Шарлин Харрис - Мертвы, пока светло

Затем откуда-то сзади я услышала вой. «О боже, они еще и собаку приволокли», — подумала я. Вой был явно враждебным. Если бы во мне остались хоть какие-то эмоции, волосы на голове наверняка встали бы дыбом. Я получила еще один удар в спину, а затем избиение прекратилось.

Результат последнего удара оказался ужасающим. Я слышала собственное хриплое дыхание, странный булькающий звук вырывался словно прямо из легких.

— Что за дьявольщина? — спросил Мак Раттрей. Голос его дрожал от ужаса.

Я снова услышала вой, ближе, прямо у себя за спиной. И еще откуда-то. Что-то вроде рычания. Дэнис начала скулить, а Мак — ругаться. Дэнис вырвала ногу из моих рук, которые внезапно очень ослабли. Они упали наземь и, казалось, совершенно утратили над собой контроль. Хотя взор мой затуманился, я видела, что правая рука сломана. Лицо было мокрым. Я побоялась продолжать думать над перечнем своих повреждений.

Мак закричал, затем Дэнис. Вокруг меня что-то происходило, а я не могла пошевелиться. Я видела только свою сломанную руку, разбитые коленки да темноту под своей машиной.

Немного спустя наступила тишина. За моей спиной скулила собака. В ухо сперва ткнулся холодный нос, потом его облизал теплый язык. Я попыталась поднять руку, чтобы погладить собаку, которая несомненно спасла мне жизнь, но не смогла. Услышала собственный вздох. Казалось, он долетел издалека.

— Я умираю, — произнесла я, поглядев в лицо фактам. Это становилось все более очевидным. Обычно немолчно звучащих в ночи лягушек и кузнечиков испугал шум на парковке, так что мой слабый голос прозвучал отчетливо, прежде чем растворился во тьме. Как ни странно, сразу после я услышала два голоса.

Затем в поле моего зрения появились колени, обтянутые окровавленными джинсами. Надо мной склонился вампир Билл, и я смогла посмотреть в его лицо. От него пахло кровью, клыки торчали наружу, посверкивая белым над нижней губой. Я попыталась улыбнуться ему, но лицо отказалось повиноваться.

— Я собираюсь перенести тебя, — сказал Билл мягко.

— Я умру, если ты это сделаешь, — прошептала я.

Он внимательно осмотрел меня и констатировал:

— Еще не теперь.

Как ни странно, после этого заявления я почувствовала себя лучше. Ведь он на своем веку повидал невесть сколько травм.

— Будет больно, — предупредил он. Трудно было бы ожидать чего-нибудь безболезненного. Его руки скользнули под меня раньше, чем я успела испугаться. Я вскрикнула, но без особого результата.

— Быстро, — настойчиво произнес голос.

— Мы вернемся в лес, пока никто не увидел, — сказал Билл, держа меня, словно мое тело ничего не весило. Не собирался ли он закопать меня там, где никто не увидит? Сразу после того, как спас от Крыс? Мне было почти неважно.

Когда он уложил меня на ковер из сосновых иголок во тьме леса, мне полегчало — совсем немного. В отдалении я видела сияние огней на стоянке. Я чувствовала, как по волосам сочится кровь, как болит сломанная рука и ноют синяки, но больше всего меня испугало то, чего я не чувствовала.

А не чувствовала я своих ног.

Брюшная полость казалась отяжелевшей, переполненной. В мозгу всплыл термин «внутреннее кровоизлияние».

— Ты умрешь, если не сделаешь того, что я скажу, — сказал мне Билл.

— Прости, но я не собираюсь становиться вампиром, — ответила я слабым голосом.

— Ты и не станешь, — мягче произнес он. — Ты выздоровеешь. И быстро. У меня есть снадобье. Но тебе надо захотеть.

— Тогда давай свое зелье, пока не поздно… — прошептала я. Все вокруг заволакивала серая пелена.

Той маленькой частью мозга, которая еще реагировала на сигналы внешнего мира, я услышала стон Билла, словно он поранился. Затем что-то прижалось к моим губам.

— Пей, — велел он.

Я попыталась высунуть язык, и мне это удалось. Он истекал кровью, стараясь направить поток из своего запястья мне в рот. Я поперхнулась. Но мне хотелось жить. И я заставила себя сделать глоток. И еще.

Внезапно кровь показалась мне приятной на вкус — солоноватой, животворящей. Той рукой, что не была сломана, я прижала кисть вампира ко рту. С каждым глотком мне становилось все лучше. Спустя минуту я провалилась в сон.

Проснувшись, я все еще была в лесу и лежала на земле. Кто-то вытянулся рядом со мной. Это был вампир. Я видела его сияние и ощущала, как его язык движется по моей голове. Он зализывал мою рану. Я ему не завидовала.

— А что, я на вкус не такая, как остальные? — спросила я.

— Да, — ответил он хриплым голосом. — Кто ты?

Он спрашивал в третий раз. А третий раз — волшебный, так всегда говорила бабушка.

— Ну, я не мертвая, — сказала я. И внезапно решила, что лучше это проверить. Я пошевелила рукой — той, что была сломана. Она была слабой, но больше не болталась. Я ощутила и свои ноги, и ими тоже пошевелила. Затем вдохнула и выдохнула в порядке эксперимента и была вполне удовлетворена слабой болью. Попыталась сесть. Пришлось приложить немало усилий, но это оказалось возможным. Похоже было на первый день без температуры, когда я еще маленькой болела пневмонией. Слабость и блаженство. Я и тогда осознавала, что пережила нечто жуткое.

Прежде чем я закончила выпрямляться, он обнял меня и привлек к себе. Он сидел, прислонившись к дереву, и мне было ужасно уютно сидеть у него на коленях, прислонив голову к груди.

— Я телепат, — сказала я. — Слышу, что думают люди.

— Даже я? — спросил он с любопытством.

— Нет. Поэтому ты мне так и нравишься, — сказала я, погружаясь в мир розового восторга. Мне и в голову не пришло скрывать свои мысли.

Я почувствовала, как колышется от смеха его грудь. Смех у него был хрипловатый.

— Я тебя совершенно не слышу, — продолжала я мечтательно. — Ты не представляешь, как это успокаивает. После, того, как всю жизнь слушаешь бла-бла-бла… не слышать ничего.

— И как же ты управляешься с мужчинами? С мужчинами твоего возраста, которые наверняка только и думают, как бы затащить тебя в постель?

— А я с ними и не управляюсь. По правде говоря, мне кажется, что у них в любом возрасте единственная цель — затащить женщину в постель. Я ни с кем не встречаюсь. Знаешь, все думают, что я ненормальная, а я не могу сказать им правду. А правда состоит в том, что я схожу с ума от всех этих мыслей в каждой из этих голов. У меня было несколько свиданий, когда я только начала работать в баре, с парнями, которые ничего обо мне не знали. Но это ничего не меняло. Невозможно чувствовать себя хорошо, невозможно ни расслабиться, ни возбудиться, когда слышишь, как они думают, красишь ли ты волосы, или что задница у тебя не такая, как у кого-то там, или представляют, какие у тебя сиськи.

Внезапно я встревожилась, поняв, насколько открылась этому существу.