Стивен Кинг - Мобильник

Я думаю, это запах телепатии. И если это так, мы к ней не готовы. Она для нас слишком сильна. Каким-то образом жжет мозг, точно так же, как слишком сильный электрический ток может сжечь проводку в автомобиле или…

— Помогите мне с ней! — крикнул за спиной Джордан. — Помогите, она теряет сознание!

Клай повернулся и увидел, что Дениз стоит на коленях и упирается в землю руками. Джордан тоже упал рядом с ней на колени, одну ее руку положил себе на шею, но сил поднять женщину ему не хватало. Том и Дэн не могли подойти и помочь. Слишком узким был оставленный мобилоидами коридор. Дениз подняла голову и на мгновение встретилась взглядом с Клаем. Сознание она еще не потеряла, но взгляд поплыл, а глазами напоминала подстреленного оленя. Ее вырвало на траву серой слизью, и она вновь опустила голову. Волосы закрыли лицо, словно занавес.

— Помогите мне! — вновь закричал Джордан. Начал плакать.

Клай пошел обратно, принялся расталкивать мобилоидов, чтобы подхватить Дениз с другой стороны.

— Подвиньтесь! — кричал он. — Подвиньтесь, она беременна, идиоты, неужели вы не видите, что она бере…

Сначала он узнал блузу. С высоким воротником-стойкой, белую шелковую блузку, которую всегда называл докторской. Он полагал, что эта блуза — самый сексуальный предмет одежды из гардероба Шарон, возможно, из-за воротника. Шарон нравилась ему обнаженной, но еще большее удовольствие он получал, лаская ее груди через белый шелк этой блузки с высоким воротником-стойкой. Тискал соски, пока они не начинали буравить материю. Теперь докторская блуза Шарон в одних местах стала черной от грязи, а в других — темно-бордовой от крови. Один из рукавов в пройме оторвался. «Выглядит она не так плохо, как некоторые», — написал Джонни, но выглядела она не очень. Определенно не была той Шарон Ридделл, которая пошла в школу в докторской блузе и темно-красной юбке, когда муж, с которым она жила врозь, находился в Бостоне, чтобы подписать договор, подводящий черту под их финансовыми трудностями, договор, который заставил бы Шарон признать, что все ее нападки на его «дорогое хобби» вызваны избытком страха и недостатком веры в него (так он, во всяком случае, полагал). Русые волосы висели патлами. На лице хватало порезов, одно ухо наполовину оторвали, в месте надрыва темнела свернувшаяся в болячку кровь. Она съела что-то темное, и остатки съеденного прилепились к уголкам рта, который он целовал едва ли не каждый день на протяжении почти пятнадцати лет. Она смотрела на него, сквозь него, с той идиотской полуулыбкой, которая не сходила с их лиц.

— Клай, помогите мне! — Джордан почти рыдал.

Клай вернулся в настоящее. Шарон здесь не было, вот о чем следовало помнить. Шарон уже две недели как не существовала. С того самого момента, как позвонила по маленькому красному мобильнику Джонни в день Импульса.

— Подвинься, сука, — рявкнул он и оттолкнул женщину, которая была его женой. Прежде чем она успела податься вперед, занял ее место. — Эта женщина беременная, так что подвинься, — потом наклонился, подсунул шею под вторую руку Дениз и поднял ее.

— Иди вперед, — сказал Том Джордану. — У меня получится лучше.

Джордан держал руку Дениз достаточно долго, чтобы Том успел положить ее себе на шею. Они с Клаем пронесли Дениз последние девяносто ярдов к дверям Кашвакамак-Холла, где их дожидался Порватый. К тому времени Дениз уже бормотала, чтобы они ее отпустили, что она в порядке, что может идти сама, но Том ее не отпускал. И Клай тоже. Если бы отпустил, то, возможно, оглянулся бы в поисках Шарон. Этого ему делать не хотелось.

Порватый улыбался Клаю, и на этот раз улыбка определенно была более осмысленной. Словно они оба разделили какую-то шутку. Шарон? — задался Клай вопросом. Эта шутка — Шарон?

Вероятно, нет, потому что следующий жест Порватого показался бы очень знакомым Клаю в прежнем мире, но вот здесь представлялся совершенно неуместным: правая рука поднялась к правой половине лица, большой палец оказался у уха, мизинец — у рта. Порватый показывал, что говорит по телефону.

— Нет-тел-тебе-тебе, — сказала Дениз, а потом добавила, уже своим голосом: — Не делай этого, мне противно, когда ты это делаешь!

Порватый не обратил на нее ни малейшего внимания. Он продолжал держать руку у правой половины лица, большим пальцем у уха, мизинцем у рта, глядя на Клая. На мгновение Клай уже не сомневался, что Порватый посмотрел и на карман, в котором лежал мобильник. Потом Дениз повторила, в каком-то смысле пародируя Джонни-малыша: «Нет-тел-тебе-тебе». Порватый изобразил смех, с его изуродованным ртом получилось довольно-таки мрачно. А спиной Клай чувствовал взгляд стада, который буквально давил на него.

Потом двойная дверь Кашвакамак-Холла открылась сама по себе, и из здания вырвались запахи, накапливающиеся там десятилетиями, а теперь ставшие отличным противоядием вони стада: запахло пряностями, вареньями, сеном, домашней скотиной. Не царила под крышей и кромешная тьма: лампы аварийного освещения, которые питались от аккумуляторов, потускнели, но не полностью погасли. Клай нашел это удивительным, по прошествии стольких дней, даже подумал, что мобилоиды отключали аварийное освещение, приберегая остатки электроэнергии к их приезду, но эта версия вызвала у него большие сомнения. Порватый ничего не говорил. Только улыбался и движениями рук показывал, что они должны пройти в дверь.

— С превеликим удовольствием, выродок, — ответил ему Том. — Дениз, ты уверена, что сможешь идти сама?

— Да, но сначала мне нужно кое-что сделать. — Она глубоко вдохнула, а потом плюнула в лицо Порватому. — Вот. Возьми это с собой в Харвуд, гребаная харя.

Порватый ничего не сказал. Только улыбался Клаю. По поводу шутки, которую знали только они вдвоем.

6

Никто не принес им еды, но в Кашвакамак-Холле хватало автоматов, торгующих закусками, а Дэн нашел лом в чулане для инструментов в южном конце громадного здания. Остальные стояли и смотрели, как он вскрывает автомат, торгующий сладостями (Разумеется, мы безумны, думал Клай. Мы едим «Бейб Рутс» на обед, завтра у нас будут «ПейДейз» на завтрак), когда зазвучала музыка. И не «Ты осветила мою жизнь» или «Прогулка слоненка». Нет, из мощных динамиков, установленных на столбах вокруг огромной поляны, зазвучало что-то медленное и величественное. Клаю уже приходилось слышать эту мелодию, но очень давно. Она наполнила его грустью, а по рукам побежали мурашки.

— Господи, — выдохнул Дэн. — Я думаю, это Альбинони[145].

— Нет, — возразил Том. — Это Пахельбель[146]. Канон в ре-мажоре.