Стивен Кинг - Девочка, которая любила Тома Гордона

– Вот так, – вздохнула она. – С тобой я разобралась. И осталось от тебя только мокрое место. – Она хотела встать, но тут заурчал желудок. Ранее голода она не испытывала, а тут поняла, что очень хочется есть. Подумала о том, какие еще не слишком приятные сюрпризы ждут ее впереди, и порадовалась, что ничего такого она не знает, не может назвать ничего конкретного. Может, их и не будет, сказала она себе. Эй, девочка, воспрянь духом, может, все самое страшное уже позади.

Триша сняла пончо. Прежде чем убрать его в рюкзак, оглядела себя с головы до ног. Зрелище грустное. Вся одежда мокрая, в сосновых иголках. Потеряла сознание – и вот результат. Надо будет обо всем рассказать Пепси, при условии, что ей доведется увидеть Пепси.

– Ты это прекрати, – одернула себя Триша и отстегнула клапан рюкзака. Достала всю еду и питье, выложила рядком. Стоило ей взглянуть на бумажный пакет с ленчем, как желудок заурчал еще сильнее. Сколько же времени? Внутренние часы, напрямую подключенные к ее организму, подсказали: где-нибудь три пополудни. То есть минуло восемь часов с того момента, как она встала из-за стола, съев на завтрак тарелку кукурузных хлопьев, залитых молоком. И пять, – как она приняла идиотское решение срезать угол и выйти на главную тропу через лес. Три часа пополудни. Может, даже четыре.

В бумажном пакете лежали сваренное вкрутую яйцо, сандвич с тунцом и несколько корешков сельдерея. Еще она взяла с собой пакетик чипсов (маленький), бутылку воды (довольно-таки большую), бутылку «Сэджа» (большую, почти в три четверти литра, она любила «Сэдж») и пачку «Туинкиз».

Посмотрев на бутылку с лимонно-лаймовой газировкой, Триша внезапно поняла, что ей скорее хочется пить, чем есть… и просто ужасно хочется сладкого. Она свинтила крышку, поднесла бутылку к губам, опустила руку с бутылкой. Хочется ей пить или нет, не дело разом ополовинить бутылку. Может, ей придется провести в лесу еще какое-то время. Конечно, особо в это не верилось, эту нелепую мысль хотелось выбросить из головы и напрочь забыть, но такого Триша позволить себе не могла. Выбравшись из леса, она, конечно, сможет рассуждать и вести себя как ребенок, но здесь, в лесу, ей не оставалось ничего другого, кроме как думать по-взрослому.

Ты видела, что перед тобой, сказала она себе. Большое ущелье, в котором нет ничего, кроме деревьев. Ни дорог, ни дыма. Так что на скорую помощь не рассчитывай. Ты должна беречь припасы. Именно такой совет дали бы тебе и мамик, и папик.

Триша позволила себе три больших глотка газировки, оторвала бутылку от губ, рыгнула, сделала еще два маленьких глоточка. Затем завинтила пробку и оценивающе оглядела съестное.

Остановила свой выбор на яйце. Очистила его, аккуратно убрала осколки скорлупы в пластиковый мешочек, в котором лежало яйцо (мысль о том, что оставленный мусор, любой признак того, что она была в каком-то конкретном месте, может спасти ей жизнь, не пришла Трише в голову, ни тогда, ни потом), посыпала яйцо солью. Вновь немного поплакала, потому что вспомнила, как вчера вечером, на кухне их сэнфордского дома, насыпала соль на кусочек вощеной бумаги, а потом свернула его, как показывала ей мать. Она буквально увидела тень от своих головы и рук, которая падала на пластмассовый стол, услышала работающий в гостиной телевизор: передавали информационный выпуск. И сверху доносился какой-то шум: брат возился в своей комнате. Удивительная отчетливость воспоминаний переводила их в разряд видений. Чем-то Триша напоминала тонущего человека, который вспоминает, как хорошо и покойно было на корабле, какой легкой и беззаботной казалась жизнь.

Ей было девять лет, правда, до десятого дня рождения оставалось не так уж и много, и для своего возраста девочкой она была крупной. Голод взял верх над воспоминаниями и страхом.

Все еще всхлипывая, она быстро съела яйцо. До чего же вкусно. Она бы с удовольствием съела еще одно, может, и два. Мамик называла яйца «холестериновыми бомбами», но мамика рядом не было, и избыток холестерина – не такая уж беда, если ты заблудилась в лесу, вся поцарапалась, а веки раздулись от комариных укусов до такой степени, что кажется, будто к ним подвесили по гире.

Триша взяла пачку «Туинкиз», открыла, съела одно печенье. «Клево», – сказала она, повторив слово, которым Пепси выражала высший уровень одобрения. Запила яйцо и печенье водой. А потом быстро, прежде чем какая-нибудь из рук успела стать предателем и поднести ко рту что-нибудь съестное, убрала оставшуюся еду в бумажный пакет, проверила, надежно ли закручена пробка на опустевшей на четверть бутылке «Сэджа», и сложила все в рюкзак. При этом пальцы ее коснулись чего-то твердого, выпирающего из стенки, и Триша просияла (может, тому помогли и добавленные калории). Еще бы, такой приятный сюрприз!

Ее «Уокмен»! Она взяла с собой «Уокмен»! Вот радость-то!

Она расстегнула молнию внутреннего кармана и достала плейер, обращаясь с ним так же трепетно, как священник – со святыми дарами. Провода, намотанные на пластмассовый корпус, миниатюрные наушники, аккуратно уложенные в специальные пазы на корпусе. Естественно, в плейере стояла кассета с записью, которая на тот момент была фаворитом и у нее, и у Пепси (альбом «Таптампер» группы «Чамбавамба»[10]), но сейчас Трише было не до музыки.

Она вставила наушники в уши, передвинула рычажок с положения «ТАРЕ» в положение «RADIO» и включила плейер.

Поначалу услышала только помехи, но потом настроилась на WMGX, портлендскую радиостанцию. Чуть дальше нашла WOXO, радиостанцию в Норуэе, вернувшись по шкале FM назад, поймала WCAS, маленькую радиостанцию Касл-Рок, городка, который они проезжали по пути к Аппалачской тропе. Она буквально услышала голос своего брата, сочащийся юношеским сарказмом: «WCAS, сегодня нас слушает вся наша деревня, завтра – весь мир»! И действительно, это была самая что ни на есть провинциальная, захудалая радиостанция. Визгливых исполнителей ковбойских песен, вроде Марка Честнатта и Трейс Эдкинз, сменяла ведущая, которая принимала звонки тех, кто хотел продать посудомоечные машины, сушилки, «бьюики» и охотничьи ружья. Однако человеческие голоса так много значили для того, кто заблудился в дремучем лесу. И Триша, сидя на поваленном дереве, слушала как зачарованная, рассеянно разгоняя бейсболкой клубящуюся вокруг нее мошкару. В какой-то момент ведущая сообщила и текущее время: три часа девять минут.

В половине четвертого ведущая прочитала подборку местных новостей. Жители Касл-Рока недовольны порядками в баре, где по пятницам и субботам выступали обнаженные по пояс танцовщицы. В доме престарелых произошел пожар (никто не пострадал). Открытие реконструированного касл-рокского стадиона намечено на Четвертое июля. Зрителей ждали новенькие трибуны и фейерверки. Во второй половине дня дождь, ночью сухо, завтра – солнечный день, восемьдесят пять – восемьдесят шесть градусов[11]. Все. Ни слова о пропавшей маленькой девочке. Триша не знала, радоваться ей или тревожиться.