Валерий Михайлов - Комедианты

– Здравствуй. Меня зовут Моргана. Я буду тебя курировать, – сказав это, она немного покраснела.

Алексей никак не отреагировал.

– Можно я закурю? – спросила она, садясь на белый стул, стоящий возле белоснежного стола. – Ах да, ты не знаешь, что это такое. Ладно, я закурю, а ты, если не понравится, скажешь. Хорошо? Или подашь знак.

Моргана достала из сумочки (слава богу, не белой) запечатанную пачку папирос и зажигалку. Она распечатала пачку и, не найдя пепельницы, бросила оторванный кусок картона в стакан. Позже там оказалась и потухшая спичка.

Воздух наполнился неприятным, тяжёлым дымом, который щекотал в носу и першил в горле. Алексей закашлялся, отчего его голову словно пронзили сотни раскалённых игл. Он громко застонал.

– Извини, извини, я не буду курить. – Моргана потушила папиросу и открыла окно. – Сейчас здесь проветрится. Послушай… Если ты меня слышишь, подай знак.

Его правая рука дёрнулась несколько раз.

– Хорошо. Теперь послушай. Здесь никто не спрашивает согласия. Я тоже совсем не хочу в этом участвовать. Единственная разница… В общем, если хочешь выйти живым из этой богадельни, постарайся вести себя поактивней.

Сквозь шум и головную боль он почувствовал искреннее участие и желание помочь.

– Я… не… и… – только и смог он сказать.

– Ты говоришь! Замечательно. Я понимаю, тебе плохо, ты хочешь поспать. Сейчас тебе сделают укол, и ты сможешь уснуть, а когда ты проснёшься, станет немного легче.

Он вновь пошевелил рукой.

– Вот и хорошо. Я пойду, но скоро вернусь. Возможно, ты ещё будешь спать.

Она осторожно поднялась со стула и вышла из комнаты. Не успела закрыться за ней дверь, как в комнату вошла некрасивая медсестра со шприцем в руке и два здоровенных санитара.

– Подержите его, – сказала медсестра, не скрывая страха и брезгливости.

Санитары сильно придавили его к кровати, отчего стало больно во всём теле. Он инстинктивно попытался освободиться, но они навалились ещё сильней.

– Смотри! Брыкается, зверюга, – сказал один из санитаров, и они громко заржали.

– Держите его лучше, – вмешалась медсестра.

– Как умеем.

Она грубо вонзила в него иглу и быстро вколола лекарство.

– Всё, хороший мальчик, лежи. Теперь тебе надо поспать…

Она говорила ему всякую ерунду, как здоровой чужой собаке, и медленно пятилась к двери. Санитары шли следом. Они старались не показывать, что боятся, но у них получалось из рук вон плохо.

Они не успели дойти до двери, когда Алексей провалился в глубокий, тяжёлый сон без сновидений.

– Как самочувствие? – спросила Моргана, входя в комнату.

– Лучше.

– Не думала, что ты заговоришь после пяти уколов.

– Рот как чужой.

– Это с непривычки.

– Что со мной делают?

– Ты об уколах или вообще?

Он не ответил.

– Если об уколах… Без них твой мозг бы просто не выдержал. А вообще… Им понадобился супер, и ты попался под руку.

– Но я не хочу быть супером.

– Наши желания никого не волнуют. Ты либо делаешь то, что от тебя требуется, либо погибаешь. Или, или. Третьего не бывает.

– Но зачем?

– Не знаю. Здесь лучше не знать лишнего. На лучше, держи. – Моргана протянула ему большой спелый апельсин.

– Что это?

– Сейчас, подожди.

Она почистила апельсин, разломала его на дольки.

– Бери по одной и ешь. Вкусно?

– Очень.

Моргана вспомнила неприличный анекдот и слегка улыбнулась.

– Я забавный?

– Я не поэтому. Так, вспомнила… Ты ещё не поймёшь.

– Ладно.

– Сегодня нам неплохо бы погулять. Сам подняться сможешь?

– Попробую.

Голова ещё кружилась, да и тело было слабым, но ходить можно было вполне.

– Куда пойдём?

– Во двор. Пока только во двор.

Они вышли из комнаты, прошли по пустому белому коридору.

– Ты как предпочитаешь? Пешком или на лифте?

– Объясни.

– Извини. Я постоянно забываю.

– Тогда на лифте. Что такое пешком, я уже знаю.

Они вошли в кабинку лифта. Моргана нажала на кнопку, и кабинка медленно поехала вниз.

– Здесь всего пять этажей, поэтому лифт такой медленный.

– А я на каком?

– Ты на третьем.

Было раннее лето. Пели птицы. Вовсю цвели цветы. Летали бабочки. Да и зелень имела совсем ещё свежий вид. Алексей остановился на ступеньках и сильно вдохнул через нос. Голова закружилась немного сильней, но всё равно было приятно.

– Нравится? У нас тут здорово.

– За нами смотрят? – Это был не вопрос, а уверенное утверждение человека, который знает, о чём говорит.

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую.

– Здесь везде камеры… Но как ты узнал?

– Когда мне что-то нужно, я просто узнаю.

– А ты забавный. Ты как решето. Знаешь, что такое решето?

– Не помню.

– Это такая штука с дырочками. Так и ты.

– Штука с дырочками?

– Именно. Ты находишь камеры, но не знаешь, что такое лифт. Умеешь считать, но не знаешь, что такое решето.

– Когда в меня засунули это… оно было кусками.

– Хочешь сказать!.. Невероятно! Ты что, чувствовал… – От волнения Моргана поперхнулась и закашлялась.

– Только немного. Потом я потерял сознание.

– Всё равно это… Ты не проголодался?

– Я бы поел.

– Отлично. Тогда пойдём.

– «Столовая», – прочитал он по слогам надпись на двери, – нам сюда?

– Входи.

– «От себя»… Это как?

– Это туда. – Моргана толкнула дверь.

– А когда сюда?

– Когда сюда, пишут: на себя.

Столовая была маленькой, на десять столов. Пахло вкусно. Людей почти не было. Только за тремя столиками сидели небольшие группы людей.

– Садись.

– Слушаю вас. – Возле них возникла официантка.

– Для нас готово?

– Спецзаказ?

– Да.

– А вы что будете?

– Давайте то же самое. Там хватит?

– Я посмотрю.

– Хорошо.

– Ты, наверно, хотел бы чего-то существенного, но после принудительного питания лучше ограничиться кашкой. Пусть желудок привыкнет к еде.

– Эти люди… они все смотрят на нас.

– Не обращай внимания. Просто…

– Просто они только слышали, но никто не видел.

– Откуда ты знаешь?

– Я же говорил.

Принесли реденькую овсянку, сваренную на воде, но со сливочным маслом.

– Будем учиться есть. Бери ложку вот так… Теперь аккуратно набирай, и в рот. Как я…

Вскоре они подружились. Моргана была рядом с ним практически целыми днями, бережно заделывая дыры в решете, – так они называли процесс первичной адаптации. Поняв, что он, подобно князю Мышкину, мог видеть внутреннюю сущность вещей, она не пыталась быть неискренней. Её открытость сочеталась с природным тактом в довольно редких пропорциях, что делало её более чем милой. С другой стороны, Моргана была единственным (знакомым) человеком, кто не испытывал страха, ненависти или неловкости рядом с мальчиком. Моргана была немного дрессировщицей, Алексей немного зверем.