Коллектив авторов - Страхослов (сборник)

Рут молчала, Грег вел машину, и Сьюзан не видела их лиц, сидя сзади. Она словно пыталась договориться с тьмой. Она сказала Рут, что любит ее. Повторяла это снова и снова. Пообещала ей устроить лучший день рождения в мире.

Дороги, по которым раньше можно было проехать, теперь совсем залило. Грегу все это казалось уже не таким забавным.

– Мы найдем дорогу домой, – говорил он. – Все будет в порядке. Ч-черт…

Вокруг царили мрак и сырость.

И вдруг…

– Глядите! – В голосе Рут слышалась радость.

Какое-то время Сьюзан ничего не видела. Она протерла запотевшее окно и выглянула наружу. И там, там, на поросшем травой поле, там светились огни, и звучала музыка, и стоял большой шатер.

– Мы все-таки нашли цирк, – воскликнула Рут.

– Но это не тот цирк, – заупрямилась Сьюзан. – Это другой цирк. – И вдруг не сдержалась: – Это несправедливо!

– Принцесса, ты только не огорчайся, но не стоит зря надеяться. Вряд ли этот цирк будет открыт в такую погоду. К тому же уже поздно.

Но, как оказалась, Рут нечего было огорчаться. Они выбрались из машины, их опять окатило дождем, опять та же грязь повсюду – но цирк был открыт, и они успели к началу представления, успели к самому началу представления! Рут прыгала от восторга.

– Три билета, пожалуйста, – сказал Грег хрупкой девушке в билетной будке, которую ненадежно установили на мокрой траве. Будка немного покосилась. Если девушка и удивилась, увидев взявшуюся неведомо откуда семью, она этого не показала.

– На меня не бери, – сказала Сьюзан. – А вы идите. Я подожду в машине.

– Не глупи.

Он говорил спокойно, как и всегда, но Сьюзан не понравилось, как сжимаются его кулаки, она никогда раньше не видела, чтобы он так делал.

Афиши на шатре промокли и отклеивались, прочесть на них что-то было почти невозможно. На них были изображены два веселых клоуна – взрослый и ребенок.

ВСЕ ВЕСЕЛЬЕ НАСТОЯЩЕЙ ЯРМАРКИ! – обещали клоуны. – ТРАДИЦИОННЫЙ ЦИРК – «ФЛИК БАРКЕР И СЫН»! СОБИРАЙТЕСЬ, СОБИРАЙТЕСЬ, СОБИРАЙТЕСЬ НА ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!

Вход в шатер был открыт, и Сьюзан проследовала за своей семьей внутрь.

Она ожидала, что кроме них зрителей не будет, но все оказалось не так плохо; тут собралась дюжина других семей, заняла места в огромном шатре, и все ждали, когда же начнется представление. Они хотели сюда прийти, или им пришлось спрятаться тут от грозы?

– Сядем впереди? – предложил Грег. – Давайте сядем впереди!

Но Рут отказалась – нет, она предпочитает вид сверху. И спорить тут было не о чем.

– Тут продают попкорн? – спросил Грег.

– Это же не кинотеатр.

– Пойду поищу попкорн.

Так Рут и Сьюзан остались наедине.

Рут взяла тетю за руку.

– Не бойся, – сказала она.

– Я не боюсь, – ответила Сьюзан.

– Мамочка тоже всегда боялась перед самым началом представления. Но все в порядке. Я обо всем позабочусь. У меня есть дар.

Грег вернулся с попкорном.

– Все у них есть, нужно только попросить, – заявил он. – Хочешь?

Сьюзан массировала лоб, мечтая, чтобы головная боль скорее прошла.

Свет приглушили. Сейчас, сейчас, сейчас начнется представление. Заиграла музыка – та же мелодия, которую Грег напевал в машине. Он принялся подпевать, но Сьюзан ущипнула его, и он заткнулся.

На манеж вышел клоун.

Это был Флик. Сьюзан сама не знала, чего ожидала. Труп, наверное – да, труп, почему нет? Его лицо сгниет, после смерти люди не становятся краше, верно? Потому что ты не перестаешь стареть. Ты все стареешь, и стареешь, и стареешь, и стареешь. И все это продолжается, продолжается, продолжается. Черви и кровь, конечно, много крови. И Сьюзан была не против. Она поняла, что была бы не против увидеть подобное. Ей хотелось бы этого, потому что тогда все вскроется, что она наделала, что она могла наделать, этот особый талант, о котором она никогда не мечтала, вот только это не дар, это проклятие, ну конечно же, это проклятие. И весь мир увидит мертвого клоуна – Грег и Рут увидят мертвого клоуна, и тогда наконец-то они поймут, какая она особенная. Ей не придется терпеть осуждение клоуна в одиночку, и как бы он ни поступил, простит ли он ее или вознамерится отомстить, по крайней мере, все закончится.

Поэтому она была так разочарована, когда клоун на манеже оказался вовсе не тем, кого она убила. Он был худощавее и ниже ростом. И лицо у него было не таким выразительным, одутловатое, скучное лицо. Даже его улыбка была не такой широкой. И он явно был жив – Сьюзан чуть не вскочила со своего места в гневе, чуть не крикнула, мол, он самозванец!

Этот Флик был сыном прежнего. Тот самый десятилетний мальчик, которого она оставила сиротой много лет назад. Теперь он вырос и обзавелся собственным цирком.

Он смущенно помахал зрителям рукой.

– Я так рад видеть вас сегодня, ха! Смельчаков, не испугавшихся ужасной погоды! Мы приготовили для вас интереснейшее представление! Я Клоун Флик. А это – позвольте вам представить! – мой сын, еще один Клоун Флик!

«Целая, черт побери, династия», – подумала Сьюзан и даже рассмеялась. От смеха голова заболела сильнее, будто в череп ей забили гвоздь.

Она взглянула на другой конец манежа, ожидая увидеть еще одного десятилетнего клоуна. Но Флик подошел к серебристому сундуку, стоявшему на подставке, нарочито резким жестом поднял крышку и достал изнутри деревянную куклу.

Кукла до ужаса походила на Флика. Не только из-за белого лица, красных губ, клоунского носа. И не только из-за в точности такого же наряда конферансье.

– Это мой сын, – обратился клоун к полупустому зрительному залу. – Пожалуйста, не обижайте его.

Флика нельзя было назвать хорошим чревовещателем. Он даже не прятал рот, когда кукла «говорила».

– Итак, Малыш Флик, ты готов к сегодняшнему представлению?

– Да, папа Флик, но я надеюсь, оно будет лучше предыдущего.

– Ну конечно, будет, Малыш Флик, главное, чтобы мальчики и девочки в зале аплодировали нам! Мы лучший цирк в городе!

И Малыш Флик отвернулся, посмотрел прямо на зрителей и сказал:

– Чушь!

Выступление клоуна очень напоминало представление его отца. Сьюзан даже показалось, что она узнает некоторые шутки. Но были и весьма немаловажные отличия. Во-первых, манера выступать. Этот Флик, казалось, совсем не был уверен в себе: если его отец строил свое представление на бесконечных оскорбительных и самовлюбленных тирадах, то его сын запинался, смущался и выставлял себя на посмешище. Иногда он говорил так тихо, что его слова невозможно было разобрать за стуком дождя по брезенту шатра. «Говори погромче!» – крикнул какой-то мужчина в толпе, и вот тогда уже все рассмеялись. Флик, как и его отец, принялся оскорблять силача, говоря, что это беглый заключенный, и акробата, называя того пьяницей. Но при этом он нервно косился за кулисы, словно опасаясь, что силач или акробат выйдут на манеж и побьют его.