Мария Дубинина - Дзюсан. Академия-фантом

Сэм Чандлер облегченно выдохнул. Не то чтобы подобная близость молодой преподавательницы была ему так уж неприятна, но Хибики хотя бы знаком с этой самой поэтессой, в то время как Сэм свой вечер потратил с куда большей пользой.

Курихара Хибики спокойно встретил хищный взгляд Асикаги, будто почуявшей новую жертву для литературных споров.

– У нее было трое мужчин, ни с одним из которых она не состояла в законном браке. Я считаю, что такое поведение недостойно женщины.

– Как интересно! – Асикага с размаху уперлась руками в его стол. – А если предположить, что всех их Исэ любила?

– Это невозможно.

– Вы уверены, что понимаете, о чем говорите? – прищурилась Руми. – Не каждому везет с первого раза найти свою любовь.

Однако и Курихара не сдавался:

– Это не имеет значения. Важны лишь верность, честь и долг.

– А вы идеалист, Курихара, – с восхищением протянула преподавательница. – Я бы с удовольствием побеседовала с вами вне занятий. Но один вопрос я задам вам сейчас. Вы сами кого-нибудь любили?

Николь вздрогнула. Разговор зашел куда-то не туда, если судить по побледневшему лицу Хибики.

– Да. Если вам так нужно это знать, да, – поднявшись, выдавил из себя парень и быстро покинул аудиторию. Чандлер вышел вслед за ним.

После этого эпизода лекция стала просто лекцией, и Николь, бессмысленно водя ручкой по раскрытой тетради, вернулась мыслями к балу. Генри Макалистер был прав: ей действительно хотелось танцевать, но никто ее так и не пригласил. Юлия тогда еще смеялась, что, будь она мужчиной, непременно бы стала ее спутником, но саму Шульц вниманием не обделили, и Ода решила провести вечер в одиночестве. Однако ближе к полуночи девушка не выдержала и отправилась хоть одним глазком взглянуть на праздник. Юлия блистала, как звездочка. Думая об этом, Николь понимала, что у той не было причин так спешно покидать «Дзюсан», иначе это бы хоть как-то проявилось – в поведении, в настроении, в разговорах. Просто придя с занятий на следующий день в их общую комнату, Николь обнаружила отсутствие соседки, ее полки в шкафу были пусты, остались только некоторые мелочи и несколько книг, которые Шульц, к слову, так ни разу и не пыталась прочитать.

Ода отправилась прямиком к коменданту общежития, и та сослалась на зама. «Херр Дайске», как его за глаза называла немка Юлия, а вслед за ней и добрая половина Академии, благодушно принял Николь и объяснил, что на празднике с Юлией случился приступ, и ее пришлось срочно эвакуировать на материк, чтобы оказать необходимую помощь. А после родители изъявили желание забрать дочь к себе, та даже вещи едва успела собрать. И все же Ода уже тогда засомневалась в словах замдиректора, а Генри только помог ей убедиться в своих подозрениях. Вырвав из тетради листок, девушка принялась сочинять послание.

– Эй, Ода! – Девушка подняла голову и сообразила, что занятие закончилось и почти все разошлись. – Приходи завтра после полуночи в восьмую комнату.

– Зачем?

Николь не часто приглашали на подобные посиделки, зная, что она, скорее всего, откажется. К тому же у нее никогда не было ничего общего с этой девушкой – Минако. Типичная «готическая Лолита» по виду, она мнила о себе невесть что и с удовольствием принималась командовать другими.

– Будет интересно, – с таинственным видом произнесла Минако и, поманив за собой свиту, покинула класс.

И так вышло, что в своей записке Николь просила Макалистера встретиться с ней в полночь в библиотеке – одном из немногих помещений Академии, не запирающемся на ночь. С другой стороны, игнорировать приглашение Минако и других девочек с этажа было не очень хорошо, ведь с ними еще предстояло жить вместе, а рядом больше не было Юлии, чтобы поддержать и даже защитить, если понадобится. Одно ее присутствие вселяло в Ода уверенность. Окончательно запутавшись, девушка побрела на поиски Генри.

Отдать записку оказалось еще более сложной задачей, чем решиться ее написать. Открыто прийти в мужское общежитие, зайти в комнату коменданта и вручить ему послание представлялось Николь чистым самоубийством. Сунув записку между страницами томика стихов, девушка отправилась на прогулку. Свежий, пахнущий отцветающей вишней воздух слегка освежил голову, но не помог полностью избавиться от давящего чувства тревоги. Ода неторопливо брела по саду, загребая носками туфель опавшие лепестки. В этой части обширного сада царила японская весна, и та часть Николь, которая чувствовала зов своих азиатских корней, наслаждалась покоем, в то время как французская половина отчаянно жаждала приключений.

– Герр Маннелиг, герр Маннелиг, женись на мне! Тебя одарю я щедро, не отпущу, пока не дашь мне ответ! Скажешь «да» или «нет»!

Николь вздрогнула от неожиданности. Кто-то продирался сквозь густые заросли, громко и фальшиво напевая известную шведскую балладу. Очень громко и очень фальшиво.

– Герр Маннелиг, герр Маннелиг, женись на мне! Тебя одарю я щедро! – надрывался невидимый певец, и вот на дорожку вывалился растрепанный долговязый мужчина в замызганном темно-синем комбинезоне с заткнутыми за пояс резиновыми перчатками веселого оранжевого цвета. Садовник замолк, увидев замершую в нерешительности слушательницу, и всплеснул руками:

– Вот незадача! Я думал, что здесь нет никого, кроме Вилле и Халле!

– Вилле и Халле? – переспросила Николь и тут же пожалела об этом. Садовник Нильс Йохансон был не из тех людей, с которыми стоило вступать в диалог по причине не столько их многословности, сколько совершенной алогичности мышления. К примеру, Йохансон искреннее верил в существование садовых гномов, разговаривал с ними, подкармливал и периодически забегал в Академию, чтобы всем о них рассказать. Разговаривал он всегда громко, скорее даже кричал, не вылезал из грязного поношенного комбинезона и мыл голову максимум раз в две недели, при этом его бледно-рыжие волосы всегда были одинаково взлохмачены, будто причесывался он теми же граблями, которыми убирал опавшую листву. Впрочем, при всех этих несомненных странностях садовником Нильс, похоже, был отменным, потому как содержал огромное пространство сада и парка в почти идеальном порядке, и никто никогда не видел, чтоб ему кто-нибудь помогал. Разве что только его садовые гномики.

– Это мои друзья, – с готовностью сообщил швед и немного кокетливо пригладил сальные волосы. – Хотите, я вас с ними познакомлю?

– Нет, спасибо, – отпрянула девушка. – Может, в другой раз.

Йохансон к чему-то прислушался:

– Еще кто-то? В такую рань! – Садовник смешно задрал голову. – Восточная тропинка, метрах в десяти от пруда с карпами. Высокий сильный мужчина, судя по шагам.