Дион Форчун - Лунная магия

Сердце его на мгновение замерло и тут же бешено заколотилось. Вместо обычных двадцати-тридцати ярдов она была всего лишь в десятке футов впереди и даже в густой мгле не могла бы от него убежать. Он бросился следом за ней, приблизившись поближе насколько хватало смелости, и у первой же остановки перед светофором оказался с нею рядом. Тяжелый мех на плечах и широкополая шляпа помешали ему разглядеть ее лицо, но он испытал острое волнение от этой внезапной близости и ощутил, как все тело пробрала сильная дрожь. Он перешел дорогу почти бок о бок с нею, но затем почел за благо немного отстать, чтобы она не почувствовала его присутствия и не сочла его оскорбительным.

Так они и шли друг за другом, минуя сначала отель «Савой», затем Темпл и Вестминстер, и наконец у старого цепного моста она повернула на другой берег.

Он на мгновение заколебался. Даже несмотря на туман, на набережной было достаточно многолюдно, чтобы сделать его присутствие незаметным, но вряд ли можно было пройти за ней по мосту Ламбет так, чтобы не привлечь ее внимания. Тем не менее, он решил рискнуть. Ничто в его поведении не могло бы вызвать ее гнев, даже если бы она обнаружила, что он идет за нею от самого моста Блэкфрайерс. Обувь у него была на резиновом ходу; несмотря на массивное телосложение, он умел двигаться бесшумно и потому решился испытать судьбу.

Чем дальше они оказывались над рекой, тем гуще становилась мгла, и, внезапно усовестившись, он понял, что ведет себя совершенно по-хамски. Стоит этой женщине обнаружить его присутствие, и она наверняка перепугается насмерть. А он тоже хорош, делает как раз то самое, за что его отчитывали в госпитале, да еще по отношению к особе, которую меньше всего на свете хотел бы встревожить.

Но она шла вперед, не оборачиваясь, и середина реки была уже пройдена. Спустя несколько минут он услышал, как чуть изменился звук ее шагов, — значит, она сошла с гулкого настила моста и ступила на набережную Сэррей-сайд. Он понял, как близко подошел к ней в тумане, когда почти одновременно почувствовал тротуар под собственными подошвами. Здесь мгла была гуще, намного гуще, и ему пришлось идти за ней почти вплотную, но на улице было довольно много народу, и его присутствие оставалось незамеченным. Во всяком случае, она ни разу не оглянулась.

Она перешла улицу. Он было чуть поотстал из соображений осторожности, но потом, испугавшись на мгновение, что потеряет ее, снова пошел за ней по пятам — ближе, чем осмеливался идти прежде. И тут, к его полному смятению, она остановилась так резко, что он чудом не наступил ей на пятки. Он увидел, что она собирается войти в церковь. С минуту она помешкала, нащупывая в темноте дверную ручку, затем дверь отворилась. Едва отдавая себе отчет, что делает, он ухватился за удобный случай. Если она пришла на богослужение, то почему бы ему не сделать то же самое? Он придержал рукой дверь, когда она обернулась, чтобы ее закрыть, и вошел внутрь, захлопнув дверь за собой и оказавшись в кромешной тьме и тишине. Церковь, если только это была церковь, была пуста!

Он замер, словно громом пораженный, мгновенно осознав весь ужас своего положения. Он прекрасно понимал, как будет истолковано его поведение женщиной, которую он так долго преследовал. Тщетно перебирая в уме заверения в своих добрых намерениях, поскольку его действия наверняка перепугали женщину насмерть, он столь же напрасно пытался придумать хоть какое-то оправдание, ибо если она с полным правом сдаст его в руки полиции, то он окажется в отчаянной ситуации, а его репутация будет безнадежно погублена. Грозным призраком перед ним замаячил крах профессиональной карьеры. От всего этого по спине у него пополз холодок. Попятившись, он стал на ощупь отыскивать входную дверь, но его рука лишь блуждала по деревянным панелям. Резко обернувшись и невольно сжав кулаки, он стал ожидать дальнейшего развития событий. И тут, решительно пресекая всякие сомнения, в лицо ему ударил луч электрического фонаря.

— Что вам нужно? — спросил спокойный ровный голос.

— Я, э-э, я думал, что это церковь, и зашел сюда на богослужение, — промямлил он.

— Церкви здесь больше нет, это частный дом, — произнес спокойный голос. — Если вы хотите выйти, то дверь у вас за спиной.

Он повернулся, а она высветила лучом фонаря ручку замка. Он с радостью схватился за нее, и дверь распахнулась настежь. И тогда, уже на самом пороге избавления, он снова обернулся и помедлил, не в силах устоять перед ее притягательной силой. Но луч фонаря уперся ему прямо в лицо и совершенно ослепил. Теперь она его наверняка узнает, а он не увидел ее даже мельком. Он постоял в нерешительности еще минуту, но она не отводила фонаря от его глаз. Понимая, что все козыри у нее в руках, что всякие объяснения и нежелательны, и невозможны, он поспешно нахлобучил шляпу и неуверенно шагнул в туман, который, казалось, стал еще плотнее и превратился в непроницаемый сплошной мрак.

По чистой случайности он услышал, как чуть поодаль высаживает пассажиров такси, и, подбежав, велел шоферу доставить себя как можно скорее домой. В конце концов таксист привез его к дому, хотя кружной путь занял немало времени. Добираясь к родному порогу, доктор Малькольм имел полную возможность осознать, какую беду он мог бы на себя навлечь, продолжая действовать в том же духе. А тут еще полученный в госпитале выговор и понимание того, что он вел себя как последний дурак и скотина, — словом, в собственных глазах он пал ниже некуда. А в его унылой квартире не нашлось ничего, чем он мог бы отвести душу.

Он был крайне необщителен, не имел ни друзей, ни увлечений, ни каких-либо интересов вне работы. Пробившись сквозь созданный им защитный панцирь, любой пустяк отдавался в нем острой болью, ибо смягчить удар ему было нечем. Не было ни друга, с которым можно было бы поделиться, ни ничего такого, чем мог бы отвлечься разум. Более того, этот убийственно серьезный человек со своим железным чувством долга был просто неспособен посмеяться над собственными слабостями. Единственным утешением, которое подарила ему жизнь, была эта его женщина из сновидений — и вот только что она ослепила его лучом фонаря и достаточно прозрачно намекнула, что если он немедля не уберется прочь, она вызовет полицию. Уж ему-то хорошо были известны побудительные мотивы этаких пожилых сластолюбцев, которые гоняются по улицам за порядочными женщинами. Да и ей, вероятно, тоже, если она была женщиной светской, на что указывало ее самообладание в неприятной ситуации. Как же молено было ей объяснить, что он вовсе не такой хам? Да никак. Все, что он мог сделать, — это оставить ее в покое. И вот теперь он должен принести в жертву свою мечту, как приносил в жертву все, чего требовала жизнь, и ограничиться единственным, давно знакомым делом — своей профессией. Стоило ему раз сойти с этой привычной тропы, как он тут же оказался в беде.