Алексей Атеев - Город теней

Когда Бланка стала совсем взрослой, эти мечты ушли куда-то прочь, да и мысли о замужестве ее почти не посещали. Теперь ее интересовало иное – деньги. Вернее, не сами деньги, а открывающиеся с их помощью возможности. Жизнь вокруг стремительно менялась. Соблазнов становилось все больше. Да и вообще, бедным быть, оказывается, неприлично. Об этом твердили с экранов ТВ, об этом писали на страницах глянцевых журналов, об этом же пели звезды и звездочки, утверждали сатирики и юмористы, непрерывно тарахтели подружки. У Иры бриллианты, у Ани новый «Ниссан», Юля на зимних каникулах побывала в Куршевеле... У богатеньких студентов имелся свой круг общения, куда всякую «нищету» пускачи неохотно, а если и пускали, то смотрели на нее сверху вниз. Конечно, имелись и другие тусовки: политические, сексуальные или, скажем, отвязно-пивные, но все это было, по понятиям девушки, не то.

Последний год Бланка только и думала: как бы разбогатеть. Деньги, казалось, валялись под ногами, но, стоило нагнуться, они ускользали. Как же, как добыть их?!! Некоторые девчонки заводили любовников, но сие средство казалось Бланке не столько унизительным, сколько весьма сомнительным. У этих ребят денег подчас оказывалось на один-два похода в дорогой ресторан, а дальше новоявленный Казанова, получив свое, терял к объекту интерес, а иной раз начинал тянуть деньги со своей жертвы. Имелись, конечно, и по-настоящему богатые «папики», но они были, по большей части, немолоды, брюхаты, лысоваты и смотрели на предмет вожделения как на товар. От них вела прямая дорога на панель.

И вдруг фортуна повернулась к Бланке лицом. Во всяком случае, так ей показалось. В руки ее попали документы, указывающие, где зарыт клад. Но и тут получился облом. Клад не то был выкопан давным-давно, не то его вообще не существовало.

К тому же она отдала документы явно не в те руки. И даже если бы его отыскали, ей вряд ли бы что-то обломилось. И вот теперь...

Теперь, казалось, все складывалось как нельзя лучше.

Но вот вопрос: так ли обстояло на самом деле? Не снится ли ей? А может, это иллюзия? Может, она находится под действием наркотика или пребывает в состоянии гипноза? Уж больно все неправдоподобно. А главное, почему это вдруг «картинка» словно на телеэкране начинает ломаться, «замерзать» и в конце концов на мгновение исчезает совсем, уступая место обыденной реальности?

– Ну что ж, кажется, все в порядке. Тогда идем к жениху, – прервала ее размышления добродушная дама.

Тот, кого она по привычке называла Толиком, был разряжен, как оперетточный граф. Фрак с длинными фалдами, ослепительно белая сорочка, галстук-бабочка... Эффектно подвитые длинные волосы волнами падали на шею и плечи. Не хватало только цилиндра. Но Толик словно читал ее мысли. Сверкающий паюсным блеском цилиндр, словно по мановению волшебной палочки, возник из воздуха и увенчал роскошные кудри.

Толик оглядел себя в зеркале, прищелкнул языком от восхищения и повернулся к Бланке:

– Ну как?

– Весьма!

– На том стоим, – самодовольно произнес Толик. – Элегантность и еще раз элегантность.

– На предыдущей свадьбе ты тоже так выглядел? – не скрывая иронии, спросила девушка.

– Примерно. Костюмы меняются... э-э... лица меняются, а я все тот же. Увы или к счастью? Кто знает? Но пока живу. А пока живу – надеюсь.

– Интересно, на что?

– На счастье, дорогая, на счастье.

– Ты разве не счастлив?

– Как сказать... Счастье – это мгновение. Неуловимый миг, который нужно ощутить и смаковать, как старое вино. Пресыщенность притупляет чувства. А я, увы, пресыщен. Поэтому и стремлюсь к ощущениям. Не новым, конечно. Все давно испробовано, но хотя бы давно забытым. Вот сейчас на мне новое тело. Я примериваюсь, привыкаю... Что ты хочешь, давненько не бывал молодым. Кровь и плоть туманят разум. Хочется летать! Ах! Вот так бы вспорхнул на ветку. – Толик засмеялся. – Ты тоже выглядишь роскошно. Или как там сейчас говорят?.. О! Отпадно! Это, конечно, само собой разумеется. Других невест, а тем более жен у меня не бывает.

– Неужели количество невест и жен не совпадает? – невинно поинтересовалась Бланка.

– Э-э... Как сказать? Не знаю, стоит ли вспоминать... Имел место, правда, очень давно, некий незначительный факт. Одна девушка, позарившись на мои богатства, решилась на замужество. Не через «не хочу», заметь, а по доброй воле. А у нее, понимаешь ли, уже имелся вздыхатель, между прочим, богатырь, силушкой не обиженный. Это меня тоже устраивало. А девица эта... назовем ее... ну, скажем, Февронией Прелюбопытной, хотела и богатств несметных, и суженого своего, а отнюдь не меня в его лице. Хотя какая ей была разница, не понимаю? Что тот, что этот... Рожа-то одна. Но ей, вишь ты, и душу его подавай, а вот этого я не могу. Над душой, извините, не властен. Тут уровень повыше требуется. Ладно. Вроде бы порешили мы... И начала она меня пытать: что да как? Вот ты бессмертный, но так ведь не бывает. Все равно где-то смерть твоя спрятана. И ластится так, словно кошка. Расскажи да расскажи. Я в те поры помоложе был, по-доверчивей... Тем паче никто на меня до того не покушался. И не сдержался. Выдал тайну свою. Рассказал, что где спрятано, с указанием конкретных мест и персонажей. Ну, эта самая Феврония все и открыла своему бойфренду. И решила сия сладкая парочка меня подчистую извести. Чтобы, значится, вообще под корень. А дальше ты знаешь...

– О чем я должна знать?

– Да как же! Неужто в детстве тебе сказок не читали? Про Кощееву смерть... На море-океане, на острове Буяне стоит дуб. На дубе том сундук, в сундуке – ларец, в ларце – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо. Добудешь то яйцо, разобьешь его, тут Кощею и карачун придет.

– Что-то такое припоминается.

– Вот-вот. Ну, значится, этот самый богатырь, полученный Февронией, отправился на остров Буян искать сундук. И ведь нашел!

– А дальше?

– Дальше все, как полагается. Стрелял он из лука-то неплохо. Добыл и зайца, и утку. Добрался, урод, до яйца. Вот тут-то и прокололся. Любой нормальный человек тюкнул бы яичко о ближайший камень, а этот нет. Как и все богатыри, соображал он довольно туго, а посему Феврония велела привезти яйцо непосредственно ей. Мол, всегда разбить успеем. Феврония-то шибко умной была, все старалась как бы похитрее сотворить. Вот сама себя и обдурила. А я чувствую, что-то неладно. Сердце так и трепещет, а в чем дело – не пойму. А особо дурно стало, как этот чудик с яйцом поблизости объявился. Даже в обмороки хлопался, до того мерзко себя чувствовал. Тут и догадался: кто-то смертушки моей желает.

А этот как приехал – сразу к ней в терем. И яичко на стол выложил. Вот, мол, я какой храбрый да умелый. Стали они кумекать, что со мной дальше делать. Богатырь толкует: немедленно разобьем яйцо – и делу конец. А Прелюбопытная не хочет спешить, желает вдосталь натешиться. Короче, является она ко мне и речи странные заводит. Вот, говорит, ты меня замуж за себя принуждаешь, а того не знаешь, что смерть твоя вместе со мной к тебе явилась. Отвечаю ей, дурище: неправда это, я тебя не принуждаю. Сама вокруг меня хвостом вертела, на денежки мои зарилась. А насчет смерти... так это еще посмотреть нужно. Ну, смотри, отвечает. И яичко-то мне под нос сует. Вот она – погибель твоя. И легонько так его сжимает. У меня все внутри опустилось. Чую – не врет. «Погоди!» – кричу. А она: «Погожу, милок, погожу. Уж очень на твои мучения посмотреть желаю». Плюхаюсь я в кресло, будто совсем помираю, а сам думаю, как у змеи сей яичко отобрать? Волю в комок собрал, решил: сколько можно, буду держаться, не показывать, как мне дурно делается. А эта гадюка, эдак насмехаясь, перед носом моим яичко-то вертит, то вроде раздавить его хочет, то словно нечаянно роняет и на лету подхватывает. Дух прям-таки захватывало от этих ее манипуляций.