Мария Барышева - Искусство рисовать с натуры

Андрей Неволин улыбнулся и протянул к ней руку.

— Лишь с единственною целью — насладиться твоим обществом — иначе сие было невозможно. Но теперь ты здесь. Подойди ко мне, не бойся.

— Я не боюсь, — прошептала она и шагнула ему навстречу. — Бояться следует тебе. Поэтому ты хотел от меня избавиться. Поэтому ты убил моих друзей.

Говори с ним, пока идет работа. Говори со всеми ними. Но будь собой. Оставайся в себе.

Наташа протянула руку, и художник попытался взять ее, но в тот момент, когда их ладони почти соприкоснулись, появилась некая тонкая преграда, и как их пальцы не пытались обхватить друг друга, ничего не вышло. На мгновение лицо Неволина исказилось в злобной гримасе, но она тут же исчезла, уступив место абсолютному дружелюбию.

— Избавиться от тебя? — его рука медленно опустилась. — Зачем? Мы одна кровь, ты — моя далекая внучка, ты нужна мне. Мы сходны и в мыслях, и в движениях души, ты обладаешь тем же, что и я — нельзя допустить, чтобы это бесследно исчезло в твоем бедном духом мире.

Наташа подошла к нему вплотную, и рука художника снова поднялась, протянулась над ее плечом, пытаясь обнять, и снова у него ничего не вышло. Усмехнувшись, она миновала его и медленно пошла по дороге, чувствуя, что художник идет следом. Ей стоило большого труда не воспринимать его, как живого человека — это была лишь часть Неволина, другая же, которая любила Анну, которая написала то наставление для потомков, никогда не была в этом месте. Она только обладала его памятью. Наташа шла, внимательно глядя на дорогу и в то же время думая об оставшейся где-то реальности — думая отчаянно, стараясь сохранить ясность мыслей и не соскользнуть в безумие, которое было ей здесь уготовано.

— Ты не можешь прикоснуться ко мне, — негромко сказала она, продолжая идти, — не можешь обнять меня, не можешь забрать меня, потому что я еще жива. И ты не сможешь выгнать меня отсюда, пока я этого не захочу.

Спиной она почувствовала невидимую улыбку художника, темную и сладкую.

— Ты умна, милая, недаром ты моей крови. Ты отменно подготовилась. Нет повозок, и не дотянуться до людей. Твое тело не разрушить — пока. Но я не против твоей работы.

Наташа остановилась и резко повернулась к нему.

— Почему это?!

— Я предложу тебе выбор, и ты решишь правильно, но следует пояснить…

— Часть целого не может что-то пояснить! — перебила она его и отвернулась. — Говоря «ты» я обращаюсь не к тебе, а к целому!

Я должна увидеть всех, но я сойду с ума, если увижу всех. Но иначе ничего не выйдет, ничего…

Она крепко зажмурилась, чувствуя, как дорога задрожала, заколебалась под ее ногами, и раздались сырые, чавкающие звуки, словно кто-то огромный месил ногами жидкую грязь. А потом ее окутала какофония криков, стонов, проклятий и низких рыкающих звуков, которые издавало множество вырастающих из дороги существ, и она закричала вместе с ними, переживая неисчислимое количество ощущений одновременно — боль, страх, безумная страсть, власть, унижение, жестокость и безмерный эгоизм разрывали ее разум на части, втаптывали его в себя, поглощали, сливались с ним. На мгновение перед ней яркой вспышкой мелькнуло ослепительно голубое небо, раскачивающиеся ветви многолетних платанов, чья-то знакомая рука с кистью, стремительно летающая над холстом, уже утратившим свою пустоту, мелькнули чьи-то лица, а потом все это исчезло, и Наташа с трудом открыла глаза.

Я вижу их, мы видим их, только держись, держись…

Вокруг нее стояли люди, множество людей, мужчины, женщины, дети, и все смотрели на нее со страхом и ненавистью. Некоторые были в одежде — в современной, в старинной — пышные юбки, джинсы, деловые костюмы, полуфраки, короткие обтягивающие платья, нищенские лохмотья, веера и электронные часы. Многие были совершенно обнажены. Внешность одних приближалась к совершенной красоте, у других она отталкивала своим невыразимым уродством. Страшные существа — сплав людей, животных и насекомых. Гротескно увеличенные части тел. Пудреные косицы, парики, пышные волосы с химической завивкой, гладкие короткие стрижки, бакенбарды, густые бороды, чисто выбритые подбородки. Сотни рук и уродливых конечностей тянулись к ней со всех сторон, но схватить не могли и комкали воздух в бессильной ярости.

— Дорога, — прошептала Наташа и повернулась к Неволину, который стоял неподалеку и смотрел на нее с досадой.

Дорога. То, что составило ее основу, и улов в течение многих лет.

— Она видит нас! — отчаянно вдруг закричал кто-то в толпе. — О, Художник, останови же ее! Не давай ей смотреть на нас!

Растолкав волнующуюся толпу, Андрей Неволин подошел к Наташе и осторожно обнял воздух вокруг ее плеч.

— Замолчите! — громко и властно приказал он, и вокруг мгновенно воцарилась мертвая тишина. — Милое дитя, я понимаю, что ты, как человек, не можешь быть совершенно довольна обладаемым и стремишься к увеличению, ты хочешь повелевать всем. Но лучше оставить узел завязанным. К чему разрушать наше бытие? Нам хорошо здесь, где нет соразмерностей, нет боли, нет беспрестанного томления, как в твоем мире, и ты можешь стать нашей частью, понять, как это прекрасно. А так… ты убиваешь их — снова убиваешь.

— Ты же только что сказал, что не против моей работы, — произнесла Наташа, пытаясь не поддаваться обволакивающему туману слов. Неволин согласно кивнул.

— Это верно. Есть два пути…

Его слова перебил низкий протяжный вой. Один из мужчин с неправдоподобно огромным животом вдруг взмыл в воздух, отчаянно размахивая руками, и исчез в грязно-серой пустоте.

— Пока ты говоришь с ней, Художник, она забирает нас! — закричал пронзительный испуганный женский голос. — Нужно остановить ее! Как нам убить ее?! Давайте дотянемся до тех людей! Пусть они убьют ее!

— Невозможно, — сказал кто-то рядом.

— Так ты здесь главный? — Наташа на мгновение взглянула в лицо Неволину, а потом снова перевела взгляд на существ вокруг, и они ежились и отворачивались от этого взгляда. — А я-то, глупая, думала, что ты жертва! Ну конечно же! Ты никогда не был жертвой! Анна писала, что ты пытался нарисовать себя. И у тебя это получилось, да?! Ты вписал в картину себя, из-за этого все и случилось. А если теперь сюда попаду еще и я, то…

Она мотнула головой, не в силах закончить. Андрей Неволин издал раздраженное восклицание и шагнул назад, потом повелевающе махнул рукой кому-то, кого Наташа не могла видеть, и толпа расступилась, пропуская призванных.

— Не только я ждал тебя, — сказал художник с сочувственной улыбкой.

Люди один за другим выходили на освободившееся место и останавливались, упирая в нее тяжелые взгляды, уже потерявшие всякое сходство с человеческими. Лактионов. Невысокий бородатый человек, которого Наташа тысячу раз видела на фотографиях и считала своим отцом. Бледный призрак с бескровными губами… и увидев его, Наташа в ужасе отступила назад. Она могла ожидать, что здесь окажутся Игорь Иннокентьевич и Петр Чистов, хоть они и не погибли в авариях, а, можно сказать, умерли естественной смертью — на самом деле ведь она ничего не знает об их смерти. Но как сюда могло попасть это… это не могло быть Надей — она умерла в больнице, далеко отсюда. Неужели они смогли забрать ее часть?!.. Наташа закрыла глаза руками, не в силах смотреть на такое знакомое и в то же время такое чужое лицо, но