Джеймс Риз - Книга колдовства
Она как будто только что очнулась и заметила Леопольдину в растерзанной одежде, с обнаженной грудью. Поздней Себастьяна рассказывала, что в тот миг окончательно поняла, зачем Бру разыскивает меня: он явно захотел воспользоваться моей дуалистической природой, моей двуполостью, в своих алхимических целях.
— Где он? — спросила она у Лео уже с большей настойчивостью. — Он тебя не?..
Леопольдина, не дослушав ее до конца, указала пальцем на плавно ползущего, пульсирующего удава и принялась оглядываться по сторонам — она пыталась понять, чем Себастьяна прикована или привязана к дивану.
— Подойди ближе, — хладнокровно велела ей Себастьяна.
Леопольдина очень осторожно приблизилась к ней. Она терпеть не могла летучих мышей, но питон, по длине вдвое превосходящий ее саму, был явно очень опасен. Тогда Себастьяна медленно подняла руки.
— Нет, нет! — проговорила она, едва Лео рывком попыталась стащить ее с дивана. — Мы не должны двигаться слишком быстро. Удав слишком близко, он хочет заполучить этот лист, который на мне.
— Лист? — переспросила Леопольдина.
И впрямь: огромный лист тончайшего сусального золота прилип к Себастьяне, накрыв ее лицо, шею и руки. Это из-за него ее голубое платье из легкого шелка так ярко сияло на жарком кубинском солнце. Именно золото привлекало удава. Он готовился напасть, чтобы заполучить драгоценное лакомство.
— Возьми их, — попросила Себастьяна, кивая на свои кольца. — Сними вот эти, они золотые. — Легким покачиванием пальцев она указала, какие кольца следовало снять. — И… скорми их ему.
— Удаву? — удивилась Лео. — Скормить твои кольца удаву?
Питон подобрался уже так близко, что его длинное трепещущее раздвоенное жало касалось плеча Себастьяны, слизывая частицы золотой наживки.
— Конечно, дорогая, — ответила она, — ему нужны не кольца, а золото, из которого они сделаны.
Однако девочка продолжала стоять в нерешительности, не в силах понять смысл этой просьбы.
— Милочка, — продолжала Себастьяна, — видишь то блюдце? Вон там, черное, да. Возьми мои три кольца и опусти их… в молоко, или что там налито, а потом принеси плошку сюда. Vite![199]
Леопольдина, все еще не понимая, зачем это нужно, повиновалась. Себастьяна подала Уроборосу кормушку, и он съел три ее золотых кольца, надетых в тот день с особым умыслом.
На большом пальце Себастьяна носила круглое колечко, украшенное оливином (для чистоты), на указательном и безымянном — кольца с жадеитом (для увеличения физической силы) и лазуритом (дабы крепче привязать душу к телу). Кроме них, в тот день она выбрала два парных кольца из чистого малахита «для отвращения зла», как позднее сама пояснила мне, посмеиваясь. Да уж!
Видите ли, моя мистическая сестра справедливо предположила, что странная светоносность животных в доме Бру объясняется неким алхимическим воздействием; а все, что связано с алхимией, в конечном итоге связано с золотом. Себастьяна решила, что с помощью этого металла можно отвлечь внимание питона, которого Бру приманил с помощью золотого листа. Удав слишком близко подобрался к ней сзади, а она не успела ничего предпринять. Хищной рептилии предстояло поглотить старую ведьму, в то время как сам алхимик занялся поисками молодой.
К счастью, Себастьяна рассчитала верно: Уроборос изменил свои намерения, и его жало скользнуло от плеча и шеи моей мистической сестры к блюдцу на ее ладони. Себастьяне пришлось изо всех сил напрягать мускулы, чтобы удержать на вытянутой руке упругого, бесцветного, гладкого и холодного питона. Леопольдине оставалось лишь наблюдать, как ее наставница борется за жизнь. Себастьяна велела ей не шевелиться, ведь любой резкий жест мог спровоцировать нападение и тогда ничто бы ее не спасло. Наконец ей удалось очень медленно опустить руку на диван, а затем поставить туда же плошку — осторожно, чтобы она не перевернулась. Затем Себастьяна тихо выползла из-под питона — по словам Лео, как змея — и встала, чтобы заключить в объятия дрожащую Леопольдину.
Затем они обе стали пятиться от Уробороса к самому дальнему краю шатра, не спуская глаз с удава. Тем временем змей поддевал жалом кольца, одно за другим, и отправлял к себе в пасть.
— Сегодня, милочка, мы встретили воистину странного человека, — прошептала Себастьяна. — Где он сейчас?
Увы, на ее вопрос ответил сам Бру. Шея его была в крови, но это не помешало ему взобраться по лестнице. Теперь он стоял на верхней площадке.
— Мои поздравления, — прошипел он, отвешивая поклон гостьям.
Впоследствии Леопольдина со смехом вспоминала, о чем подумала в ту минуту: она решила, что настало время научить ее летать, как это заведено у ведьм. Бру перекрыл им дорогу к лестнице, деваться было некуда, и если не улететь по воздуху, придется вступить с ним в схватку.
Принимая во внимание, что Себастьяну он отдал на удушение удаву, а Леопольдину пытался… словом, вытворял с нею нечто неприличное, можно лишь удивляться тому, как Квевердо Бру сумел дожить до нашей встречи. Мы встретились всего несколькими днями позже, в той же палатке, и на его шее виднелись свежие следы коготков моей дочери, о которой я еще не знала. Себастьяна и Лео могли расправиться с Бру множеством способов — как с помощью Ремесла, так и без него; но и Бру обладал кое-какими средствами против них. Например, ему было известно, что Себастьяна послала мне письмо с призывом приехать на Кубу, и он разузнал, где искать меня, если я не приеду. Что касается Леопольдины… Что ж, он удостоверился в том, что девочка — никакой не Ребус. Так в чью пользу могла закончиться предстоящая битва за выход на винтовую лестницу? Я уступаю место рассказчика самой Себастьяне — позже она сделала в своей книге несколько записей о том, чем закончилось ее пребывание на Кубе.
«Ох, душенька, я совершила непростительную ошибку. К огромному удивлению Леопольдины (а она оказалась куда более стойкой и здравомыслящей), я поверила алхимику, который пообещал поделиться кое-какими недавно полученными сведениями о тебе, если мы с миром покинем его дом и не станем накладывать на него проклятие.
Да, милая Геркулина, Бру заставил меня поверить, будто у него есть какие-то вести от тебя. Ужасные события того дня затмили мой разум — je déteste les serpents![200] — и выкачали из меня все силы, поэтому я не смогла выведать у Бру при помощи своего Ремесла, что ему о тебе известно. Пришлось положиться на его слова. Ах, Геркулина, прости мне этот непозволительный промах! Однако позволь заметить, что я очень боялась явления крови в тот самый момент, когда стояла перед алхимиком на крыше его дома посреди кубинской столицы. Я не могла рисковать, или моя кончина стала бы поистине бесславной. Мне очень хотелось поставить негодяя на место, но для этого — как для того, чтобы усмирить разъяренную собаку, — мне потребовалось бы собрать в кулак всю свою волю, а я слишком ослабела. К тому же я боялась, что Леопольдина окажется в полной его власти, если со мной случится беда. Ведь я не просто начала знакомить ее с азами Ремесла, но успела обучить многим тонкостям — правда, исключительно белой магии. Я опасалась, что если ей захочется убить Бру, если ее дебютом станет расправа над ним, это сможет толкнуть юную ведьму на темную стезю. И я поверила этому лгуну, когда он заявил, будто совсем недавно получил от тебя второе письмо. По его словам, ты написала, что не можешь последовать моим указаниям и покинуть Флориду, поскольку состояние твоего здоровья делает путешествие невозможным. Да, я поверила ему на слово и даже не попросила показать письмо — ведь он сумел назвать твой адрес в Сент-Огастине. Потом я узнала, что адрес был вымышленным. Le bâtard![201] Ох, теперь, когда силы ко мне вернулись, так хочется повернуть время вспять и вновь оказаться на его крыше. Тот день закончился бы для Бру совсем иначе!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});