Стивен Кинг - Жребий

— Не знаю.

Марк наугад раскрыл книгу и вздрогнул. На картинке обнаженный мужчина держал выпотрошенное тело ребенка над чем-то, чего не было видно. Мальчик вернул книгу на место, радуясь, что избавляется от нее (продолговатый переплет казался на ощупь тревожно знакомым), и они вместе отправились по коридору на кухню. Там тени были более заметны. Солнце ушло на другую половину дома.

— Чувствуешь, пахнет? — спросил Марк.

— Да.

— Тут воняет хуже, правда?

— Ага.

Марку вспомнилась мамина темная кладовка в их прежнем доме. Один раз там испортились три бушеля помидоров. Этот запах как две капли воды напоминал запах гниющих, разлагающихся овощей.

Сьюзан прошептала:

— Господи, как мне страшно.

Рука Марка нашла руку Сьюзан и крепко вцепилась в нее.

Линолеум на кухне был старым, зернистым, рваным, а под старой фарфоровой раковиной — вытертым дочерна. Посреди кухни на большом исцарапанном столе стояла желтая тарелка с недоеденным сырым гамбургером. Рядом лежали нож и вилка.

Дверь в погреб была приоткрыта.

— Вот туда нам и надо, — сказал Марк.

— Ой, — слабо отозвалась Сьюзан.

Еле приоткрытая дверь совсем не пропускала в погреб свет. Казалось, голодные языки мрака лижут кухню, поджидая, чтобы пришла ночь и позволила проглотить ее целиком. Эта четверть дюйма тьмы страшила скрытыми в ней невыразимыми возможностями. Сьюзан беспомощно и неподвижно стояла рядом с Марком. Потом мальчик шагнул вперед, потянул открывшуюся дверь и на мгновение остановился, глядя вниз. Девушка увидела, как дергается мышца у него под подбородком.

— По-моему… — начал он, но Сьюзан расслышала что-то за спиной и обернулась, вдруг почувствовав, что они сваляли дурака и уже слишком поздно. Это был Стрейкер. Он усмехался.

Марк обернулся, увидел и попытался пронырнуть у Стрейкера за спиной. Кулак Стрейкера врезался ему в подбородок, и больше мальчик ничего не узнал.

Марк пришел в себя, когда его несли вверх по лестнице, но вела эта лестница не в погреб. Ощущения, что со всех сторон тебя окружает камень, не было, а воняло не так сильно. Марк позволил себе самую малость приподнять веки, голова же по-прежнему вяло болталась на шее. Приближалась лестничная площадка… второй этаж. Марк разглядел это вполне ясно. Солнце еще не село. А значит, оставалась хилая надежда.

Они достигли площадки, и вдруг руки, державшие мальчика, исчезли. Он тяжело грохнулся на пол, ударившись головой.

— Тебе не пришло в голову, что я понимаю, когда меня водят за нос, молодой человек? — спросил Стрейкер.

Глядя с полу, легко было дать ему все десять футов роста. Лысая голова поблескивала в сгущающемся полумраке с неброской элегантностью. Марк с растущим ужасом понял, что плечи обвивает веревка.

Он схватился за карман, где раньше лежала ракетница.

Стрейкер расхохотался, запрокинув голову.

— Я взял на себя смелость изъять пистолет, молодой человек. Мальчиков не следует допускать к оружию, в котором они не разбираются и равным же образом не должно водить барышень в дома, куда вас не приглашали.

— Что вы сделали со Сьюзан Нортон?

Стрейкер улыбнулся.

— Я доставил ее туда, куда она желала отправиться, мальчик мой. В погреб. Позже, когда солнце зайдет, она встретится с тем, ради кого пришла сюда. Ты и сам сведешь с ним знакомство — может быть, сегодня вечером, попозже, или завтра ночью. Конечно, он может отдать тебя девчонке, но мне кажется, он предпочтет заняться тобой сам. У девчонки найдутся свои друзья, среди которых, может статься, есть и такие же, как ты, любители лезть не в свое дело.

Марк выбросил вперед обе ноги, целясь Стрейкеру в промежность, но тот текучим шагом балетного танцовщика отступил в сторону. Одновременно он сам дал Марку пинка, угодив точно по почкам.

Закусив губу, Марк скорчился на полу.

Стрейкер посмеивался.

— Давай, молодой человек. Ножками.

— Я… я не могу.

— Тогда ползком, — неумолимо сказал Стрейкер.

Второй пинок пришелся по крупной бедренной мышце. Было страшно больно, но Марк стиснул зубы и поднялся на колени, потом — на ноги.

Они прошли по коридору к двери в его дальнем конце. Острая боль в почках унялась до ровной, ноющей.

— Что вы собираетесь со мной сделать?

— Спеленать, как индейку по весне, молодой человек. Позже, когда мой Хозяин пообщается с тобой, получишь свободу.

— Как остальные?

Стрейкер улыбнулся.

Марк толкнул дверь, шагнул в комнату, где покончил с собой Хьюберт Марстен, и тут с его сознанием случилось что-то странное. Страх не исчез, но словно бы перестал действовать на мысли Марка как тормоз, заклинивая все плодотворные сигналы, однако вместо слов в голове поразительно быстро замигали символы, напоминающие стенографическую запись. Мальчик почувствовал себя лампочкой, внезапно получившей приток энергии из неизвестного источника.

Сама комната оказалась совершенно прозаичной. Под свисающими полосками обоев виднелись белая штукатурка и щитовой камень. Толстый слой пыли на полу (чему виной были время и побелка) пересекала только одна цепочка следов, позволяющая предположить, что кто-то когда-то зашел сюда, осмотрелся и снова вышел. Обстановка складывалась из двух кип журналов, железной кровати без матраца и пружин и маленькой жестяной пластинки с вытершейся надписью «Кэрриэр энд Айвз», некогда служившей печной заслонкой. Окно загораживали ставни, но пыльного света, сочившегося сквозь сломанные доски, хватило, чтобы Марк подумал: наверное, еще час будет светло. Комнату окутывала аура застарелой злобы.

На то, чтобы открыть дверь, увидеть все это и пройти в центр комнаты, где Стрейкер велел Марку остановиться, ушло, наверное, секунд пять. В этот короткий период мысль мальчика, бешено работая в трех направлениях, нашла три возможных выхода из создавшегося положения.

В одном варианте Марк, как герой киновестерна, внезапно мчался через комнату к закрытому ставнями окну, делал попытку проломиться сквозь стекло и ставень сразу и, ведомый слепой надеждой, прыгал вниз навстречу неизвестности. Одним мысленным оком мальчик видел, как с треском вываливается наружу только для того, чтобы рухнуть на груду ржавой бросовой сельхозтехники и последние несколько секунд жизни провести в корчах, наколовшись на косо срезанные ножи бороны, как жук на булавку. Вторым — как со звоном пробивает стекло и врезается в ставень, который сотрясается, но не ломается. Одежда рвется, тело, изрезанное в дюжине мест, кровоточит, а Стрейкер оттаскивает его от окна.