Мария Некрасова - Большая книга ужасов — 67 (сборник)

Думать о пешем походе не хотелось. Старик нарядил нас в Петины военные обноски, и все бы ничего, но для Мыши не нашлось обуви. Из остатков сгрызенных кроссовок папа сделал ей сандалии на веревочках, которые спадали через каждую сотню шагов.

– Я попробую наладить рацию, – пообещал Гематоген.

Папа удивленно вскинул бровь, он даже не видел эту рацию.

– Старая, но была в рабочем состоянии, – понял незаданный вопрос Гематоген. – Петя с ней возился, а я не включал, как он погиб.

– А от чего он погиб? – влезла Мышь.

– От смерти, – буркнул старик и поднялся. – Часа через два приходите на чердак генератор крутить. Батареи с тех пор сели.

Когда мы пришли, на чердаке было прибрано. Пахло влажными некрашеными досками.

– Зря вы с одной рукой. Толик бы убрался, – сказала Мышь.

– Это мой дом, – ревниво ответил Гематоген и подозвал меня. – Вот «шарманка», вот стрелка. Крутишь ручку, чтоб стрелка была в зеленой зоне. Меньше напряжение – плохо, но можно, больше – нельзя, а то радио мне сожжешь. – Он оседлал голову старинными наушниками из черного эбонита и посмотрел на меня: – Что стоишь, крути!

Я стал крутить. Ручка поворачивалась с большим усилием, разгоняя в ящике динамку, стрелка то не хотела подползать к зеленой зоне циферблата, то вдруг опасно приближалась к красной. Занятый добычей электричества, я почти не видел, что делает Гематоген. На прием рация работала, точно. Я слышал то шорохи и вой пустого эфира, то тилиликанье далекой морзянки. Несколько раз старик начинал говорить в микрофон:

– Я «Погода-19», я «Погода-19»… – Судя по всему, это были старые позывные метеорологической станции.

На этом его выход в эфир закончился. Старику никто не ответил.

– Все сменилось: позывные, волны, – виновато сказал он, захлопывая рукописный журнал, который мы с Мышью видели еще в прошлый раз.

– А SOS вы можете дать? – спросила Мышь. – Открытым текстом: «Всем, всем, кто меня слышит…»

– Про SOS забудь, – сказал Гематоген. – Во-первых, это сигнал морской, во-вторых, он исключен из реестра сигналов.

– А что вместо него?

– Другие сигналы, другие коды – спутниковые.

– Ну дайте другой, – разрешила Мышь.

Гематоген вздохнул:

– Других я не знаю. А если бы и знал – разве у нас кто-нибудь погибает?

– Мы, – тихо сказала Мышь. Она не преувеличивала. После смерти Веника и нашествия мышей все понимали, что с эльфами шутки плохи.

– Ладно, – не стал спорить Гематоген. – Диктуй, что передавать.

– «Погибаем, но не сдаемся», – буркнул я. – Пошли, Мышь, сеанс связи не удался.

Сестра догнала меня уже во дворе и схватила за руку:

– Толь, я не поняла! Гематоген же сам хотел вызвать вертолет: «Уезжайте, рацию налажу», а теперь отказывается?

Я слышал один разговор папы с вертолетчиками и теперь объяснил Мышке то, что понял:

– Нам нужен не всякий вертолет, а вертолет Болтунова. Заметь, мы с ним летели не специально к старику, а везли какие-то буры для нефтяников. Нас высадили по пути, вот и вышло бесплатно. У него со стариком свои отношения: шкурки, охота. А другой вертолетчик потребует денег, которых у нас нет. Если б мы погибали от пожара, от болезней, нас бы спасли за государственный счет. А от эльфов не будут спасать. Не поверят.

– Что же делать? – спросила Мышь.

– Не знаю. Пускай старик объясняется с эльфами, если умеет. Может, помирит нас, мы же не сделали им ничего плохого.

Я как в воду глядел! После обеда Гематоген опять взялся за превращение непостроенной избы в дрова, только в этот раз он пилил бревна. Звук пилы – это не удары колуном. Мы были у себя в комнате и не услышали, когда Гематоген исчез.

Глава X. Пчелиный яд

Не успел Гематоген вернуться, как из тайги прибежала его безымянная лайка. За ней как будто черти гнались. Издалека мы услышали визг – лайка неслась кубарем, зажмурившись, с оскаленной мордой. Хвост, обычно загнутый бубликом и приветливо помахивающий, висел поленом.

Издалека я разглядел над ней подозрительное мельтешение, словно от лайки летели брызги воды, и закрыл окно. Пчелы. Одна из них села на стекло, как будто специально чтобы показать себя. Она ползла в нескольких сантиметрах от наших лиц. На конце брюшка, где было вырванное теперь жало, выступила густая на вид белая капля. Пчела прилетела умирать.

Лайка забилась в свою будку, но сразу же выскочила и побежала спасаться к ручью. Золотистый рой колыхался над ней, то зависая, то кидаясь в атаку.

– Гематоген с ними не договорился, – первой догадалась Мышь.

Я бы дорого дал, чтобы поглядеть, как старик разговаривал с эльфами. На каком языке, словами или, может быть, свистками? Впрочем, главное было понятно: эльфы не только не пошли на мировую, но и наказали Гематогена за непрошеное заступничество.

На ручье была маленькая запруда размером с ванну. Там и нашел свою лайку вернувшийся Гематоген. Охотничья собака догадалась спрятаться от пчел, но ей нужно было дышать… На выставленный из воды собачий нос пришлись тысячи укусов. Он раздулся в яблоко, черная кожа полопалась, и в разрывах проступила сукровица.

Гематоген хоронил собаку сам, не позволив нам вырыть могилу. Он долго и неуклюже копался на краю поляны, помогая себе локтем искалеченной руки и болезненно морщась. А потом залез на чердак и, заставив меня крутить генератор, долго шарил в эфире. Из динамика слышались обрывки разговоров: кто-то запрашивал погоду в Красноярске, кто-то требовал экстренной посадки… Гематоген знал диапазон, которым пользуются авиационные радисты, и, судя по всему, наудачу искал позывные болтуновского вертолета. Но легче было найти иголку в стоге сена.

Ожидая новой атаки мышей, мы собрали остатки наших вещей в два узла и подвесили на вбитые в потолок гвозди.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Подушка была горячей и сырой то ли от пота, то ли от слез. Ныли руки, уставшие крутить генератор. В глазах стояли трупик Веника и умирающая лайка. Раздувшийся нос делал ее похожей на картинку из мультика, и это казалось нарочным издевательством над несчастной собакой.

Луна украдкой выглядывала из-за туч, сплошь покрывших небо. Ее бледный свет выхватывал из темноты узлы, парившие в воздухе как воздушные шары. Узлы были связаны из взятых на чердаке старых юбок. Мелкие цветочки на ситце рябили в глазах, и начинало казаться, будто по узлам снуют человечки при шпагах и в шляпах с черно-белым пером из крыла синицы. Я разговаривал с ними в полусне, я спрашивал: «Что мы вам сделали?» – и не дождался ответа.

Проснувшись, я увидел, что папа на четвереньках ползает у двери, подтыкая в щели наше тряпье. Он не пропустил даже дыру от выбитого сучка, заделав ее жеваной бумагой.