Николай Берг - Ночная смена. Остров живых

Второй выговор получаю, когда начинаю таскать свое добро.

— Да вы сдурели что ли? — вежливо спрашивает меня образцовый летчик.

— Ну, может, и сдурел, только самую малость. Мы ж если все благополучно будет — моих родителей заберем — но там же еще люди остаются, в деревне-то. Вот значит, чтоб не обижались — подарки.

— А толпа не набежит в самолет набиваться?

— Ну не, там народу раз-два и обчелся. Старики.

— А каска зачем? Бронежилет?

— Думал на пол постелить — мало ли, снизу, например, обстреляют.

— Глупости. Михалыч уже машину дополнительно бронировал — кресла и пол, так что жилет ни к чему. А мне еще свой груз размещать, не ради ж вас только рейс. Еще люди есть. Ладно, сейчас мои коробки поставим, потом ваше — что влезет. Пока давайте — каску и бронежилет отдайте охране. И в туалет сходите — все на пять шесть кило легче лететь будет.

Улыбается. Пошутил значит.

Когда возвращаюсь — вижу, что мое добро закинуто в салон (маленький салон у этого самолетика, четырехместный всего, да и самолетик мацупусенький — метров десять размах крыльев, да в длину метров шесть, игрушечный какой-то. Этакая малолитражка с крылышками. Вблизи оказывается, что он не просто бело — синий, еще и полосочка красная кокетливая по борту. Поверх моего груза уложено несколько картонных коробок с какими-то веревками и вроде как парашютами.

Летчик Коля морщит нос, глядя на багаж, не нравится ему эта куча добра. Решаю умаслить его по старой партизанской методе — идею эту давно вычитал: летчики возившие в партизанские края всякое добро в принципе имели все, но вот на боевые трофеи были падки — потому подарок в виде немецкого пистолета или кинжала всегда принимали с удовольствием — они ж вроде как и воевали и под обстрелом были, но при этом не соприкасались с врагом и потому чувствовали себя чуток неудобно. А привезенный с собой "Вальтер" или кортик позволял избавиться от такого дискомфорта. И коротышка "Кедр" с патронами оказывает именно такое воздействие. Пилот с удовольствием вертит в руках остро пахнущую горелым порохом машинку. Извинения, что агрегат — с пылу с жару и потому не почищен и не пристрелян — воспринимаются благосклонно и по-моему только повышают ценность милицейской пукалки. С сожалением летчик уносит рюкзачок и пистолет-пулемет в зеленый армейского вида кунг, явно снятый с какого-то грузовика. За кунгом виден древнего вида такой же зеленый автобус, настолько допотопных очертаний, что я не удивился бы, если это трофей с Великой Отечественной. Насколько я понимаю — это пункт управления полетами. Или метеостанция. Или и то и другое. А еще над кунгом вяло трепыхается выцветший флаг ВВС.

— Ладно, пора — говорит вернувшийся пилот, осматривает лыжи — я только сейчас замечаю, что наш агрегат на лыжах — и залезает в кабину. Пристраиваюсь на сидение пассажира.

— Если лыжи не примерзли — взлетим сразу. Но как бы не должны были примерзнуть — бурчит себе под нос летчик. Кабина тесноватая, да и мы не в футболках, зато приборная доска — весьма пошарпанного вида — не пугает кучей приборов. Всяких циферблатов — ну раза в два побольше, чем в автомобилях. Сразу узнаю индикатор топлива. На душе становится как-то легче, тем более что таких индикаторов аж две штуки, значит топлива у нас достаточно. А еще узнаю, что могу смотреть на время полета — тоже с моей стороны индикатор.

— Пристегнитесь, поехали. И наушники наденьте, может пригодиться.

Летчик пощелкал тумблерами, взялся за рычаг и двигатель заревел весьма внушительно. И винт слился в прозрачный круг. Тронулись и покатили по полоске между двумя зарослями подлеска — неширокая полоса, метров пятьдесят, да и не вся покрыта бетоном, хотя из-за снега не поручусь…

Лыжи не примерзли, взлетели как-то очень быстро и легко. И стало гораздо тише.

Пока гляжу на проваливающуюся вниз землю, вымахиваем на Финский залив. Лихое ощущение, не подумал бы, что понравится — а вот гляди — ка ты… Дурацкое ощущение восторга — и от того, что лечу к своим и оттого, что просто лечу, а на таком смешном самолетике это почему-то куда сильнее ощущается, чем на солидных лайнерах.

— Задачка такая на этот рейс — в двух точках сбрасываем груз — это рации в коробках, так что там, где обнаружены живые — будете аккуратно коробки с парашютами выгружать — и осторожно, чтоб не зацепилось за стабилизатор парашютом. Потом идем к вашим родителям — вам дам пару часов на сборы — сам сгоняю за Новгород потом за вами вернусь. Времени у вас нет практически вовсе — потому не сусолить. Раньше успеете — тем лучше, вылетим раньше.

— У вас четыре коробки — показываю я неслыханные познания в математике и недюжинную наблюдательность.

— Так я же не зря мотаться собираюсь. Есть на аэродромах кое-какая техника, которую неплохо бы к нам перегнать. Вон в Кречевицах польская Аннушка села — вполне бы нам пригодилась, да и в Новгородском аэропорту есть что посмотреть. Вот на случай если там кто жив — запас держу.

— В Кречевицах же вояки стоят?

— Уже нет, расформировали. Гражданский аэродром, да чуток военных без техники и оружия… Во всяком случае нам с ними связаться не вышло. А сегодня — глянем, что как.

— А вы как уцелели?

— Повезло. Аэродром на отшибе, никого рядом нет. Мы, не сговариваясь, собрались там. Пара ружей нашлась. Ну и то, что мы там сидели, охраняли самолеты — а через день — уже охрану прислали, и оружия нам добавили. Трех автоматчиков и пару калашей. Так с ними больше проблем оказалось, чем с зомби. С автоматчиками, имею в виду. Они самолет угнать хотели, пока мы им втолковали, что всей дальности 600 километров… Молодые, глупые. Поменяли потом, легче стало, а то охраны пуще зомби опасались. Конечно повезло… Да к нам и зомби то всего четыре человека за все время пришло. А один хозяин самолета — улетел на второй день. Другой — тоже у него частный самолет — семью у нас оставил. А сам пропал куда-то… Так что сейчас у нас два самолета — дельфинчик да Пайпер.

С той высоты, на которой мы идем, ландшафт становится великолепно сделанным макетом — раньше люди любили возиться с макетами, сейчас компьютеры это дело угробили, но у меня с детства отложилась любовь к качественно сделанным макетам — чтоб каждое бревнышко в доме видно было, черепичка, ватный дымок из труб, деревца, мелкие детали… Вот и сейчас наша таратайка неспешно идет над маленькими домиками, игрушечными машинками, ровными дорожками и человеческими фигурками… Неподвижными человеческими фигурками. И это отнюдь не оловянные солдатики с макетов… Лежащий еще везде снег и голые деревья дополнительно выделяют толпы людей. Или уже нелюдей?