Вадим Громов - Оборотень

Проснулся он к вечеру, часов через семь, когда за окнами уже окончательно стемнело. Немного полежал, пытаясь вспомнить, что же ему снилось, но так и не смог. Снова какие-то размытые образы, мельтешение не стыкующийся друг с другом эпизодов явно не из его жизни, и даже не из фантазий. И неизбежное присутствие тревоги, той самой, пронзительной, выворачивающей душу наизнанку от плохих предчувствий, не покидающей его сны в последнее время.

То ли рано поужинав, то ли поздно пообедав, Курмин засобирался на вечерний променад. Интернет не работал — какие-то гадские негодяи опять умыкнули кабель, и отремонтировать обещали только к завтрашнему вечеру. Телевизор не обещал никаких сногсшибательных премьер, кроме как "выяснить, почему Петя бросил Илону, ради сомнительных перспектив быть с Кристиной, и когда же Ольгерд признается Людмиле, что изменил ей с Вероникой, потому что она была так несчастна в разлуке с Игорем" и т. д. на сверхпопулярном, среди умственно недоразвитых особей обоего пола шоу, под названием "Коммуналка-7". Михаил с удовольствием сходил бы в кино, сегодня как раз начинали показывать долгожданный боевик Сильвестера Сталлоне, с участием неимоверного количества экшн-звёзд девяностых годов. Поход в кино был запланирован ещё с прошлой недели, но в данной ситуации, тащиться на публику с подрихтованной физиономией, было как-то неудобно. Пришлось ограничиться прогулкой. Левая сторона лица была приятного фиолетового оттенка, грозившего задержаться надолго, но опухоли уже не было, что хоть немного, но радовало. Курмин вообще по жизни был неисправимым оптимистом, порой ища светлые стороны там, где их практически невозможно было отыскать. И зачастую находил…

Около подъезда он столкнулся с соседкой со второго этажа, перевшей на себе две сумки с продуктами. Ошалело покосившись на лицо Михаила, отчётливо несущего на себе печать рукоприкладства, она проскочила мимо, тяжело вздохнув. Курмин грустно улыбнулся. Муж данной гражданочки очень любил покушать водочки, после чего зачастую начинал реалити-шоу "Кто в доме хозяин". Со множеством звуковых, и иногда рожедеформирующих эффектов. Что порою влекло появление в их подъезде "мальчиков по вызову", оказывающих населению бесплатные правоохранительные услуги.

Погода вроде бы устаканилась, снежок шёл очень скудными порциями, скорее — даже не шёл, чем присутствовал. Неизвестно, из скольки кож вывернулись сегодня коммунальные службы, но дороги и тротуары были в относительной чистоте и благолепии. Курмин шёл бесцельно, не спеша, вдыхая морозный воздух полной грудью. А куда, собственно, торопиться? Дома никто не ждёт, семью как-то всё не удавалось создать, хотя, согласно известной песне "по статистике — девять ребят", а в данное время сильный пол вообще на вес основного содержимого Форт Нокса. Слабый пол пошёл какой-то меркантильный, это раньше, согласно рассказам старшего поколения, основным критерием взаимоотношения полов было понятие "главное, чтобы человек был хороший!". Нет, конечно, и в далёком прошлом всё обстояло далеко не безоблачно, но всё равно не так, как нынче. А кому нужен полутораметровый горбун с физиономией если не "человека, который смеётся", то далеко не Колина Фаррела, и не Димы Билана? Вот то-то…

Мать, жившая с отчимом в отдельной квартире, иногда пыталась устроить Михаилу нечто вроде смотрин, затевая совместные чаепития с, как правило — разведёнными, или, что реже, до сих пор не нашедшими твёрдого мужского плеча, дочками приятельниц, и приятельниц приятельниц. Но вышеперечисленные минусы Курмина, вкупе с тринадцатитысячной зарплатой технолога небольшого печатного производства, делали своё неблагодарное дело. Конечно, даже "на лицо ужасные, добрые внутри" имели шанс получить место под боком у какой-нибудь "разведёнки" с ребятёнком, но Курмину как-то патологически не везло. Может потому, что он даже в минимальных пределах не владел почти безотказным искусством покорения женщин, которое в просторечии именуется "ездить по ушам". А может — просто не судьба…

Погрузившись в раздумья о финтах и ударах судьбы, Михаил машинально топал вперёд, не выбирая маршрута, автоматически сворачивая в какие-то улочки и переулки. Потом голова занялась попытками распутать участившиеся в последнее время непонятные сны, эти насквозь пропитанные злой тревогой короткометражки, из полусумасшедшего ночного репертуара подсознания. Ничего не получалось. Не хватало какого-то ключика, основной частички, скрепляющей всё остальное в единое целое, в чёткую, без недомолвок и пробелов, картину.

Сердце вдруг резануло, коротко, но довольно болезненно, скомкав мир до бьющегося сгустка, в котором находится боль. Курмин остановился, приложив руку к левой стороне груди, пережидая, когда же утихнет эта, так некстати, впервой возникшая помеха.

Тоскливая помеха, в очередной раз напоминающая многим, что все мы в этом мире — гости, прохожие, случайное мельтешение биомассы, по какому-то капризу наделённой амбициями, эмоциями, несовершенством…

Через полминуты полегчало, нежданно появившееся неуютство в сердце испарилось, словно его и не было, будто это был кадр, штрих, одного из этих не дающих душевного покоя снов. Но другая проблема, явившаяся взгляду, осталась на виду, и не собиралась исчезать после простого прикладывания ладони к груди. Серьёзная проблема, имеющая вид одного из самых криминализированных районов города, под красноречивым названием "Бандитовка". Именно отсюда, в приснопамятные, залихватские девяностые вышло наибольшее количество "пацанов с понятиями", безукоризненно владеющими высоким искусством распальцовки и наезда. Те, кто уцелел в ходе адреналинового дележа самых "баблоносных" делянок города, сопровождающегося насыщением конкурирующих организмов неким количеством свинца, категорически несовместимым с жизнью, пересели с "девяток" с тонированными стёклами, на "бэхи" с такими же опознавательными атрибутами. Многие сменили "Гимнаста" на многограммовых "голдовых цепурах" и "козырный прикид" в виде "Адидаса" и "понтового куртяка" турецкой кожи, кто — на навороченные памятники в изголовье, кто — на безымянные могилы в лесополосе. Оставшиеся в активной жизнедеятельности, в основном приняли вид респектабельных бизнесменов, меценатов и спонсоров, и лишь иногда, хоть и крайне редко, у "уважаемых людей города" в манерах проскакивали отблески былой славы, в виде ощущаемой на генетическом уровне способности донести до широких масс идею, выраженную во фразах — "За базар отвечаю!" и "А чё ты не понял?!". Остальные, так и не способные перестроиться к реалиям новой жизни, уходили "по тундре, по железной дороге", далеко не в первую "ходку". Девяностые, в своём беспредельном великолепии, сгинули, как плешивый бес после первого петушиного крика, но видимо, над "Бандитовкой" концентрация тех самых, перенасыщенных криминальным духом флюидов, была ещё довольно высока, хоть в целом и не достигала прежних, прочно и страшно вошедших в милицейские сводки прошлого века, показателей.