Александр Годов - Дьявольская радуга

Однако Первый молчал. Нужно было найти подходящий момент и подходящее место для разговора.

— Давай заберемся на большой отросток и передохнем? — предложил Седьмой. — Я же слышу, как тяжело ты дышишь.

— Ты говорил, что мы торопимся.

— Но ведь свиноподобных существ не слышно! Можно немного отдохнуть. К тому же я устал, — соврал Седьмой.

— Хорошо. Давай передохнем.

Взобравшись на большой костяной отросток, Седьмой освободил место для Первого. Тяжело дыша, Тропов сел. Седьмой очень хотел сейчас взглянуть на свою молодую копию, но в сумраке угадывались лишь общие черты незнакомца.

— Отдохнем минут пять и полезем дальше.

— Хорошо, — сказал Первый.

Вот он удачный момент для откровенного разговора.

— А что это за свиноподобные существа? — спросил Первый. — Откуда они взялись?

— Я точно не знаю, — ответил Седьмой. — Может, их создал Кивир. Ты мне лучше расскажи, как попал на дерево. Ты знаешь про Аанга?

Тропов тяжело вздохнул.

— Я брёл в тумане, потом поскользнулся и угодил в какое-то болото. Знаешь, испугался до усрачки. Думал, кабзда наступила. Я ведь недавно совсем провалился в торфяник. Ногу обжег. Если бы не Человек-мотылек — помер бы.

Седьмой вздрогнул от неожиданности. Смысл сказанного сотряс душу, как гул медного гонка, по которому ударили молотком. Что за Человек-мотылек? Очередная личина Кивира?

— Я не встречал Человека-мотылька, — сказал Седьмой. — Странно…

— Да тут вообще всё странное. — С этими словами Тропов обвел рукой туннель. — Я ни хрена не понимаю, что со мной происходит. За последние несколько дней столько всего увидел! Мне уже сложно сказать, что правда. Существую ли я вообще? Мир сошел с ума. То сучьи зомби, то туман, в котором прячутся чудища размером с дом, то какие-то люди-хряки! Я даже не помню, как оказался на ветви.

Седьмой встряхнул оцепенение. Собрав крупицы знаний, он попытался сложить цельную картину. Похоже, его теория неверна. Или Кивир пытается запутать…

Стоп, стоп. Мыслить надо последовательно.

Получается, что колесо Сансары — хрень собачья. Как и говорил Тысяча-Лиц. Как говорил Кумакан. А он, дурак, не поверил им. Первый — явное доказательство ошибочности его теории.

Но что получается тогда? Как объяснить появление его копий на человеке-дереве? Двойники выскочили из других миров? Первый говорил что-то про зомби…

— Не молчи, — сказал Тропов. — А то я начинаю думать, что ты хочешь меня сожрать.

— Да вот пытаюсь мысленно объяснить происходящее, но кусочки мозаики не складываются. Ничего не понимаю. Совершенно ничего.

— Ты тоже не веришь в происходящее? Не веришь, что эти монстры существуют по-настоящему? Почему-то мне до сих пор кажется, что я сплю.

— Я запутался, Сергей, — Седьмой опустил глаза и уставился на свои руки.

Тропов засмеялся.

— Что смешного? — спросил Седьмой.

— Меня уже лет сто, наверное, никто не звал по имени. В последний раз меня так называла одна милая девочка.

— Она умерла?

— Да.

— Прости.

— Ничего. Всё нормально. Слушай, ничего страшного, что мы тут сидим и болтаем, а за нами гонится орда двуногих хряков?

— Ты их слышишь? — вопросом на вопрос ответил Седьмой.

— Нет.

— Вот ты и ответил на свой вопрос. Я думаю, у нас есть время на небольшой отдых. Возможно, тварей перебил Кумакан. Но не стоит обольщаться.

— А Кумакан — этот тот жирдяй без руки? По его же кишкам я забрался на верхнюю ветвь?

— Да, — сказал Седьмой.

Он попытался вспомнить слова Тысячи-Лиц, но ничего не получилось.

Седьмой чувствовал: он упускает что-то. Связь между ним и Первым есть. Но вот какая? Только внешнее сходство? Ответ должен быть очевидным…

— Сколько лет тебе было, когда мир покатился к чертям собачьим? — спросил Седьмой.

— В смысле? Когда появились зомбаки? Да недавно совсем. Месяцев пять назад началась вся эта херня с мертвяками.

Мотылек, пролетев вокруг головы Первого, сел на его плечо. Голубоватого свечения хватило, чтобы лучше разглядеть Сергея: щеки впали, под глазами синяки, лицо бледное. Шрам на щеке не украшал Тропова, а наоборот — придавал внешности нечто пугающее.

— А сколько тебе лет? — спросил Седьмой.

— Это допрос, что ли? Мы сидим на чертовом дереве, а ты спрашиваешь меня про возраст!

— Прости. Я не хотел…

— Это я должен задавать вопросы!

Седьмой вскинул руки. Испачканные в крови и гное, с налипшими ошметками кожи, они заметно дрожали.

— Хорошо-хорошо, — промямлил Седьмой. Голос у него оказался жалким и потерянным. — Можешь спрашивать у меня, о чем хочешь.

Первый почесал щеку; многодневная щетина зашуршала под его пальцами, словно наждачная бумага. Седьмой поймал себя на мысли, что не доверяет Тропову. Чувствовалось в Сергее нечто ущербное.

— Как тебя звать-то? — спросил Первый.

— Седьмой.

— К черту эти погоняла. Как тебя зовут по-настоящему?

— Седьмой. Я всегда был Седьмым. Это моё имя.

— Охеренное имечко у тебя. — Первый облизал губы. — Где мы находимся?

— В пирамиде. Хотя я не уверен до конца.

— А чего надо этому Кивиру?

— Не знаю, — сказал Седьмой. — Кумакан говорил, что Кивир — собиратель ответов. Но что конкретно хочет кукла — не знаю.

— Кукла? Разве Кивир не мальчик?

— Уродец может принимать разные формы.

— Фигово, — сказал Первый. Произнеся это слово, он сплюнул с костяного отростка.

Пахнуло сильным запахом горящего дерева.

— Чувствуешь? — встрепенулся Тропов.

Седьмой кивнул.

— Смотри, — сказал он и показал пальцем в чернильную темноту, раскинувшуюся под костяным отростком.

Пятый

Горизонт полыхал желтыми молниями. Однако грома Пятый не слышал. Он заворожено смотрел на молнии и думал о том, как невероятно быстро менялась его жизнь. Казалось, еще недавно у него была жена, дочка. А затем в одночасье он потерял семью. Он превратился в зомби, живущего на помойке и питающегося расплавленными куклами.

За ним гнались твари, любящие слушать на своих граммофонах «Темную ночь». Существа хотели одного: содрать с бедняги-мертвяка кожу. Он — тогда еще Дохляк! — сумел вылечиться. Сердце забилось, кровь заструилась по сосудам, и появилась надежда спасти дочку. Он — уже Николай — нашел Машу, вырвался из Города. Попал в свой мир, в свою квартиру. И часа не прошло, как дочку украли. А мальчик с восковой кожей попытался объяснить, что мир, в котором, он, Николай, существовал — ненастоящий, вымышленный.

Пятый закрыл глаза и тяжело вздохнул. Чертова карусель, а не жизнь. Теперь он вместе с убийцей своей жены сидит в огромной дыре на животе великана. Вместо рта — мушиный хоботок, вместо сердца — камень. Без надежды на спасение. Без надежды найти дочь.