Мишель Роман - Джонни Рики Звезда (СИ)

Из глубин сознания, Сэма вернул жалобный писк малыша Тима, сидевшего на пассажирском сидении, рядом. Мальчишка тонким высоким голосом заверещал — «Собака! Стой! Там, собака!» — вцепившись маленькой ручкой в правую руку Сэма, лежащую на руле. Сэм метнул молниеносный взгляд на серую дорогу за стеклом и увидел, что через пару мгновений, если не затормозит, или не свернет, то переедет волочащегося по дороге пса.

Он сбросил скорость до первой и крутанул руль вправо, позволяя красному пикапу вильнуть, тем самым объезжая проклятое животное. Машину затрясло по ухабистой обочине, послышался стук маленьких камешек залетевших под бампер, и напряженное покашливание мотора, под капотом обновленного пару месяцев назад пикапа. Сэм на мгновение потерял контроль над машиной, и сердце его трусливо замерло в груди, он сотню раз проклял себя за то, что отреагировал на жалобную просьбу сопливого Тима, который (если за него не взяться) вырастит бабой.

Уж Сэм-то постарается воспитать пацана. Он заставит его перестать жалеть блохастых дворняжек.

Он затормозил. Сердце в груди отбивало чечеточный ритм, волнение достигло апогея, и все это не только из-за возможной аварии, а от того, что он винил себя. Это он, Сэм, поддался слюнявому порыву спасти бедняжку пса, и тем самым — пойдя на зов жалости — подверг всех опасности. Как не хотелось ему признавать, но фраза отца, (которую старый гад, повторял при каждом удобном случаи) открывала свой прозаичный смысл. «Мы на войне сынок, и главный вопрос хватит ли у тебя яиц жать на курок» — с кашлем выплевывая слова, спрашивал отец Сэма, прищуривая мутные глаза и сводя в одну дугу мохнатые брови. Тогда Сэм не понимал, что мужчина имеет в виду, а теперь смысл стал предельно ясен. «Сможешь ли ты игнорировать жалость?»

Сэм сделал глубокий вдох и вывернул пикап обратно на дорогу. Через пару минут они уже въезжали на территорию коммуны. Все было как всегда, люди возвращались из церкви, где конечно прослушали проповедь, по мнению отца Сэма помогающую людям не сходить с пути божьего. Сэм, всю эту религиозную чепуху, терпеть не мог, и был чертовски рад, когда удавалось улизнуть из коммуны, до начала чтений библии.

Сэм попрощался с парнями, все время дороги трясшимися в кузове пикапа и обратился к малышу Тиму:

— Ты все равно молодец, не переживай что не попал в нужное окно, у тебя еще будет время попрактиковаться. — он похлопал мальчика по маленькому плечу. Тот не поднимая глаз, натянуто улыбнулся, не умело скрывая разочарование.

— Ты не рад, что поехал с нами? — Сэм почувствовал, как назревает буря внутри него, сопляк, очевидно, не был доволен тем, что Сэм представил ему, возможность преподать урок гомику.

— Нет. Я рад. — снова фальшиво улыбаясь, соврал мальчик. Сэм крепко сжал его плече, еле сдерживаясь, чтобы не переломить ему спину.

— Ты же знаешь, что такие как он, настоящее зло, смрад, дьявольщина. Мы должны бороться с мерзостью всеми способами, и твоим способом сегодня оказался камень, который ты как настоящий мужчина, не побоялся применить. — мальчишка хотел высвободиться из хватки Сэма, но у него не вышло. Сэм видел, что все это церковное дерьмо, все-таки действует и еще раз мысленно одобрил подход отца к делу, связанному с наставлением людей на путь праведный. В этом что-то есть.

— Сэм, я не знаю смогу ли сделать это в следующий раз. Если честно я испугался когда бросил камень в окно. — мальчик поджал губешки, наверное из последних сил сдерживая слезы.

Нет, этого пацана точно нужно научить быть мужиком. Иначе дальше будет только хуже… Ему нужно припадать урок!

— В следующий раз ты сделаешь больше. Ты попадешь в цель. Быть мужчиной трудно, никто не спорит, но у тебя есть мы, твоя семья. — Сэм взъерошил мальчишке волосы (слишком длинные на его взгляд) и велел бежать домой ужинать.

Направляясь к отцовскому дому, он думал о своем промахе, о том, что пожалел и не сбил бродячего пса. Глупые конечно мысли, всего-навсего блохастая псина, но этот поступок заставил по-другому взглянуть на себя. Он недостаточно тверд, ему не хватило мужества спрятать позорную жалость. А что будет в следующий раз, когда например ему придется сделать выбор между мирным существованием какого-нибудь педика, или грязной шлюхи, и их уничтожением. У него снова не хватит силы воли, он окажется недостойным своего отца?

Нет, такого больше не повториться. Уж у него-то хватит яиц.

Сэм обошел дом и вышел на задний двор, где мать собирала овощи, а отец курил сигарету и о чем-то ей оживленно рассказывал. История, как предполагал Сэм, наверняка касалась какого-то позорного разоблачения, еще одной победы праведной мысли отца, над порочным обществом современности.

— … Господь всемогущий, ты знаешь, что я лучше пожелал бы, выколот себе глаза, чем наблюдать за всем этим развратом, творившемся вокруг: в этом супермаркете одни блудницы и педерасты. Снуют туда сюда, от прилавка к прилавку, выбирая одежду покороче. Они хотят выглядеть, как можно соблазнительнее, так им велит дьявол, чтобы порочностью сбивать юные души с пути истинного…обращать их в грешников. Мать их так!

Сэма никогда не переставало удивлять, как отец может говорить о Боге и тут же, вставлять в предложения крепкие словечки. Он противоречивый человек, у которого истина имеет то значение, которое устаревает его самого.

— Если бы не свечи для машины, я бы в жизни не пошел в эту обитель разврата, одним своим внешним видом, эти убогие оскорбляют имя господне! — старик закашлялся, его белые волосы, собранные в крысиный хвостик, разметались по шее, и он раздраженно спрятал их. Издалека он напоминал Санта-Клауса, переболевшего всеми возможными болезнями, и теперь сняв свою праздничную одежду, дожидавшегося смерти. — Я уже было хотел возвращаться, знал, что нужно торопиться, к обеду солнце подымиться высоко над городом и будет жарче, чем на дне рождении у сатаны, но когда увидел эту размалеванную девчонку, одетую, как самая нищая потаскуха, я не смог уйти молча. Я какое-то время стоял, не решаясь, но знал… Знал, чего от меня ждет Господь! Он хотел, чтобы я проучил эту маленькую дрянь, которую может быть, еще не поздно спасти.

— И что ты сделал? — опустив дырявую кастрюле, наполненную только что собранными помидорами, подала голос мать. Усталая, вспотевшая, на её лице не выражалось никакого интереса к рассказу отца и Сэма это взбесило. Она жена своего мужа, их венчали перед Богом, а она смеет там неуважительно смотреть на него? Сквозь пальцы, словно терпит его из последних сил.