Стивен Кинг - Мизери

– Это было замечательно, но я больше не могу, – произнес он.

– И не ешь, а то тебя вырвет, – отозвалась Энни. – Это очень калорийный продукт. – Она улыбнулась. – У меня есть для тебя еще сюрприз. Бутылка шампанского… На потом. Когда ты окончишь книгу. Называется – «Дом Периньон». Стоит семьдесят пять долларов! Одна бутылка! Но Чаки Йодер из винного магазина говорит, что это самое лучшее шампанское.

– Чаки Йодер прав, – заметил Пол, подумав, что «Дом Периньон» не в последнюю очередь виноват в том, что он, Пол, попал в этот дом. Помолчав, он добавил: – Я бы хотел кое-чего еще. Когда закончу.

– Да? Чего же?

– Ты как-то говорила, что сохранила все мои вещи.

– Да.

– Тогда… У меня в чемодане лежала пачка сигарет. Я хочу выкурить одну сигарету, когда закончу.

Ее улыбка пропала.

– Пол, такие вещи не доводят до добра. От них бывает рак.

– Энни, неужели ты думаешь, что сейчас меня будет беспокоить возможность заработать рак?

Она не ответила.

– Я хочу одну-единственную сигарету. Каждый раз, когда я заканчивал книгу, я откидывался на спинку кресла и выкуривал сигарету. Поверь, у такой сигареты отличный вкус, даже лучше, чем у самого роскошного обеда. По крайней мере так было раньше. Сейчас, наверное, меня замутит после сигареты и будет пучить живот, но мне нужна эта связь с прошлым. Ну как, Энни? Сыграй честно. Я играл честно.

– Хорошо… Но до шампанского. Я не намерена пить шипучее пойло за семьдесят пять долларов в комнате, где ты будешь потом распространять вокруг себя этот яд.

– Отлично. Если ты принесешь мне сигарету часов в двенадцать, я положу ее на подоконник и буду время от времени поглядывать на нее. Потом закончу книгу, вставлю буквы, после этого покурю, пока не почувствую, что теряю сознание. Тогда я погашу ее. И позову тебя.

– Хорошо, – сказала она. – И все-таки я недовольна. Пусть от одной сигареты у тебя не разовьется рак, я все равно недовольна. И знаешь почему, Пол?

– Нет.

– Потому что курят только Непослушные Парни, – ответила Энни и принялась убирать посуду.

39

– Мистер босс Йен, она?..

– Ш-ш-ш! – зашипел Йен, и Езекия послушно умолк. Джеффри чувствовал, как сильно пульсирует жилка у него на горле. Снаружи доносился скрип мачт; легкий бриз, первый предвестник свежего морского ветра, заставлял хлопать паруса; кричали птицы. Джеффри слышал, как на нижней палубе распевают песню гортанные, сорванные мужские голоса. Но здесь, в каюте, три человека – два белых и один черный – молча выжидали, желая убедиться, будет Мизери жить… или…

Йен громко застонал, и Езекия сжал его руку. Джеффри, в последнее время пребывавший в почти истерическом напряжении, напрягся еще сильнее. Неужели теперь, когда все позади, Господь будет так жесток, что позволит Мизери умереть? Однажды Он уже отверг такую возможность, причем был скорее весел, чем сердит. В те вр емена он о тверг бы мысль о том, что Господь может быть жесток, как абсурдную.

Но его представление о Боге – как и представление о многих других предметах – переменилось. Перемены произошли в Африке. В Африке Джеффри осознал, что в мире не один Бог, что их много и среди них есть не просто жестокие – есть безумные боги, и это представление переменило его взгляды. Жестокость в конце концов объяснима. Противостоять же безумию не может ничто.

Если его любимая Мизери в самом деле мертва (а этого он всерьез боялся), он выйдет на верхнюю палубу и бросится в море. Он всегда знал и принимал как должное, что боги суровы; но он не желал жить в мире, где боги безумны.

Езекия резким, испуганным возгласом прервал его мрачные размышления:

– Мистер босс Йен! Мистер босс Джеффри! Смотрите! Она – глаза! Она – глаза – смотрите!

Глаза Мизери, ее глаза неуловимо василькового оттенка открылись. Посмотрели на Йена, на Джеффри, опять на Йена. Сначала Джеффри увидел в них только изумление, потом в них засветилось узнавание, и он почувствовал, как радость согревает его душу.