Кирилл Бенедиктов - Завещание ночи. Переработанное издание

— Ждут, когда мы отпустим их короля, — в голосе Писарро не было вопросительных интонаций. — Вот уже третий день, как выкуп заплачен сполна. Посланцы из их столицы уже интересовались, когда король будет отпущен.

— Но ты же не собираешься отпускать его, благородный Франсиско? — тихо спросил тот, кто держался в тени.

Он подался вперед, и на тонком длинном клинке его толедской шпаги заиграл серебряный луч.

— Если мы его не отпустим, это огромное войско сотрет нас в порошок, — Писарро положил огромную, исполосованную шрамами руку на рукоять своего меча. — Кузен Кортес рассказывал мне, как вмешательство Святого Яго спасло его отряд при Отумбе, но у него было больше людей, и противостояла ему не закованная в броню армия, а толпа одетых в перья дикарей… Даже Святой Яго не спасет нас. Стены Кахамарки крепки, но и здесь мы не продержимся больше суток. Они завалят нас своими трупами, Диего!

Диего негромко рассмеялся. Смех у него был скрипучий и неприятный; так мог бы смеяться крокодил.

— А если отпустим, нас не просто сотрут в порошок. С нас живьем сдерут наши христианские шкуры и понаделают из них боевых барабанов. Или ты думаешь, что Атауальпа и вправду решил подарить нам свое золото?

Писарро вполоборота повернулся к Диего, но ничего не сказал.

— Если мы покончим с Атауальпой, мы обезглавим империю. Армия не станет защищать мертвеца. Вспомни, Франсиско, когда мы схватили его здесь два месяца назад, корпус Руми-Ньяви снялся и ушел на север…

— И взамен тут же подошел вдвое больший корпус с юга, — оборвал его Писарро, — весь в золотых латах. Мы в ловушке, Диего.

— Южане не любят Атауалыгу, — спокойно возразил его невидимый собеседник. — А их король Уаскар задушен в тюрьме. Если мы пообещаем им вернуть трон империи законному престолонаследнику, они станут нашими союзниками.

На лице Писарро появилась брезгливая гримаса.

— Кто будет договариваться с ними? Эти проклятые язычники понимают только язык меча!

— Но с королем же мы договорились, — хмыкнул Диего. — И плоды этого договора делят сейчас внизу наши крючкотворы… Южане согласятся, я уверен. Их командир, принц Топара, только и мечтает занять место Атауальпы, — он снова хмыкнул. — Не у нас в подвале, разумеется.

Вдалеке, за исполинской стеною снежных гор, вспыхнуло и погасло красноватое пламя, бросив тревожный отблеск на каменное лицо Писарро. Предводитель конкистадоров стремительно сотворил крестное знамение.

— Пресвятая Дева, защити своих солдат…

— Это вулкан, — насмешливо пояснил Диего. — Огнедышащая гора, как Этна на Сицилии, как Везувий…

Писарро легко повернулся и встал лицом к лицу со своим собеседником. Высок и крепко сложен был старый конкистадор, но Диего был выше на полголовы и шире в плечах.

— Откуда ты взялся такой умный, Диего? Солдаты болтают, что ты колдун, что ты лечишь самые страшные раны и не боишься малярии. Шепчутся, что ты заговоренный и что стрелы индейцев отскакивают от твоей кожи, как от стального доспеха. Что ты умеешь убивать прикосновением пальца. Меня никогда не интересовали сплетни, но я хочу знать, откуда тебе известно про все эти штучки — про огнедышащие горы, про то, что творится в этом их Куско, и про то, как называются их боги! Мой брат Эрнандо рассказывал, как ты вел себя в храме на берегу океана — как истинный христианин в церкви. Может, ты путаешься с дьяволом, а, Диего? Может, ты не испанец, а маррано? И если ты бежал из Кастилии, спасаясь от Святой Инквизиции, то я напомню тебе, как мы поступаем с тайными дьяволо-поклонниками. Мы их вешаем, Диего, вешаем высоко и коротко!

Диего шагнул ему навстречу, и Писарро был вынужден отступить. Теперь свет луны падал прямо на лицо Диего.

У собеседника Писарро был абсолютно голый череп и худое лицо с запавшими щеками и тонкогубым бледным ртом. Глаза Диего — мертвые и холодные, как у змеи, смотрели Писарро в переносицу.

— Я знаю не только это, благородный Франсиско, — шепотом сказал он, и Писарро показалось, что он слышит шипение огромной болотной твари, — я знаю еще и то, кто арестовал пятнадцать лет назад в Акле славного конкистадора де Бальбоа. Я знаю, кто отправил де Бальбоа на эшафот — это был ты, Франсиско, а ведь за пять лет до этого, в Дарьене, вы кровью скрепили вашу дружбу. Я знаю это и молчу, Франсиско. Но я могу и заговорить…

Зловещее костлявое лицо нависло над Писарро.

— Я много знаю, потому что учился. В Саламанке, потом у мавров — я семь лет провел в плену в страшном Порт-Саиде… И если ты будешь разумным, благородный Франсиско, я помогу тебе еще не раз, как помог с этим золотом, — Диего постучал тяжелым сапогом по деревянной крыше. — Но если… — он замолчал, решив, что и так уже сказано достаточно.

Некоторое время Писарро боролся с собой. Наконец ненависть погасла в его глазах, лицо обрело привычное выражение жестокого равнодушия.

— Хорошо, — сказал он ровно. — Разговора не было, Диего. Я поручаю тебе переговоры с южанами.

— Есть, командир! — четко отозвался Диего, развернулся и пошел к квадратному люку под башней.

Около самого отверстия он повернулся и посмотрел на Писарро.

— А что касается твоего брата Эрнандо… Прости меня, благородный Франсиско, но он дурак. Смелый воин, не спорю, но дурак. Я предупреждал его, чтобы он не совался в святилище, а он полез на самый алтарь и вдобавок разбил их бога. Теперь на нем проклятье Пачакамака, и я ему не завидую.

— Сатанинские наваждения не властны над солдатами Девы Марии, — важно сказал Писарро. — Впрочем, я скажу падре Вальверде, чтобы тот принял меры…

Странная усмешка свела бескровные губы Диего, но Писарро этого уже не увидел. Обернувшись, он заворожено считал мерцающие золотые чешуйки на теле таящегося в долине чудовища. Их было не меньше, чем звезд на небе.

Диего д'Алькантра, первый меч всех земель по эту сторону Дарьена, звеня подкованными сапогами, спустился по каменной лестнице и направился к зданию, в котором размещались послы из Куско. Было время третьей стражи, но у длинной, сложенной из циклопических плит стены толпились солдаты. Некоторые взбирались на плечи своих товарищей и пытались заглянуть в узкие трапециевидные окна — там, внутри, уже третий день шла опись сокровищ, полученных испанцами в обмен на жизнь Инки Атауаль-пы. Чуть дальше, у мрачного вида бронзовых дверей, дежурили шестеро здоровенных вояк во главе с Эрнандо де Сото — это была охрана пленного Инки. Писарро боялся, что индейцы попытаются силой освободить своего повелителя, и заботился об охране Атауальпы больше, чем о сохранности его золота. Но никто так и не попытался спасти Инку на протяжении двух месяцев его пленения; гигантская империя застыла в параличе, как человек с перебитым позвоночником.