Дмитрий Колодан - Мифы мегаполиса (тематическая антология)

— Я не понял, что Город-то на самом деле дает? — не вытерпел Андрюха.

— Что попросишь, то и даст. Только исполняет он самое сокровенное, чего и в слух-то не произнесешь

— Если ты говоришь, что никто из того Города не возвращался, как же о нем твои предки узнали.

— О, то семейная тайна, — стараясь придать голосу загадочность заявил Виталик.

— Давай колись, улыбнулся Андрюха. — Да, коньячок не задерживай.

Витали выждал, стараясь как можно больше походить на заправского рассказчика, и продолжил:

— Дело было еще до революции. Один мой предок, вот как мы сейчас, оказался в степи ночью. И привиделось ему странное сияние. Он любопытный был, пошел разведать. Не было его несколько часов, а потом он вернулся. Довольный, улыбается. Только весь седой. И говорит, мол, нет на свете большего счастья, чем свой страх перебороть. И с тех пор стал он про Город рассказывать. А поскольку лет ему было, ну, как нам, под тридцать, а голова — вся седая, так и верили ему.

— Так чего предок твой у Города попросил?

— То он никому не открыл. Только сказывал, что Город этот вроде хранилища потайного. Войдешь в него — живи сколько хочешь, не умрешь. А вот наружу для каждого свой выход есть. Если не найдешь — так и будешь вечно по Городу скитаться…

— Брехня, — махнул рукой Андрюха. — Откуда Городу в степи взяться. Кочевые племена их не строили — только другие захватывали да данью обкладывали. Сами-то вольно жили. Сняли шатры — и нет их. — Он посмотрел на меня, ожидая реакции на его исторические познания.

— Все верно, — заметил я. — Только вот легенды не просто так рождаются, значит было что-то.

— Ой, это ты для своей газеты оставь.

— Любая легенда красива, — сказал я, хотя обиделся на Андрея. — Нет, врожденную ненависть к журналистам трудно побороть.

— Да ладно, Лешка, не сердись, ведь знаешь, я кого хочешь готов критиковать. А вашего брата так тем более. Хотя ваша профессия тоже важна. Вот ругаем мы вас, а в туалете с утра что читаем?

— Так вы будете дослушивать? — пробурчал Виталик.

— Будем, — в один голос ответили мы.

— Хотя рассказывать-то больше и нечего. Историю эту помаленьку забывать стали. Только вот однажды встретился моему предку человек один, того же возраста и седой как лунь. Говорили они долго, про Город тот, вспоминали, страхами своими делились, от которых он их освободил. Так и стали побратимами. А потом война, Первая мировая. Разошлись они.

— Складно врешь, — усмехнулся Андрюха. — Только неувязочка есть в твоем рассказе. Сначала ты про знание великое говорил, а теперь про страхи какие-то. Что скажешь?

— Да то и скажу, что мой дед говорил. — Виталик старался сохранить невозмутимый вид. — Через страх рождаются все неприятности человека, он душу человеческую съедает, не дает жить. Вот ты, Андрюха, боишься чего-нибудь?

— Да, понятное дело, чего-то мы все боимся.

— Э нет, есть у каждого самый главный страх, такой, что и сказать стыдно.

— Да брось ты! — воскликнул Андрюха.

— Виталька, ты лучше скажи, как тот Город найти? — решил я прервать спор.

— Да никак. Говорят, он всегда в степи. А увидеть его только в полнолуние можно и только тем, кто сам этого захочет.

— Хорошая история, мне понравилась. — Я отобрал у Андрюхи флягу и тоже сделал глоток.

— Я и получше могу, — заявил Андрюха.

— А ты попробуй! — обиделся Виталик.

— Лех, гони флягу. Я глотну, да что-нибудь сбацаю. Руки инструмента просят.

Едва Андрюха начинает играть, как тут же забываются все его едкие замечания. Даже сердитый Виталик с удовольствием слушал песни своего любимого Визбора. Следом наш друг исполнил всеми любимую «Балладу о любви» Высоцкого. А потом я, как было нас принято, попросил сыграть «Город золотой». И когда Андрюха своим звонким голосом затянул: «…гуляют там животные невиданной красы…» — я увидел невдалеке багровое сияние. Сначала я просто подумал, что перебрал. Но сияние было настолько ярким, что я не удержался и толкнул Витальку.

— Смотри, там что-то светится.

— Да ничего там нет, — буркнул Виталька. — Пить меньше надо.

— Нет есть, — заупрямился я.

Андрюха перестал играть и с удивлением посмотрел на нас.

— Вы чего?

— Да вот, Леха говорит, что там зарево какое-то. Может, моих баек наслушался.

Андрюха какое-то время смотрел туда, куда я показывал ему рукой, а затем произнес:

— Там ничего нет. Спать пора.

— Нет есть, — снова повторил я.

— Ну так иди пойди посмотри. Комаров заодно покормишь, — усмехнулся Андрюха.

— А вот и пойду.

Я поднялся и тут же почувствовал, что действительно сегодня перебрал. Но делать было нечего. Я побрел вперед. Позади снова раздался звук гитары, но я оборачиваться не стал. Свечение, казавшееся далеким, стало приближаться. Яркие всполохи освещали степь, и, пройдя метров сто, я стал отчетливо видеть очертания каких-то массивных конструкции. Подойдя ближе, я смог рассмотреть их получше. Это было похоже на небольшой район города после бомбежки. Полуразвалившиеся каркасы многоэтажек казались чуждыми степи. Пустые окна, осколки стекла на асфальте. Нет, если бы мы покурили травки, все это было бы нормальным. Но я, хоть и был довольно сильно пьян; мог отличать реальность от галлюцинации. Я прикоснулся к одной из стен разрушенного дома.

— Ну что ж, Город, если ты действительно существуешь, то выполни мое сокровенное желание.

Я задрал голову и посмотрел на полную луну в россыпи звезд. Неожиданно вместо луны на небе появилось множество золотистых дисков. Они блуждали между звездами, и мне казалось, что это ожерелье из монет. Здания разрушенного города стали какими-то прозрачными, нереальными. У меня закружилась голова. А потом я проснулся… Проснулся под звук будильника, в незнакомой квартире, рядом с незнакомой женщиной, которая была моей женой.

Сначала было очень тяжело, я чуть ли не сходил с ума. Мне хотелось забыть последнюю ночь в прежнем мире и жить тем, что есть сейчас. Но память не желала сдаваться, и я прозябал, зная, что все вокруг меня декорация. Правдоподобная, но все-таки ненастоящая жизнь.

После первых похорон я впервые столкнулся с границей Города. Вернее, я пытался ее найти еще при жизни. И легко нашел. По некоторым улицам можно было дойти до конца и снова оказаться в начале. Вот она черта, которой никто не видел, кроме меня.

Стоя у границы Города, похожей на прозрачное стекло, за которым по-прежнему была ночь в степи и где-то вдалеке горел костер моих друзей, я просто попросил: «Отпусти меня Город, мне ничего не надо!» Но стоило мне произнести эти слова, как я тут же проснулся в чужом доме, в чужой постели. Так началась моя вторая жизнь…