Энн Райс - Меррик

– Меррик, – сказал Лестат твердо, – слушай так, как ты всегда умела слушать. Побудь сейчас не вампиром, а колдуньей. Да, я знаю, он дал тебе свою кровь. Но ведь до этого ты занималась магией. – Лестат переводил взгляд то на нее, то на меня, и было видно, как растет его нетерпение. – Ну скажите же мне, хочет он вернуться или нет?

Меррик снова расплакалась. Несчастная, убитая горем, она смотрела на то, что осталось от красавца Луи.

– Быть может, он кричит, моля о жизни, – сказала она, – но я ничего не слышу. Колдунья во мне слышит только тишину. А смертная Меррик, пока оставшаяся во мне, чувствует только раскаяние. Лестат, дай ему свою кровь. Верни его.

Лестат отвернулся от нее и посмотрел на меня. Тогда Меррик схватила его руку и вновь повернула лицом к себе.

– Воспользуйся своей магией, – настойчиво потребовала она, хотя голоса не повышала, – Воспользуйся своей магией и верь в нее, как верила я, когда колдовала.

Он кивнул и успокаивающим жестом прикрыл ее руку ладонью.

– Скажи мне, Дэвид, – заговорил он все тем же скрипучим голосом. – Чего хочет он? Неужели он поступил так потому, что даровал Меррик свою кровь, а потом решил расплатиться за это жизнью?

Что я мог ответить? Разве я мог предать доверие своего друга, поведав Лестату те сокровенные мысли, которыми он делился со мной в течение многих ночей?

– Я ничего не слышу, – сказал я. – Впрочем, возможно, все дело в старой привычке – не читать его мысли, не копаться в душе, привычка позволять ему делать то, что он желает, и лишь время от времени предлагать вкусить более сильной крови, при этом не насмехаясь никогда над его слабостями. Я ничего не слышу. Ничего, но разве это имеет какое-то значение? Ночами я брожу по городским кладбищам и тоже ничего не слышу. Иногда, оказавшись в толпе смертных, я тоже ничего не слышу. И если брожу один, то бывает, не слышу даже собственного внутреннего голоса.

Я вновь взглянул на почерневшее лицо Луи. Разглядел четкую линию рта, каждую оставшуюся нетронутой волосинку на голове.

– Я ничего не слышу, – повторил я. – Однако вижу духов. Они часто приходят ко мне. Но скрыт ли дух где-то в глубине этих останков, не знаю.

Лестат покачнулся, словно от слабости, но заставил себя выпрямиться. Меня обжег стыд, когда я увидел налет серой пыли на бархатных рукавах его камзола, спутанные пряди и грязь в густых мягких волосах.

Но сейчас Лестату было не до того.

Для него имела значение только фигура в гробу. Меррик продолжала плакать, а он рассеянно обнял ее правой рукой, прижал к своему сильному телу и хрипло зашептал:

– Полно, полно, cherie. Он поступил так, как хотел.

– Но вышло все не так! – вырвалось у Меррик. – Он слишком стар, чтобы огонь одного дня прикончил его. Может быть, он сейчас заперт внутри этих обугленных останков и страшится того, что грядет. Возможно, он, как умирающий человек, слышит нас в этом смертельном трансе и не может ответить. – Она жалобно застонала и продолжила: – Он, может быть, плачет, прося нас о помощи, а мы стоим здесь и только спорим и сетуем.

– Но если я сейчас пролью свою кровь в этот гроб, что, по-твоему, случится? – спросил Лестат. – Думаешь, из этих обгорелых тряпок поднимется наш Луи? А что, если нет, cherie? Что, если мы увидим какого-нибудь искалеченного призрака, которого придется уничтожить?

– Выбери жизнь, Лестат, – сказала Меррик, отстраняясь от него, – выбери жизнь в любом ее проявлении. Выбери жизнь и верни его. Если он вновь захочет умереть, то возможность для этого всегда будет.

– Моя кровь сейчас чересчур сильна, cherie, – сказал Лестат. Он прокашлялся и смахнул пыль с собственных век, потом запустил пятерню в волосы и резко отбросил их с лица. – Моя кровь способна возродить монстра из того, что здесь лежит.

– Так сделай это! – воскликнула Меррик. – Если он захочет умереть, если он снова попросит о смерти, обещаю, что окажу ему эту последнюю услугу. – Какими обольстительными были ее взгляд и голос! – Я сварю для него зелье из ядов, настоянных на крови животных, крови диких существ. Я скормлю ему это зелье – и он уснет с восходом солнца. – Голос ее зазвучал еще более страстно. – Он уснет и если доживет до нового заката, то я стану его ночной сиделкой до тех пор, пока вновь не взойдет солнце.

Несколько секунд блестящие фиалковые глаза Лестата смотрели на нее не отрываясь. Он будто бы обдумывал ее план, а потом медленно перевел взгляд на меня.

– А ты что скажешь, любимый друг? Чего ты от меня ждешь? – спросил он, и лицо его слегка оживилось, хотя не стало менее печальным.

– Не знаю даже, что и ответить. – Я покачал головой. – Ты сам пришел. Это твое решение, твое по праву – ты ведь среди нас старший. И я благодарен за то, что ты здесь. – Тут на меня нахлынули самые ужасные и мрачные предчувствия, я снова взглянул на темную фигуру внизу, а потом опять на Лестата. – Если бы я сделал подобный шаг и меня постигла бы неудача, то я захотел бы вернуться. – Что меня заставило так высказаться? Страх? Не знаю. Но я говорил правду, мои губы произносили то, что диктовало им сердце: – Да, если бы я видел, как восходит солнце и пережил это, то, вполне возможно, растерял бы всю храбрость... А ему всегда ее не хватало.

Лестат, видимо, обдумывал услышанное. Как же иначе? Однажды он сам ушел под палящие лучи солнца в далеком пустынном краю, получил множество ожогов, но не познал освобождения и вернулся. Его кожа до сих пор сохранила следы той жуткой катастрофы. И пройдет еще много лет, прежде чем отпечаток солнца исчезнет с нее навсегда.

Решительно шагнув вперед под нашими с Меррик взглядами, он опустился на колени рядом с гробом, склонился к фигуре и тут же отпрянул. Действуя в точности, как Меррик, он очень деликатно дотронулся до почерневших рук и убедился, что они тверды.

Неторопливо и нежно он дотронулся до лба – и снова никакой отметины.

Тогда Лестат поднялся с земли, поднес правую руку ко рту и, прежде чем мы с Меррик сообразили, что он хочет сделать, собственными зубами вспорол себе запястье.

Густой поток крови хлынул на застывшее в гробу лицо, но вскрытые вены почти мгновенно закрылись, и Лестату пришлось разорвать их снова, чтобы струя не иссякла.

– Помоги мне, Меррик. Помоги мне, Дэвид! – закричал он. – Я отвечу за содеянное, но помогите мне довести начатое до конца. Без вас мне не обойтись.

Я сразу встал рядом и, неловко оттянув манжету, вскрыл клыком вену на руке. Меррик опустилась на колени в ногах покойного, и из нежного запястья новообращенной тоже потекла кровь.

От останков тут же поднялся едкий дым. Казалось, черная плоть поглощала кровь каждой своей порой. Кровь пропитала обуглившуюся одежду. Разорвав ткань, Лестат пролил на тело новую порцию крови.