Майкл Грей - Комната ужасов

Джейми заснул.

Глава 3

Послышался щелчок. Мурлыканье прекратилось. Не-ет. Не кошка. Какая же это кошка? Кошка теплая. Ящерица? Мурлыкающая. И ящерица не такая холодная. Скорей уж богомол. Молится Мурлыкает. Если это он мурлыкал.

Другой щелчок, третий. Джейми понял, что задремал. Мурлыкало во сне. Это был не звук, а ощущение мурлыканья, ставшее фоном его сна.

Эфраим. Сон про старика. Он идет в чулан, услышал шум. Шум означает жизнь. А жизнь означает смерть. Чудная мысль для Джейми. Для Эфраима — естественная. Ни от чего так не впадал в панику старый Эфраим, как от мысли о смерти. Не о его даже смерти. Любой смерти. О смерти как форме существования, а не как о конце жизни.

Джейми не мог понять, чего он, Эфраим, так боялся смерти. Во сне она была так естественна, буднична, как сила тяжести.

Эфраим знал: с первой ступенькой надо быть осторожным, сначала нашарить ногой. Только в этот раз она оказалась слишком близко. Мозжечок подвел. Старик даже подумал, как нелепо он выглядит, прежде чем каблук ударился о предательский край первой ступеньки. Страх появился потом, когда лодыжка подвернулась. Затем, когда рука прошла мимо перил, один палец задел полированное дерево, выгнулся и косточка хрустнула, пришел ужас.

Джейми знал, что опасения Эфраима, не услышал бы кто (или что?) хруст косточки, были сильней, важней, тошнотворней, чем сама боль, прострелившая руку до локтя.

Потом пришло чувство невесомости, послышался хруст худого плеча о неподдающуюся стену, снова невесомость и глухой звук — тело старика ударилось об пол. Спина изогнулась. Спина не рассчитана на такой угол. Падение закончилось на последней длинной ступени крутой лестницы. Вот тут и началось мурлыканье. Эфраим, поворачиваясь лицом к ступеням, от усилия прокусил губу. Это он сделал зря. Из-за крови. Запах мускуса и во рту — теплый металлический вкус крови. Правая рука не действовала, ноги лежали мертвым грузом. Нижняя часть тела не болела, мучило только чувство тяжести, как от мешков с песком, вроде тех, что он ворочал еще в то время, когда обрушился берег реки. Давным-давно. Там, где сейчас мол. Или это был склад? Теперь, во всяком случае, там склада нет. Супермаркеты, «ботики». Чудно: они никогда не казались ему новыми. Скорее старыми.

Почему Эфраим смотрел на старые, выщербленные ступеньки? Он на полу. В погребе. Здесь и должно произойти это. Единственное место в доме с тусклыми лампами. Что-то с лампами.

То тускло, то поярче. Надо что-то делать. Вот именно! Он умирает, так? Надо выбираться из Дома. Сначала из погреба. Это — самое трудное.

Первые три ступеньки преодолел почти легко: помогал локтями. Потом начались проблемы с дыханием. Вдохнуть — пожалуйста. Выдохнуть — никак. Грудная клетка раздулась.

Почти полпути вверх прошел. Оно знало. Эфраим чувствовал, как Оно предвкушает. Мурлыкает. Ждет, когда он сдохнет. Не дождешься! Старик не собирался доставить ему такое удовольствие. Сначала он проволочет себя через входную дверь, а там прямо по земле.

Эфраим мог поклясться, что слышал, как Оно посмеивалось, когда острая щепка вошла в мякоть ладони. Воображение! С дверью прошло легче, чем старик ожидал. Входя, он обронил шлепанец, и тот не дал двери закрыться. Самое сложное было протащить ноги. Дверь заклинивала их чуть выше колен, стискивала, как стариковские беззубые десны. Грудная клетка разбухла, она будто гноем переполнилась, вот-вот взорвется. Давит изнутри. Как же тяжело!

Телефонный аппарат. Наверное, Эфраим мог бы стянуть его вниз, позвать на помощь. Только, когда она подоспеет, старик уже будет трупом. Надо ползти.

Запачкал кровью хороший ковер: тащил по нему ноги, как на санках, почти до входной двери. Он это сделает! Только бы приподняться, достать до ручки. Приподнялся, и тут что-то в груди сделало «п-пух!» Эфраим опустился на пол и умер.

Джейми в курсе. Что-то сосет, мурлычет, растет. А вперемешку со сном — другое. Неясное. Кино. Ренфрю. Слова: «сладостная капитуляция».

Еще щелчок. Джейми вылез из постели, подошел к окну. В длинных лучах зари, как висельники, плясали тени пугал.

Щелк. Наружный подоконник накрыт шевелящимся одеялом из мертвых и полумертвых майских жуков. Джейми сел у окна. Он так и просидел там, обхватив себя руками, пока не проснулся Рон.

Ни тот, ни другой обычно лосьонами после бритья не пользовались. Одеколон — по праздникам. Этим утром братья не жалели одеколона. Обменялись полуухмылками, и оба воздержались от комментариев.

Прыжки вниз по лестнице навстречу смешанному аромату кофе и бекона растрясли напрочь сон Джейми. Цветы на столе в холле вернули сон. Оставленные на ночь без воды, они погибли. Застигнутый засухой лепесток спасался бегством, скользя по гладкому мрамору, как останки мертвого жука. Сухой, коричневый, вот-вот рассыпется. Взгляд Джейми скользнул вниз, на ковер. Пятен крови нет. Сон неправильный. Или ковер — новый.

После завтрака разделились. Каждому было выдано особое задание. Баунти получила назначение исследовать дом на предмет потайных комнат, слуховых ниш и так далее. Джейми тут же возразил:

— А почему она? Это что, не мужская работа?

Боб оторвался от кофеварки и посмотрел на него пристально:

— Баунти, молодой человек, заканчивает архитектурный колледж. Тема ее диплома: «Североамериканское жилище в историческом аспекте». А ваша специальность, позвольте полюбопытствовать?

Сам Боб занялся телефоном. Ему нужна была вторая линия, чтобы подключить свой компьютер и, связавшись с местной газетой и библиотекой, осуществить «фундаментальный поиск».

Харвест взялась исследовать картины, орнаменты и прочее.

— Клад запросто может быть «спрятан на самом виду», — сказал Боб.

— «Похищенное письмо», — присовокупил Рон, и Боб немедленно откликнулся:

— Несомненно.

О чем они, Джейми понятия не имел.

Рон переоделся в шорты и футболку — для исследования территории. «Шанс продемонстрировать накачанные ляжки, — понял Джейми, — братец не упустит». Насчет того, что и где искать, у Джейми была разработана собственная теория, и он намеревался следовать ей. Разрешение было дано незамедлительно. У Джейми появились подозрения, что его деятельность в любом направлении расценивается всеми как заведомо бесполезная, и они рады, что не надо думать, чем занять парня. К этому он привык.

Обед состоял из холодных мясных закусок. Векки начала было сервировать стол на открытом воздухе, но потом решила, что в кухне будет удобней.

— Если там что-то и закопано, то лет сто назад, — начал Рон, кивнув в сторону окна. — Я облазил все в радиусе ста метров. Ничего! Дерн везде нетронутый. Никаких подозрительных выпуклостей, ничего.