Олег Кожин - Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)
А как осень пришла, стало холодать, и оказалось, что в трущобах не так много людей, как я думала! По ночам совсем плохо, холодно, и надо было что-то придумывать. Но денег на жилье нам бы точно не хватило, даже на крохотную комнатушку. И тогда брат меня за руку взял и просто по улице повел. Сказал ему довериться, а я ему и так доверяла больше всех на свете. А он шел такой сосредоточенный, серьезный, вел меня куда-то, мы уже из трущоб ушли, почти до самого Вест-Энда добрались. А это такой район, скажу я вам, нас бы оттуда вышвырнули только за то, что одежда была не очень чистая и модная! Ну да вы знаете, конечно. Так вот, где-то на окраине Вест-Энда Рэйнард вдруг остановился и говорит: «Теперь мы здесь жить будем».
Я сначала думала, что пошутил он. Стоим мы перед здоровенным таким домом, у нас весь приют был меньше, чем эта громадина. Нам всех наших денег хватило бы разве что на один камень из фундамента, да и то вряд ли. Но Рэйнард уверенно в ворота зашел, через сад прошагал и заднюю дверь открыл, а я за ним прошмыгнула.
Вот так мы и оказались в доме Виктора… Как его там, я фамилию и не запомнила, немецкая, что ли, какая-то? Брат постоянно говорил, что это смешно и что есть книжка про доктора Виктора, с похожей немецкой фамилией, но я эту книжку не читала, так что шутки не поняла. Брат понемногу об этом докторе Викторе рассказывал, то, что «почувствовал», что уж тут правда, а что – нет, я знать не могу. Хотя Рэйнард, брат мой, никогда не врал, так что всё правда, наверное.
В общем, этот доктор Виктор сын богатых родителей и тоже сирота, как мы. Только он постарше нас, правда, примерно раза в четыре. Дом этот ему от родителей достался вместе с наследством, да только доктору Виктору деньги нужны не были, ему только наука была интересна. Целыми днями он в своей лаборатории пропадал, даже спал там, выходил только за едой, да и то не каждый день. Так понемногу он друзей растерял, а потом и слуг выгнал, так что когда мы с Рэйнардом его нашли, жил он в своем огромном доме совсем один.
И мы стали жить с ним. Точнее, он о нашем существовании даже не догадывался, брат за этим следил внимательно. Я этого доктора Виктора и не видела-то ни разу, даже не знаю, как он выглядел. А то если бы он нас заметил и выгнал, замерзли бы мы на улице до смерти, и никакие щупальца бы не помогли, скажу я вам! Заняли мы пару самых дальних от лаборатории комнат, устроились там хорошенько, о большем и мечтать не могли.
Я говорила, что мы воровали, и вы, наверное, думаете, что мы что-то из дома доктора Виктора брали, но это не так! Ни единой нитки я там не тронула, а даже наоборот, мы иногда доктору незаметно еду на кухню подкладывали, когда он совсем с головой в свои эксперименты уходил, а то он бы с голоду умер. Доктор этот, когда чем-то занят был, ничего вокруг не замечал, скажу я вам, ни дня, ни ночи, даже если бы я у него сплясала перед носом – и то, думается мне, бровью бы не повел! Мы, кстати, и за фюллером его следили, а то доктору же не до таких мелочей было. А то крысы и кошки в округе уже закончились, а в таком огромном доме и фюллер здоровый, скажу я вам, так что, если бы не мы, то быть доктору Виктору следующим. Но Рэйнард лишние щупальца пообрубал, и фюллер нас больше не беспокоил. Так что мы, выходит, доктору даже пользу приносили.
Так вот, жили мы в доме доктора Виктора, не мешали друг другу. Я всё так же работала в ресторане и хозяйством занималась, а Рэйнард подрабатывал от случая к случаю, а в свободное время сидел под дверью лаборатории доктора и как будто прислушивался. Я потом догадалась, что ему так проще «чувствовать» было, когда он ближе находился.
Как-то брат взялся рассказывать о том, что он там у доктора Виктора «почувствовал», но я мало что поняла. Рэйнард сказал, что доктор науку с магией мешает – это вроде ясно. То есть я, конечно, и не подозреваю даже, как можно науку и магию вместе соединить, но сама идея понятна. А вот дальше глупости какие-то начались, скажу я вам. Рэйнард сказал, что доктор Виктор хочет Богов уничтожить. Мол, они на нас влияют, а это плохо.
Вот это-то мне и не ясно. Солнце на небе тоже светит, на нас как-то влияет, но с ним же не борется никто? Солнце есть, и Боги есть. Это моему уму непостижимо было совершенно. Брат что-то объяснял, но, по-моему, всё равно глупость какая-то получается.
Так мы зиму и прожили втроем: я, брат и доктор Виктор в своей лаборатории. А когда дело к весне пошло, снег таять начал, всё и началось.
Рэйнард однажды от лаборатории доктора вернулся хмурый какой-то, задумчивый, губы кусал, лоб морщил. Я его не расспрашивала, захочет – сам расскажет. Он долго мне ничего не говорил, неделю, а то и две. Потом обмолвился коротко, мол, доктор Виктор большой эксперимент готовит, опасный, вот брат и сомневается, не случится ли чего плохого.
Я только плечами пожала, я-то в этих экспериментах ни капли не понимала, но все-таки и мне волнительно стало. Раз Рэйнард не находил себе места, значит, и правда что-то нехорошее затевалось. Я несколько раз брату предлагала, давай уйдем из дома этого, на улице уже теплее, как-нибудь выкрутимся, но он головой качал и просил подождать. Я и ждала, а что оставалось? Но, скажу я вам, с каждым днем мне всё тревожнее делалось.
Рэйнард ходил мрачный, как туча, и, в конце концов, сказал мне, что решил: «Ты, Лиза, уходи, а я останусь. Если у доктора что-то пойдет не так, я должен быть рядом» – вот что он сказал тогда, слово в слово. Я запомнила. Вот таким был Рэйнард, не мог доктора одного оставить, несмотря на то, что он нам никто и зовут никак.
Да только как я могла уйти, если мой брат остается?! Мы же с Рэйнардом близнецы, друг друга без слов понимали. Никак нельзя мне убегать. И я осталась в доме доктора Виктора.
Вот двадцать первого апреля всё и случилось. Доктор Виктор несколько дней до того готовился, даже из дома надолго уходил, брат говорил, что за покупками для своего эксперимента, который будто бы прогонит Богов. Только Рэйнард так говорил об этом, что я чувствовала, что брат в успех этого эксперимента не верил. Знаете, с тоской так говорил, с печалью. Пожалуй, он уже тогда по-своему «почувствовал» или просто догадался, чем всё кончится, только мне говорить не хотел, чтобы не расстраивать. И в тот самый день, двадцать первого апреля, пытался меня куда-нибудь из дома отослать, но я тоже не совсем уж глупая, так что не ушла.
К вечеру доктор Виктор вернулся, заперся в лаборатории и начал готовиться. Рэйнард мне велел сидеть в нашей комнате. Я спорить не стала, так и сделала. Брат меня обнял, сказал грустно: «Посмотрим, чем меня наградил культ. Аи, Шаб-Ниггурат!» – и ушел к лаборатории.
Я в другом крыле дома была, но все-таки слышала кое-что. Шум негромкий, но гулкий, как будто какой-то большой и тяжелый механизм работает – сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, разгоняясь. Затем доктор Виктор начал что-то кричать, но я слов не разобрала. Но, знаете, он не так кричал, словно бы от страха, или боли, или еще чего неприятного. Скорее, наоборот, скажу я вам, радостно он кричал, и ритмично, словно бы песню пел или стихи читал. Я так думаю, это какой-то ритуал был, брат же рассказывал, что доктор науку с магией соединяет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});