Кортни Саммерс - Это не учебная тревога

— Кто-нибудь из вас болел? — спрашивает Райс. — Тем гриппом? — Все молчат. Райс смотрит на меня. — Ты какое-то время не ходила в школу. Последние две недели до начала всего этого. Ты болела?

— Я не инфицирована, — отвечаю я. — Я что, похожа на инфицированную?

— Я не это имел в виду, — поспешно заверяет Райс, но я не знаю, что еще он мог иметь в виду. — Я просто пытаюсь понять, с чего всё это началось.

— Не думаю, что это грипп, — отзывается Кэри. — Так просто совпало.

— Может, это террористы? — предполагает Харрисон.

Парни некоторое время обмениваются разными предположениями, пытаясь выяснить, как и почему наступил конец света, как будто если у них хватит мозгов это понять, то всё изменится, случившегося не произойдет и нас здесь не будет.

— Может быть, это бог, — глядя в окно, произносит Грейс.

— Не говори банальностей, — морщится Трейс.

Но после ее слов разговор на эту тему заканчивается.

— Там почти было лучше, — говорит Райс.

— Даже не шути так, — отвечает Харрисон.

Мы всё еще в зале, занимаемся ничего неделанием. Уже был и обед, и послеобеденный сон, и продолжительная тишина, и короткая ругань. Сейчас только начало четвертого. Я понимаю, о чем говорит Райс. Ожидание спасения равносильно ожиданию смерти, и я знаю, что это такое, больше любого, находящегося в этом зале. Перед чем-то простирается долгое ничто, и попытка выжить на улице была этим чем-то.

Все цепляются за безопасность, и так как зал кажется самым безопасным местом в школе, никто не любит удаляться от него в одиночку. Никто, кроме меня. Я говорю, что иду в туалет, но вместо этого брожу по школе, воображая, что гуляю по ней в то время, когда всё было нормально, когда тут было хорошо. Четыре года назад на ее благоустройство угрохали кучу денег. Вдоль главной улицы посадили деревья и украсили их лампочками, на каждом свободном участке земли разбили клумбы, поставили новые указатели и дорожные знаки.

Теперь всего этого нет.

Интересно, сколько времени должно пройти, прежде чем меня хватятся? Я настолько далеко от зала, что не слышу голосов, и настолько далеко от дверей в школу, что звуки с улицы доносятся до меня приглушенно, или, может быть, они такие же громкие, как раньше, просто я к ним привыкла. Я прохожу пустые кабинеты и классы. Мрачноватый маршрут для одиночки. Дойдя до лестницы на второй этаж, я останавливаюсь, внезапно осознав, что в моей жизни теперь нет никакого графика, что я не должна отвечать ни на чьи вопросы и что меня никогда и никто больше не накажет. Стоит этой мысли прийти в мою голову, как за ней следует другая — очевидная и болезненная:

Это ничего не меняет.

Я чувствую в воздухе дешевый мускусный запах — запах-призрак, я знаю, — но грудь больно сдавливает. Я пытаюсь вспомнить, как дышать в обступившем меня одиночестве, но не могу. Я не знаю, как это сделать. Я поднимаюсь по ступенькам, чтобы сбежать от него, но от него не убежать. Я иду по коридору, поворачиваю за угол. Солнце освещает эту часть здания, не считая огромного черного пятна — большого окна, закрытого плакатными щитами. Я подхожу к нему и встаю в его тени. Прижимаю к нему ладонь.

Мне бы хотелось разбить это окно. И сделать шаг вперед. Но я не могу его разбить. Я не могу найти даже менее драматичного способа умереть в стенах школы — к примеру, повеситься или порезать вены на руках, — потому как, что ребятам делать потом с моим телом? Тем самым я могу подвергнуть всех риску. А я ни за что не позволю себе этого сделать.

Я не такая эгоистка, как Лили.

Ненавижу ее. Ненавижу ее так сильно, что при мысли о ней сердце подскакивает к горлу и, застряв там, неистово бьется в узком пространстве. Я массирую шею в попытке вернуть его на место, и вжимаю пальцы в горло так сильно, что на глазах наворачиваются слезы. А потом бегу по лестнице вниз, на первый этаж. Мне вспоминается, как Трейс утром бегал. Он чувствовал необходимость контролировать хоть что-то.

Я толкаю тяжелые двери спортивного зала, и когда они закрываются за мной, уже бегу. Вдоль стен тянутся зрительские места. Сверху льется свет. В этом зале всегда царило оживление и шум, а теперь он тих и пуст. Выход перегорожен огромной баррикадой, и каждый раз как я улавливаю ее краем глаза, мое сердце подпрыгивает и я ускоряюсь, пока не начинаю кружить по залу на бешеной скорости, которую не могу поддерживать долго, на скорости, которая меня убивает. Так же быстро я бежала на улице, но это совсем другое дело. Мое тело хочет отдыха, еды.

Мое тело хочет остановиться.

Бум.

Я падаю на колени. С меня ручьями течет пот, желудок крутит, и услышанный мной звук не был звуком моего падения и удара об пол, это был…

Бум.

Я поворачиваю голову к выходу.

Бум.

Глава 6

Бум.

По щекам Харрисона текут слезы.

Бум.

Он закрывает уши ладонями.

Трейс и Грейс берутся за руки.

Я свои держу перед лицом, прижав большие пальцы к губам, словно в безмолвной молитве. Мне не прививали веру в бога, но иногда, когда я прошу, чтобы что-нибудь случилось, что-то случается. Вот что я хочу, чтобы случилось: чтобы эти двери были снесены.

— Они знают, что мы здесь, — приходит к выводу Райс.

Это правда. Они знают. Мы слышим в уличном хаосе не просто звуки случайно натыкающихся на двери и падающих тел. Удары размеренные. Настойчивые. И их производят намеренно.

Они знают, что мы здесь.

— Эти двери — одни из самых заметных в школе, — замечает Трейс.

Райс поворачивается к Грейс.

— Ты слышала этот стук вчера, когда мы проверяли баррикады?

— Нет. То есть… — замолчав, она прикусывает губу. — Я не уверена. Было очень шумно.

— Этого стука не было, когда я укреплял дверь, — говорит Кэри. — Если мы не слышали его тогда, и Грейс не слышала его вчера… — Он ненадолго умолкает, а потом продолжает: — Значит, они узнали, что мы здесь, после того как мы сюда вошли.

— Но как они узнали об этом? — спрашивает Райс.

— Выйди и спроси их.

— Иди к черту, Трейс.

— А что, если это помощь? — спрашивает слабым голосом Харрисон.

Никто ему не отвечает, потому что мы все понимаем, что это не помощь. Если бы это был тот, кого мы ждем, он бы использовал голос. Он сказал бы нам открыть дверь. Кэри задумчиво прижимает ладонь ко рту. Мы молча наблюдаем за ним. Через некоторое время он жестом зовет нас за собой из спортзала. Мы следуем за ним по коридорам, пока не уходим в заднюю часть школы, к дверям, которые баррикадировал Райс. Мы останавливаемся и напряженно на них глядим. Ждем.