Джой Хилл - Знак королевы вампиров

Я здесь, моя госпожа. Я ваш, а вы — моя. Я не хочу, чтобы вы забывали об этом. Моя госпожа. Моя рабыня. Моя любовница. Моя партнерша. Моя госпожа. Моя.

С внезапной яростью он приподнял ее, снова перевернул, только на это раз его член оказался у нее в заду, он прижал ее спиной к себе, держал ее, снова и снова заставляя ее медленно опускаться на него. Три пальца он погрузил ей во влагалище, а она, упершись ногами ему в колени, раскрывалась еще шире, давая ему возможность еще глубже в нее войти.

А когда мы закончим с этим, я займусь вашим ртом, моя госпожа. Я заполню все ваши отверстия, я должен чувствовать, что я снова с вами, снова дома… Что дал вам все возможные знаки. А потом я буду ласкать вас языком, а потом мы будем повторять все это снова и снова, до тех пор, пока вы не поймете, что никогда, ни по какой причине не сможете уйти от меня…

Он все еще оставался ее рыцарем, ее воином-самураем, ее бродягой. Но теперь он стал вампиром. Природная властность, в дополнении к его собственным лидерским качествам, — все это заставляло ее забыть о любых попытках сопротивляться ему… да она и не хотела этого делать. Она хотела ему доверять, а не волноваться, верить, что сможет его любить, что ей не нужно будет от него отказываться… чтобы он принадлежал ей, а она принадлежала ему…

Все, чего она хотела от Рекса, но он не смог ей этого дать. Теперь все это мог ей дать Джейкоб.

Верьте мне, моя госпожа. Вы королева, но хоть раз поверьте, что можете владеть чем-то только для себя одной… Всегда.

Они оба снова купались в потоках наслаждения, он ладонями взялся за ее груди, соски, словно камешки, впивались ему в ладони. Он еще немного подвигался, хотя она лежала рядом с ним, полностью истощенная. Он прижал ладонь к ее щеке нежным касанием любящего. Это, казалось, не соответствовало ярости и интенсивности нескольких последних минут, но все равно это была неотъемлемая часть всего целого.

Пустота внутри нее начала заполняться. Бесцельное скитание нескольких прошедших месяцев, когда она не думала ни о чем и не позволяла себе ничего хотеть, наконец оказалось ложью. Она просто старалась заглушить в себе боль от расставания с ним тем единственным способом, который был ей известен. Она почти умерла. Джейкоб. Джейкоб.

Он медленно, настойчиво развернул ее лицом от себя, прижав ее щекой к твердым мускулам своего плеча. Она была абсолютно неподвижна, когда он большим пальцем провел по ее изящному подбородку.

Когда Джейкоб поднес губы к ее горлу, у него не было возможности разобрать водоворот ее мыслей, но буря ее эмоций набирала силу. Одиночество, удивление, нужда, — все это заставляло ее стоять, не двигаясь, словно она подозревала, что его прикосновения несут в себе ответы на все мучившие ее вопросы.

Он прикрыл глаза, поглощенный ее мыслями. Крепко прижав ее к себе, он медленно погрузил клыки в ее обнаженное горло. Когда он впрыснул ей необходимую для получения сразу всех трех знаков сыворотку, это было похоже на рай. Рай от того, что она содрогается и признает его превосходство над собой. Для этого чувства не было подходящих слов, он давал три знака той женщине, которую считал своим сердцем, своей жизнью, своей… но в то же время он отдавал ей ее сущность.

Лисса слышала его мысли, знала, что они неразрывно переплетены с ее собственными реакциями, она просто позволила себе погрузиться в это чувство, не волнуясь и не сожалея ни о чем. Джейкоб был рядом. Она знала, что тут что-то не так, что она должна отослать его прочь, чтобы защитить его, но в данное мгновение она ощущала, что все наоборот — не она его защищала, а он ее. И у нее не было сил отказаться от этого чувства.

Джейкоб прикрепил фальшивый клык к основанию настоящего, как и научил его Брайан. Он сделал это перед одним из последних прыжков, прежде чем поймал ее. Теперь, впиваясь в нее клыками, он впрыснул ей эликсир, который Брайан разработал на основе остатков ее крови во флаконе, который она сама дала ему перед расставанием.

Прижавшись лицом к ее горлу, он чувствовал, как она напряглась, забилась у него в руках. Он не отпускал ее, надеясь, что Брайан окажется так же великолепен, как думала о нем Лисса. Острые когти, впивавшиеся ему в спину, вдруг превратились в тонкие женские пальцы, ее волосы касались его щеки. Это напомнило ему об их первой совместной ночи, когда она словно занавесью закрыла его от мира волной своих волос.

Нет… нет…

Внезапно он понял, что должен был ее предупредить, подготовить ее к трансформации. Дикость, которая так много месяцев сопровождала ее везде и во всем, взяла над ней верх и сейчас, — рациональное мышление затопили паника и животный инстинкт бегства. Из мешанины ее мыслей он уловил несколько озадачивших его образов, но у него не было времени как следует с ними разобраться, — она рванулась от него, скатилась с дерева и, поднявшись на ноги, хотела уже бежать обнаженной через лес. Ее примитивные инстинкты реагировали на него как на угрозу.

Дезориентация что-то всколыхнула на самом дне ее подсознания, где она хранила все самое важное. Осознание этого так его поразило, что она успела отбежать на двадцать шагов прежде, чем он ее догнал.

Он держал ее, сопротивляющуюся, но не знал, что сказать. Отнес ее обратно под деревья и положил на траву. Прижал ее к земле, гладил ее лицо, целовал шею.

Когда он подумал о том, что больше не в силах держать ее, она расплакалась. Боюсь… скучала по тебе… ты был мне нужен… люблю тебя.

Слова были магией, чарами в ее разуме. Она не прекратит плакать, даже если он каждую слезинку будет собирать губами.

Я так по тебе скучала… Ее голос стал таким мягким, в нем больше не слышалось никакого противостояния. Я словно умерла внутри… я хотела умереть, просто уйти. Но ты бы мне не позволил.

Она откинулась назад, взяла его за руку, приложила ее ладонью к маленькой выпуклости своего живота. Закрыв глаза, он почувствовал, как сладость ее реакции на его прикосновение захлестывает их обоих.

— Ты бы мне не позволил.

Ведь ей нужно было защищать не только саму себя, но и их общего ребенка. Он должен был бы послать Мейсона и Гидеона к черту и найти ее раньше. Да что такого, если бы в мире стало чуть меньше маленьких невинных девочек?

— Моя госпожа. Моя милая госпожа. — Он прижался губами к ее виску. — Как вы могли это сделать? Вы дали мне все.

— И ты всего этого стоил.

* * *

После полуночи они сидели на берегу ручья, и она снова училась говорить. Снова находила самое себя. Он смог заставить ее улыбнуться, сидел и наслаждался тем, что держал на коленях ее и их еще не рожденного ребенка. Его семью. Он никак не мог успокоиться, продолжал ее трогать, желать. Он с легкостью уговорил ее оседлать его, снова оказаться вместе, слушать, как ее крики разносятся по тихому ночному лесу.