Виталий Вавикин - Обратная сторона. Том 1

Макговерн суетливо поправил очки на переносице. Его первая женщина, с которой он надеялся прожить всю оставшуюся жизнь, всегда говорила, что не обращает внимания на его близорукость и что ей даже нравится, как он выглядит в своих очках, но кончилось все тем, что она нашла высокого и крепкого мужчину и забыла о своем юношеском увлечении, оставив убитому горем ученому находить утешение в своей работе. После были еще несколько женщин, но первая осталась в памяти самой лучшей и самой красивой. И не важно, что она ушла. Макговерн не испытывал злости. Он просто любил ее, как один из его бывших знакомых любил картину «Мона Лиза» и сокрушался, если хотя бы раз в год ему не удавалось отправиться в Париж и взглянуть на древнее полотно. И неважно, что он никогда не сможет повесить эту картину в своем доме. Он просто любил ее и все. Но сейчас, глядя на Луизу, Макговерн впервые за последние полгода вспомнил, что кроме ученного он еще и мужчина. Может быть, последнее было работой по совместительству, но все-таки это было и никуда от этого было не деться.

– Ты очень красивая женщина, Луиза, – услышал Макговерн свой голос, который, казалось, принадлежал кому угодно, но только не ему. Луиза бросила на него мимолетный взгляд, смутилась, опустила голову. – Извини, – Макговерн кашлянул. – Тебе, должно быть, часто говорили это, и я… – он снова кашлянул. – Извини, сам не знаю, что на меня нашло, – он почувствовал, что краснеет. – Извини.

– Да нет, все нормально, – Луиза заставила себя улыбнуться. – Кажется, вам нужна была моя помощь?

– Да. – Макговерн почувствовал, что за спиной у него начинают вырастать крылья. Очки показались чем-то лишним и ненужным. Ему захотелось срочно снять их, но он удержался, испугавшись, что без очков будет выглядеть совсем глупо.

– Уже закончили? – спросил его Хэлстон.

Они с Данинджером вошли в комнату отдыха (или комнату смерти?). Данинджер нес носилки. Когда-то Макговерн, особенно одинокими ночами, завидовал тем, кого Господь при рождении щедро одарил физической красотой, но сейчас от этой зависти не осталось и следа. Макговерн улыбнулся. Он чувствовал себя окрыленным, способным свернуть горы.

– Сейчас мы с Луизой пройдемся по жилому комплексу и посмотрим, кому нужна помощь, – сказал он, не без гордости отметив замешательство на лице гостей из Вашингтона.

– С Луизой? – Хэлстон подозрительно посмотрел на Дэйвида Маккоуна. – Признаться честно, я думал, она предпочтет остаться со своим братом.

– Он все равно спит, – сказала Луиза и как-то смущенно посмотрела на Данинджера. Его лицо по-прежнему сохраняло человеческие черты, но она не хотела больше придавать этому значение. Здесь, среди больных и мертвецов, все это отходило на второй план. – Мне нужно отвлечься и… – она замялась, поняв, что ее больше не слушают. Хэлстон и Данинджер уложили еще одного мертвеца на носилки и ушли.

– Ревнуешь? – не сдержался Хэлстон, когда они зашли в лифт.

– С чего бы? – Данинджер презрительно хмыкнул, поборол желание обернуться и заглянуть Хэлстону в глаза. – Если бы я ревновал всех женщин, которые у меня были, то давно бы умер от инфаркта.

– Понятно, – Хэлстон вспомнил Даяну. И все-таки судьба распорядилась верно, избавив ее от этого человека. Неприязнь к Данинджеру усилилась. Она накапливалась и накапливалась, и он не знал, когда же эта чаша будет переполненной.

Странно, но прежде он никогда не думал об этом человеке. Знал, что он где-то есть, но на этом все и заканчивалось. Сейчас же, находясь постоянно рядом, Данинджер начинал превращаться в какую-то незримую тень, прилипшую к его ногам, от которой как ни беги, все равно обнаружишь, что она не отстала.

– Может быть, попробовать встретиться с шерифом и убедить его раздать всю имеющуюся у нас вакцину жителям? – предложил Данинджер, когда они вышли из лифта. Хэлстон не ответил.

Сейчас в его глазах Данинджер растратил всю былую уверенность, которая у него была. Адвокат стал боксером, пропустившим жестокий удар, и теперь никто не верит, что он сможет прийти в себя. Кредит доверия закончился. Но был ли он вообще?

– Может, хватит меня ненавидеть?! – неожиданно вспылил Данинджер, устав, что его игнорируют, обвиняют, а он не может возражать, потому что сам чувствует за собой вину. – Согласен, я, возможно, и допустил ошибку, но это, по крайней мере, было хоть какое-то действие, какая-то идея!

– Ты чуть не убил Даяну, – процедил сквозь зубы Хэлстон. Если бы не носилки, то на этот раз он бы не сдержался и ударил Данинджера. – Ты чуть не убил ее, – Хэлстон впился взглядом в затылок Данинджера. Молчание раздражало и успокаивало одновременно. Холод морозильной камеры, мертвецы, сложенные в ряд у дальней стены…

– Нужно будет оставить одного, чтобы Макговерн провел вскрытие, – сказал Данинджер, не ожидая, что услышит ответ. Дыхание паром вырывалось между его губ. Глаза его скользили по полкам и замерзшим продуктам. Хэлстон пытался встретиться с ним взглядом, пытался заставить себя не злиться и хотел злиться. – Вот, – Данинджер протянул ему носилки. – Твоя очередь их нести.

– Ты как ребенок! – скривился Хэлстон.

Данинджер притворился, что не услышал упрека. Он вышел из морозильной камеры и, не дожидаясь Хэлстона, направился к лифту, чувствуя, как в воздухе буквально потрескивает электрическими разрядами повисшее напряжение. Что он сделает, если Хэлстон сейчас ударит его? Ответит или просто оставит без внимания? Наверное, ответит. Да, он даже хочет ответить. Пусть все произойдет здесь и сейчас. Они разберутся раз и навсегда. И все из-за чего?! Из-за женщины? Из-за чертовой женщины!

Данинджер улыбнулся, но злость и агрессия не прошли. Он не желал смерти Хэлстону – просто хотел расставить все точки над «i». Как долго они шли к этому? Как долго сдерживали это неосознанное желание, убеждая себя в своей цивилизованности? Данинджер резко остановился, надеясь, что Хэлстон ударится от неожиданности в его спину и это послужит достаточно веской причиной, чтобы начать драку. Мышцы его напряглись. Пальцы сжались в кулаки. В груди растеклось что-то теплое и желанное, отдаленно напоминавшее предстоящую близость с красивой женщиной, к которой испытываешь непреодолимое вожделение, но не веришь, что это случится. И вот это случается. В голове что-то вспыхивает, выжигает здравый смысл. Потом начинаются пять минут безумия, может быть, пятнадцать.

Данинджер снова улыбнулся. Наверное, секс и насилие действительно стоят на одной ступени. И никогда это не закончится. Эти чувства прописаны на генетическом уровне. Люди будут желать друг друга. Люди будут любить друг друга. И люди будут убивать друг друга.