Вячеслав Романцев - Псы Господа

Снятая с дуба русалка ничего не ответила. Она вообще оказалась мало способна к разговору: большую часть обращенных к ней речей не слышала, лишь изредка воспринимала одно-два слова из фразы – тогда, зацепившись за них, говорила много, но совершенно бессвязно. Некоторые лишенные смысла слова были «птичьи» – звучали вроде и по-русски, но отсутствовали в любых словарях.

Вот и сейчас – зацепилась за успокаивающую фразу Костоправа: «Все будет хорошо!», и твердила без остановки:

– Хорошо будет, да? Ты говорил, банилка будет хорошо? Точно хорошо будет? Хорошо уманаш будет?

И так далее, и тому подобное – минут на десять-пятнадцать.

– Конечно, уманаш хорошо, – терпеливо соглашался Костоправ. Девчонка его явно не слышала. Равно как объяснения, вполголоса адресованного Леснику и Светлову: схожие нарушения связи между речевыми и мыслительными центрами встречаются при инсульте – но иных признаков этой болезни он не обнаружил.

– Тварь… – сказал, как плюнул, Светлов. – Незачем с ней возиться, связать – и в багажник.

– А ведь эта тварь тебя спасла, – словно между прочим произнес Лесник, вертя в руках толстый черный провод, снятый с горла русалочки.

– Как… Я думал… Разве не вы, с аквалангом?

– Не я. Меня… немного отвлекли. Но этот вот провод – совместно с камнем – был на твоей шее. Надо понимать, девчонка его сняла и пихнула тебя в пещеру.

Говоря, он искоса поглядывал на Светлова. Приязни к спасительнице во взгляде господина суб-аналитика не возникло. Зато на Лесника он посмотрел с откровенной недоброжелательностью. Процедил:

– Значит, если бы не тварюшка, я бы сейчас лежал на дне? Низкий вам поклон, господин полевой агент. А эта дрянь меня не спасала, будьте спокойны. Ей столь необходимый покойник чуть не на голову свалился – она и обрадовалась, потащила в пещеру, даже не дожидаясь, пока захлебнусь… Сука!

– По-моему, она уже и тогда мало что соображала и понимала, – возразил Костоправ. – И сделала все на рефлексах… Что-то у них не сложилось, что-то не сработало. Возможно, возраст слишком мал для удачной мутации.

– У нее лейкемия… была… – сообщил Светлов, перетягивая ремнем в талии тренировочные штаны Костоправа, чересчур широкие. Принадлежавшие Леснику кроссовки пришлись почти впору.

– Может быть, и в самом деле лейкемия как-то повлияла… – задумчиво сказал Костоправ.

И обратился к Леснику:

– Кстати, этот вот очень характерный шрамчик ничего тебе не напоминает?

Лесник присмотрелся к шраму на шее спасенной – располагался тот сзади, чуть ниже затылка. Действительно приметный, Y-образный. Вроде где-то он видел мельком нечто подобное, но где и когда…

– У девушки из Сланцев был точно такой же, – подсказал Костоправ. – Тот показался совсем старым. А теперь сдается мне – не такой уж многолетний, просто регенерация ускоренная…

– Хирургическое вмешательство?

– Или имплантация…

– Ирина ничего не говорила, ни про какие имплантации! – встрял Светлов.

– Не говорила, так не говорила, – не стал спорить Лесник. – Ты переоделся? Тогда отправляемся в Беленькую. Время дорого, а нам еще на место пропажи Петра взглянуть надо.

А сам подумал: едва ли Ирина сама имеет представление, что именно с ней проделали. Наркоз и небольшое гипновмешательство – и готово, никаких воспоминаний об операции.

6.

Здесь, у самого дна, вода была не просто холодной – обжигающе ледяной. Старуха-лобаста как-то говорила Ирине, что температура в нижних слоях не меняется ни зимой, ни летом – «глыбко слишком»…

Холод отрезвил, и в краткий миг просветления Ирина ужаснулась: что с ней происходит? Что за дикие и кровавые мысли она лелеяла только что, перед тем как над озером прогрохотал вертолет? Как она вообще могла представить себя в роли хищной, безжалостной женщины… нет, не женщины, вообще не человека… Как??!!

Ответил ей внутренний голос, ставший столь привычным в последние дни: «А что ты хотела, голубушка? Получить новое, нечеловеческое тело – и остаться прежней? Остаться человеком? Так не бывает… Форма определяет содержание – никогда не слышала такую мысль? И новое тело постепенно, исподволь перестраивает мозг – делая его наиболее подходящим для себя…»

На берег Ирина вышла, уже ничего не понимая – что она собирается предпринять, зачем, для чего… Откуда-то, из какого-то закоулка души выбралась ненависть к Хозяину: да, да, да! Она ненавидит его! Он, лишь он один во всем виноват! Пусть только окажется в своем домишке, пусть только… О, с каким наслаждением она сомкнет челюсти на его глотке!!

Хозяина на подворье не оказалось. Там вообще никого не оказалось. Дом был не заперт – на крыльце стояла прислоненная к двери метла. Ирина смутно помнила, что в местах патриархальных, где чужие не бродят, избы, уходя, не запирают, – а именно таким способом оповещают: хозяин ушел, но достаточно скоро вернется.

Ирина скользнула в сени. И замерла – не понимая, абсолютно вдруг позабыв: зачем она здесь? Для чего? Что собирается делать?

Глаза почти мгновенно приспособились к полумраку сеней, зрачки расширились, Ирина разглядела небрежно сваленную в углу груду вещей: чемоданов и дорожных сумок, – отчего-то раскрытых и пустых. Лежал там и ее рюкзачок – тоже пустой, сморщенный. Она не удивилась и не возмутилась, совершенно равнодушно опознала когда-то принадлежавшую ей вещь… Нет, не ей! Той глупой клуше Ире Величко, той идиотке, что комплексовала по поводу жиденьких волос и нездоровой пористой кожи… Идиотка мертва – утопилась в Улиме, ха-ха, туда ей и дорога!

Она расхохоталась, и долго, очень долго заходилась истеричным смехом – отчего-то каждое воспоминание о той, прежней, вызывало новый пароксизм дикого хохота…

Потом было что-то еще, а что – она не поняла и не могла вспомнить, в событиях образовался непонятный провал, и теперь Ирина – опять (и все еще!) прежняя Ира Величко – оказалась в комнате, и думала о Саше Светлове, – думала с любовью и нежностью. Да, она любит его, она всё поняла и знает наверняка, что он тоже любит ее, и поможет, конечно же поможет, надо только выполнить его просьбу и забрать эти проклятые кассеты, которые способны изломать столько жизней, столько судеб…

Обстановка в комнате оказалась самая спартанская: никаких обоев, стены обшиты досками; узкая железная койка, по-солдатски заправленная; самодельный двустворчатый шкаф; пара длинных полок вдоль стен; тумбочка. Ни стола, ни стульев… В углу висела иконка – простенькая, дешевенькая – но Ирина, занятая лихорадочными поисками, к ней не присматривалась, да и к прочей обстановке тоже.

Мини-кассеты для камеры лежали на самом виду, но она не заметила, долго искала по углам, а может просто казалось, что долго, на самом деле прошли считанные секунды… Затем увидела – аккуратная стопочка на полке, рядом та самая «SONY», водонепроницаемого бокса на ней нет, да и неважно. Забрать – и скорей, скорей отсюда…