Стивен Кинг - Томминокеры

Я расскажу обо всем Джиму Гарднеру. Когда он вернется. Он сможет дать мне верный совет. Он найдет выход.

Голос Анны: Отлично. Ты ждешь совета от глупца.

Он не глупец. Он только немного странный.

Да-да, человека, которого в прошлом году арестовали за участие в демонстрации и при обыске обнаружили в кармане игрушку сорок пятого калибра, можно назвать немного странным.

Заткнись, Анна!

Чтобы отвлечься, она занялась прополкой. Все утро она ожесточенно выпалывала сорняки, пока рубашка насквозь не пропиталась потом.

Перед обедом она решила прилечь, но так и не смогла уснуть. Странный неведомый голос стучал в висках: Иди и копай, Бобби, все прекрасно, иди и копай…

Наконец она встала, взяла в сарае кирку и лопату и решительным шагом направилась в сторону леса. Дойдя до края поля, она оглянулась. Питер бродил по лужайке. Он внимательно смотрел ей вслед, но не сделал ни малейшей попытки догнать хозяйку.

Андерсон это не удивило.

Двадцать минут спустя она стояла перед своей находкой, рассматривая выкопанную накануне яму. Разбросанная вокруг земля была темно-коричневой и сырой после ночного ливня.

Внезапно под ногой что-то зашуршало, подобно газете. Но это была не газета, это был мертвый воробей. В двадцати футах от него валялась дохлая ворона, лапки которой комично раскинулись в стороны, как у убитой птички из мультфильма. Андерсон, замерев, огляделась вокруг и увидела тушки трех других птичек: еще одной вороны, зимородка и красногрудого дятла. Никаких следов. Только смерть. И ни одной мухи вокруг.

Взяв в руки лопату, она приблизилась к выступающему из земли предмету.

Так что же ты такое?

Она дотронулась до предмета рукой. Вибрация пробежала через все ее тело и исчезла.

Странно. Андерсон совсем не слышала привычного лесного шума… ни пения птиц, ни шороха шагов животных, встревоженных приближением человека. Она принюхалась: запах торфяной почвы, сосновой хвои, коры и растений.

Голос где-то внутри нее — очень, очень глубоко внутри, — вскрикнул от ужаса.

Что-то происходит, Бобби, что-то происходит прямо СЕЙЧАС. Беги отсюда, Бобби, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА…

Ее руки сжимали рукоять лопаты. Она смотрела на предмет. Да, именно таким он и изображен на ее рисунке: серый выступающий кусочек чего-то гигантского, сокрытого в земле.

Внезапно голос внутри нее оборвался, и Бобби облегченно вздохнула. На нее сошло умиротворение. Мертвые животные… отсутствие пения птиц… все это мелочи, чепуха, не стоящая внимания. Сейчас она продолжит раскопки, выкопает эту штуку и тогда увидит, что же это такое. Потому что все остальное…

— Все прекрасно, — сказала себе Бобби Андерсон и принялась копать.

5. ПАДЕНИЕ ГАРДНЕРА

В то время как Бобби Андерсон проделывала свои штучки с компасом и размышляла о всякой всячине, Джим Гарднер занимался единственным делом, на которое был сейчас способен. Происходило это в Бостоне на традиционных поэтических чтениях, которые прошли вполне нормально. Двадцать шестого июня был выходной. И именно в этот день Гарднер споткнулся, хотя то, что произошло, к несчастью, не очень соответствовало привычному значению слова споткнулся. Это ничем не походило на ситуацию, когда спотыкаешься ногой о камень на прогулке. Это было настоящее падение, напоминающее долгий полет с лестницы. С лестницы? Да он почти что скатился с лица земли!

Падение началось в его гостиничном номере. Закончиться ему было суждено на пляже в Аркадии, штат Нью-Хэмпшир, спустя восемь дней.

Бобби хотелось продолжать раскопки (хотя она не могла не видеть, что вокруг творятся странные вещи — взять, например, катаракту ее бигля). Гард, проснувшись утром двадцать шестого июня, больше всего на свете хотел выпить.

Он знал, что на свете нет термина «чуть-чуть алкоголик». Ты либо закладываешь за галстук, либо нет. В последнее время он не выпивал, и это было хорошо, но иногда с ним случались долгие периоды запоя. Бывало, целые месяцы. Однажды, в один из таких периодов, он попал на студенческий митинг и, прорвавшись на трибуну, сообщил ошеломленной аудитории:

— Привет, меня зовут Джим, и я алкоголик.

Но когда запой бывал преодолен, то Джим уже не чувствовал себя алкоголиком. Он мог выпить — но ни в коем случае не напиться. Только один коктейль в день, и тот не ранее пяти часов вечера.

Но потом наступало утро, подобное сегодняшнему, когда с самого момента пробуждения он мечтал выпить все спиртное в мире. Это напоминало настоящую жажду, явление физического порядка. Хорошо, если это случалось в месте подобном Бостону, потому что здесь легко было найти себе компанию. Ничего, через три-четыре дня все пройдет.

Как обычно.

Он подождет. Он пересидит это время в своей комнате, будет смотреть бесконечные мультфильмы по кабельному телевидению, а потом обсуждать их с прислугой. Прошло восемь лет с тех пор, как он покинул службу в Мэнском университете и стал Свободным Художником, и с тех пор бартер в его жизни приобрел гораздо большее значение, чем деньги.

Он сочинял поэмы за еду; однажды ему привезли три мешка отличной картошки за сонет, посвященный именинам жены фермера. Они с Бобби умирали от смеха, читая этот сонет. Прочитанный вслух, он был не хуже пушкинского «Письма Татьяны».

В другой раз маленькое издательство в Западном Миноте согласилось опубликовать сборник его стихов (это случилось в 1983 году — он хорошо запомнил дату, потому что это был его последний напечатанный сборник), и в качестве задатка ему прислали полвагона дров.

Гарднер принял их.

— Ты не должен был соглашаться меньше чем за три вагона, — говорила ему той ночью Бобби, когда они сидели у камина, каждый с сигаретой в руке, а на улице завывал ветер. — Ведь это хорошие стихи. По крайней мере, большинство из них.

— Знаю, — ответил Гарднер. — Но если бы не эти дрова, я бы замерз. Полвагона позволят мне как-нибудь дотянуть до весны. — Он подмигнул ей. — Кроме того, издатель — уроженец Коннектикута. Это вполне в стиле тамошних жителей.

Она раздраженно топнула ногой.

— Ты шутишь?

— Нисколько.

Она рассмеялась, и он звучно поцеловал ее, а позже затащил в постель, и они всю ночь проспали в обнимку. Он вспомнил, как вдруг проснулся тогда и, прислушиваясь к завываниям ветра и сжимая ее в объятиях, подумал: как хорошо было бы, если бы так продолжалось вечно! Но этому не суждено было случиться. В системе мироздания не наблюдалось ничего вечного, да и само слово «вечность» было глупым и надуманным.

Наутро Бобби, как это частенько случалось, предложила ему деньги, и Гарднера, как всегда, это разозлило. Он был вынужден брать их у нее, хотя на душе у него при этом скребли все кошки мира.