хочу я туда. По крайней мере сегодня! Понимаешь, не хочу!

— Только на одну минуточку. Всего на одну! Ну, Ника, пожалуйста… Я чувствую — нет, я просто уверен, что там…

— Что?

— А вот давай поглядим. Это недолго. Заглянем на берег пруда — и сразу домой!

— Ну ладно.

Ветка, понурившись, побрела к воротам.

В лесу пахло гарью. Что-то горело поблизости, и пожар был явно не маленький — чтобы загорелось под таким проливным дождем, нужна стихийная мощь огня.

Дымом тянуло со стороны пруда. От волнения у ребят перехватило дыхание. Переглянувшись, они ускорили шаг и перешли на бег. Дым плыл им навстречу.

Задыхаясь, они выбежали на берег пруда и, ахнув, остановились как вкопанные. Впереди, в отдалении рвался в небо невиданный факел! Дом Вязмитинова пылал, объятый ревущим пламенем, оранжевые языки сталкивались, корчились и вихлялись, как-будто исполняя какой-то гротескный танец, они куражились, наслаждаясь своим могуществом, и пожирали утлую деревянную плоть. Сквозь грозный рык пламени слышался стонущий треск — дом рвался на куски, сыпался, оседал. Он уходил в небытие, прочь из земного мира, в котором отныне будет жить только память о нем…

— Алешка! — только и смогла выговорить Ника, часто и тяжело дыша и заслонившись от жара рукой.

— Да-а-а-а… Значит, Антонина Петровна правильно угадала. Но выходит… он там!

— Кто?

— Сын Вязмитинова. Левушка! Ведь она сказала: «Спета песенка!»

— Но, может быть, она имела в виду именно дом — рассадник зла! Дескать, это место больше не будет ужас на людей наводить, никто там не сможет совершать обряды магические — спета песенка! Может, так?

— Я все-таки думаю, она имела в виду не дом, а хозяина. Чего гадать — мы скоро узнаем. Только давай отойдем подальше — такой жар, что стоять невозможно.

Они отступили к деревьям. Ветка на каждом шагу оборачивалась, не в силах оторваться от жуткого, завораживающего зрелища. Она прижалась спиной к стволу ели, не обращая внимания, что смола может испачкать маечку И громко, по-детски всхлипнула.

— Ника, ты что? — Алеша хотел заглянуть ей в глаза, но она отвернулась, всхлипывая и хлюпая носом. — Ну вот, ты все-таки простудилась наверное… Надо бы нам домой. Пойдем, а? Ника, Никушка…

— Сейчас. Знаешь… мне его жалко!

— Да ну тебя, нашла кого жалеть!

— Понимаешь, он мучился! Мне кажется, он со всем этим покончить хотел. Бросить все… магию эту. Только она его не пускала. Ведь когда джинна выпустят из бутылки, его не загонишь обратно. Все эти фантомы… картины. Вспомни, что стало с дядей Сережей. Я думаю, тот, кто всем этим занимается, подпадает под власть демонов не меньше, чем его жертва. Не мог он сам вырваться, понимаешь?

— Нечего было этой гадостью заниматься, людей окручивать. На его счету, я думаю, не одна жертва. Помнишь, твоя мама рассказывала: тут погибла дочка молочницы. Как-то странно погибла. Она от этого дома шла, помнишь?

— А, это маме дядя Сережа рассказывал. Да, вспоминаю. И все же нельзя этому радоваться. Ну… если он там.

— Да никто не радуется. Просто что-то кончилось. Круг замкнулся. Не знаю…

— Что ты имеешь в виду?

— С гибелью дома завершен какой-то отрезок времени. Историях тех, кто был со всем этим связан: Женни, Вязмитинов, Левушка… Молочница, Антонина Петровна. Мы…

— Мы?

— Я уверен, наш интерес к этому как-то на все повлиял. Что-то сдвинулось изменилось, не знаю я как сказать… Только чувствую, так и есть! И в нас самих тоже что-то переменилось. Мы — другие, стали другими за лето. Разве не так? Мы как бы помогли замкнуть круг истории этих мест. И начать новый. Уверен! Если это так — если мы и впрямь смогли выполнить волю сил Света — то это… даже не знаю как сказать. Это просто чудо какое-то!

— Чудо… — Вероника спрятала лицо в ладонях. — Вот и мама тогда говорила о чуде…

— Когда?

— В тот вечер, когда дядя Сережа за Машкой явился. Ну, ты помнишь… — она помрачнела.

— Как не помнить… — он нежно коснулся губами ее полуприкрытых подрагивающих ресниц. — Пойдем домой, ты действительно устала.

Вспомнив тот кошмарный вечер, он подумал, сколько же Ветке тогда пришлось пережить, когда очутилась она в тисках безумного монстра… Нет, в самом деле, хватит с нее. И его дело — не растравлять ей душу заумными разговорами, а отогреть, успокоить.

Они кинули последний взгляд на пожарище — только что с жутким треском обрушилась крыша. Огонь перекинулся на сарай. Скоро и от него останется только груда обугленных головешек…

Но Ильин день готовил им новые сюрпризы. Вернувшись к бетонке, чтобы выбраться по ней из лесу на шоссе, они увидели, как позади, в том месте, где они только что проходили, толпятся люди, вспыхивают мигалки машин «скорой помощи», со стороны шоссе мимо них со свистом пронеслась милицейская «Волга».

— Слушай, там что-то случилось! — Ветка вцепилась ему в руку, не замечая, что делает больно.

— Да. Причем, что-то серьезное. Пошли?

— Пойдем!

И вновь они рысцой понеслись по дороге.

Они прибыли почти одновременно с очередной «скорой», которая притормозила у обочины. Выпрыгнувший из нее человек в белом халате замахал руками, подзывая двоих, тащивших носилки. Они выбирались на дорогу с лесной просеки, уходящей вглубь. На носилках лежало что-то, прикрытое простыней.

— Давайте! Давайте сюда! — командовал врач с вновь прибывшей «скорой».

— Там еще двое. Кошмар! Вся поляна в крови!

— У меня места — только на одного. Все, я уехал!

Носилки задвинули в утробу машины, дверцы захлопнулись, врач вскочил на подножку — развернулись, уехали…