Некоторые не уснут. Английский диагноз (сборник) - Адам Нэвилл
Когда в понедельник, рано утром я летел на первом самолете в Стокгольм, пожилой швед, сидевший рядом, увидел разложенную у меня на коленях карту и спросил, не требуется ли мне помощь. Еще он обратил внимание, как я борюсь с четырьмя авторитетными путеводителями, в поисках дополнительной информации по Радалену. Там было упоминание о провинциях Норрланда, но очень мало говорилось про Емтланд, и совсем ничего про Радален. Поэтому я воспользовался любезным предложением своего попутчика и расспросил, как можно добраться до Радалена. На что джентльмен сразу же задал мне вопрос, такой же проницательный, как и его взгляд. «А почему вы хотите повидать Радален?» – как и большинство его соотечественников, мужчина говорил на прекрасном, английском, и выражался четко и ясно.
Какое-то время я не мог дать внятного объяснения, но джентльмен сообщил мне, что сам он родом из южной части Емтланда, но не живет там с юных лет и редко бывает в тех местах. Однако, несмотря на то, что большинству шведов не знакома репутация Радалена, представители его поколения, выросшие в той местности, вряд ли забудут истории, слышанные в детстве.
Многие части Швеции более предпочтительны для гостей, чем Радален. В молодости ему было запрещено уходить так далеко на север.
Конечно, я сделал вид, что поверил словам мужчины, и старался никак не проявлять свой скептицизм. Попросил его более подробно рассказать об этой репутации и упомянул о недавнем переезде туда моего друга.
Он начал рассказывать мне о вещах, которые сохранились в устной традиции, в отличие от тех, которые были задокументированы историками, подробно описавшими пережиток… скажем так, фольклора или вероучения, наблюдавшегося задолго до агрессивной колонизации Швеции христианской церковью. Видимо, даже в начале двадцатого века были еще распространены жертвоприношения животных. Они проводились в конце каждого лета, чтобы умилостивить исконных обитателей лесов, до наступления зимних лишений.
Утверждалось, что эти исконные обитатели лесов – или Ра – являлись страшными тварями, и служили основой для чудовищ из местных легенд. И всегда считалось, что леса опасны, если не принять определенные меры предосторожности. Лесники и егеря больше не могли бы бродить по ним, женщины не могли бы собирать дрова, а дети – играть там. Затем, в семнадцатом веке, в период пуританского рвения, имевшего целью смести остатки пантеизма в северной Швеции, обычай подносить дары был жестоко подавлен. Но сразу после введения цензуры, как утверждал этот парень, в северном Емтланде случился всплеск исчезновений. Сперва начал пропадать домашний скот, затем более уязвимые представители местных общин. И именно в тот период возникло конкретное предупреждение – Det som en gang givits ar forsvunnet, det kommer att atertas, которое джентльмен перевел для меня на английский.
«То, что некогда воздавалось, исчезло. И некто придет получить это назад.»
Эта надпись была нанесена на столбы и вывески, как предупреждение для гостей, и, как правило, рядом с ней вывешивалась лошадиная подкова, символ, вызывавший у Ра дискомфорт, из-за его неприязни к конникам.
Несмотря на временный запрет, подношения вскоре возобновились в надлежащих для этого местах. А началось это в то время, когда скандинавы-поселенцы и исконные обитатели заключили те нелегкие соглашения. На этот раз церковь закрыла на это глаза, молча признав, что местная проблема вне ее компетенции и власти.
Но все изменилось. Вкусы исконных обитателей, как утверждалось, были уже не такими, как прежде. Стали более низменными, как в древности. Во времена вмешательства церкви, Ра заново открыли в себе вкус к мясу иного рода. А недобросовестным представителям местного населения вскоре было приказано оказывать помощь в возрождении столь оголтелого аппетита. Отсюда вытекает давнее предание о пропавших в Радалене путешественниках.
Постепенно местные общины ушли с территории обитания Ра, чтобы быть вне их досягаемости. Оставили свои дома и церкви, мигрируя на юг и восток. С наступлением века науки и здравого смысла эти древние обряды всячески старались выжить. Местные предания считались вздором, и лишь немногие люди, жившие ближе всего к долине, думали иначе. Сейчас эта местность является давно запущенной частью национального парка. Хотя джентльмен слышал что-то о том, что один девелопер перестраивает или ремонтирует старые виллы для продажи их под видом летних домов. Но эта идея не пользовалась успехом. При таком немногочисленном населении, в этой местности очень маленькая инфраструктура и почти нет местных служб.
«Должно быть, один из тех домов и купил ваш друг», – сказал он в заключение, когда стюардесса подала нам копченого лосося и икру.
Я слушал с интересом и некоторым беспокойством, но вскоре моя тревога сменилась раздражением. Я едва не осмелился сказать, что такие разговоры и ложная гипотеза, равносильны сказкам, сочиненным для детей, чтобы те не терялись в лесу. Так или иначе, все это укоренилось в изолированном воображении Аттертона, а затем глупость расцвела буйным цветом. Несомненно, под воздействием умирающего света и приближающейся зимы. Поэтому, чем быстрее я доберусь до него и верну его в наблюдаемый мир, тем лучше. Я говорю «наблюдаемый», потому что всегда отстаивал этот лозунг среди людей, склонных к экстрасенсорике, привидениям и пришельцам из других галактик. И это то, что я доверяю своим собственным глаза.
Если это существует, то пусть проявится.
На данном этапе повествования я был удивлен тем, с какой жадностью Генри проглотил свой бренди.
Описание путешествия неискушенными писателями может быть таким же скучным, как слайдшоу фотографий с отпуска. Поэтому я не буду притуплять сосредоточенность читателя подробностями перемещения Генри по Швеции в район Емтланд, а оттуда до границы Радалена.
Достаточно сказать, что он арендовал автомобиль и нашел более подробную карту. Но чем ближе он подъезжал к местоположению Аттертона, тем сложнее становилось путешествие.
– В тот момент, когда я съехал с основных автомагистралей и двинулся вглубь по второстепенным дорогам, меня буквально ошеломила непроходимость местных лесов. Я никогда раньше не видел в Европе ничего подобного. По-настоящему девственная природа, какой она остается в большей части северной Скандинавии. Неухоженный бореальный лес, сохранившийся с доисторических времен. И, наверное, до сих пор существуют многие мили зеленого массива, где еще никогда не ступала нога человека.
Примерно в шестидесяти километрах от Радалена стали появляться летние дома, разбросанные среди деревьев. Маленькие деревянные строения в старинном деревенском стиле, выкрашенные в темно-красный цвет. Должно быть, это были остатки поселений, отпочковавшихся от Радалена в восемнадцатом веке. И теперь здания использовались для летнего отдыха, но под конец сезона пустовали.
Когда я оказался не более чем в
