Дэниел Истерман - Девятый Будда

— Как ваша фамилия? — спросил он. Его грубый, угрожающий голос далеко разносился в тишине.

Осужденный пошевелился, вокруг него сгущались сумерки. Кристофер увидел в его глазах только полную безнадежность, словно жизнь вытекла из него задолго до того, как его должны были расстрелять. Он был молод, почти мальчик.

— Аракчеев, — ответил мальчик.

Кристофер прикинул, сколько ему лет. Пятнадцать? Шестнадцать? Голос мальчика был невыразительным, его собственная личность уже утратила для него всякое значение.

— Имя и отчество?

— Юрий Николаевич.

Генерал чуть повернул голову и прорычал какую-то команду, обращаясь ко второму офицеру, стоявшему неподалеку. Он был в запачканной белой форме — молодой, недавно выпущенный поручик. В руке у него была толстая книга, в которой он что-то писал.

— Запишите его данные! — приказал генерал.

Поручик записывал в книгу все имена, строго по алфавиту, как и положено. Ни суда, ни трибунала, никакого другого приговора, кроме смерти, но зато велся список убитых. Когда новый царь окажется на троне и народ будет благоговейно трепетать перед его чудесным возвращением, он обнаружит, что все учтено. Миллион мертвых. Два миллиона. Двадцать миллионов. Но все учтено: кладбище с пронумерованными табличками и стрелки, указывающие направление к выходу.

— Откуда?

— Нижний Новгород.

— Звание?

— Рядовой.

— Возраст?

Мальчик заколебался.

— Восемнадцать, — ответил он. Это была ложь.

И оба это знали.

— Вы признаете, что являетесь большевиком?

Мальчик снова замолчал. На мгновение перед ним забрезжила надежда. Может ли отрицание спасти ему жизнь? Но затем он взглянул генералу в глаза и надежда угасла.

— Да.

— И предателем царя и Святой Руси?

— Я не предатель, — запротестовал мальчик. — Я был верен России. Я служил ее народу.

— Запишите «предатель». — Генерал замолчал и посмотрел на мальчика. — Хотите что-нибудь добавить?

Тот промолчал. Он дрожал, пытаясь овладеть собой. Свет уходил из мира. Через несколько мгновений все закончится. Внезапно ему очень захотелось увидеть, как уходит день. Казалась невыносимой мысль, что пуля палача отнимет у него эту возможность. Но он не мог заставить себя ничего сказать, не мог даже попросить, чтобы ему дали пожить еще минуту и он смог бы посмотреть на уходящий свет.

— Прекрасно, — заметил генерал.

Некоторые произносили последние речи, некоторые молчали. Это не имело никакого значения. Он и его люди были абсолютно невосприимчивы.

— Именем принцессы Анастасии, царицы России, именем благословенного Тихона, патриарха нашей святой матери церкви, именем барона Романа фон Унгерна Штернберга, защитника Калки, верховного главнокомандующего российскими армиями на Востоке, я приговариваю вас, Юрий Николаевич Аракчеев, к смерти. Да простит вас Господь.

Он поднес револьвер к голове мальчика. Мальчик дрожал, глаза его были открыты и смотрели прямо перед собой, тоскуя по умирающему свету. Генерал выстрелил, мальчик содрогнулся и упал назад, на кучу трупов, генерал нагнулся, увидел, что он все еще дергается, и снова выстрелил. Мальчик затих. Темнело.

— Зажгите факелы! — крикнул генерал.

Через несколько мгновений опушка была ярко освещена. Каждый второй высоко поднимал факел. Красные огни отбрасывали свет на белые формы и длинные штыки, они выхватывали из кучи трупов то ноги, то руки, то головы, тут же погружавшиеся в сострадательную темноту.

Кристофер смотрел как зачарованный. Кто здесь был его враг? Вот что он хотел понять.

Убийства продолжались. Пленных по одному подводили к генералу, допрашивали и неизбежно расстреливали, обычно тратя на каждого две пули подряд. Это был кошмар, повторявшийся все снова и снова.

Последний пленный был худым, сутулым человеком в очках с металлической оправой, комиссар ЧК, схваченный вместе с остатками красных отрядов, разбитых Унгерном. Остальные были солдатами, но этот, как решил Кристофер, был настоящим революционером. Лицо его было бледным и перекошенным — Кристофер отчетливо видел его в свете факелов.

Еще до того, как генерал успел произнести смертный приговор, человек протянул руку. Он впился взглядом в палача, мысленно заставляя его вложить в свою руку револьвер. Прошла минута, потом еще одна, оба молчали. Было ясно, чего хочет пленный. И наконец генерал сдался.

Он ухитрился одной рукой вынуть из барабана все патроны, кроме одного, вставил барабан на место и вручил револьвер комиссару. Несмотря на идеологическую пропасть между ними, они понимали друг друга. Солдаты подняли винтовки, направив их на пленного.

Но тот и не собирался предпринимать неуклюжую попытку убежать. Он приставил револьвер к голове, подняв его медленно и решительно, ни на секунду не отрывая глаз от глаз маленького генерала. На лице его было написано полное презрение, презрение не столько к тому, что делали генерал и его люди, сколько к тому, кем они были.

Следя за происходящим из-за деревьев, Кристофер почувствовал это ледяное презрение так, словно оно было направлено на него. Пленный уже обрел свободу, вырвавшись из рук своих палачей, духовную свободу. Он не произносил речей, не сулил им отмщения. Достаточно было посмотреть на него, чтобы понять, что белые проиграли войну. Теперь это был лишь вопрос времени. Он крепко прижал дуло к виску, чтобы оно не соскользнуло. Одно движение, и все снова будет хорошо. Он нажал на спусковой крючок, и револьвер упал на землю.

Наступила страшная тишина. Все удовольствие, которое они получили от сегодняшней работы, весь триумф, с которым они столь четкими порциями отмеривали смерть, — все это было испорчено в одно мгновение, одним жестом. Генерал нагнулся и поднял револьвер. Трясущейся рукой он снова зарядил его и убрал в кобуру.

Кристофер шагнул, все еще не отрывая глаз от опушки, от белой формы живых, от залитой кровью формы мертвых. Он повернулся, чтобы уйти, беспокоясь, удастся ли ему отыскать в темноте обратный путь.

Из мрака донесся мягкий голос, говоривший по-русски:

— Просто бросьте револьвер, товарищ. Вы окружены со всех сторон.

Он последовал совету. Револьвер почти беззвучно упал на землю.

Глава 51

Небо за их спинами начало краснеть, словно на юге начинался восход. По всему черному небу, от края до края, бесшумно крался ад. Была полночь. Маленький генерал — его фамилия была Резухин — приказал своим людям поджечь лес факелами. Накануне он и его отряд из сорока человек попали в этом лесу в засаду, когда возвращались в Ургу после шести дней отсутствия, в течение которых они выполняли разведывательное задание. Половина отряда была убита, прежде чем им удалось выманить противника на открытую местность и одержать победу.