Дион Форчун - Жрица моря

Море за нашими спинами пело, подобно хору; волны, накатывавшие с обеих сторон бухты, бились в узкий перешеек, на котором стоял наш дом, напоминая две партии хора, голосами перекликавшиеся в гигантском соборе. Белл Ноул возвышался темной пирамидой на фоне звезд, подобно стражу, охраняющему болота; а длинная глыба Белл Хед вытягивалась в сторону моря. Между небом и землей медленно проплывали огни судов, направлявшихся в Бристоль, а в прояснившемся после тумана воздухе длинной цепочкой огней на горизонте дрожало марево морских портов Уэльса. И тут до меня дошла великая трагедия движущихся огней, зажженных трудящимся человеком; трагедия светового облака, окутывавшего забитые людом города, которые вытянулись вдоль узкой полоски земли, соединявшей железный берег с железными холмами; трагедия долин, видевших упорный и тяжелый труд, — в то время как сама Афродита Пандемос бродит грязными улочками, а молодые верующие отправляют молитвы, адресованные полубогом получеловеку.

Глава 32

К счастью для всех вышеупомянутых, завтра была суббота. Согласно традиции, Великая Богиня спустилась к нам в Ее день — пятницу, названную так по имени Фрейи — северной Венеры [Friday — англ. пятница].

Поскольку в субботу особой работы в офисе не предвиделось, я остался дома и занялся лечением своей астмы, явно воспрянувшей после того, как я вдоволь надышался морским туманом.

После тумана день, казалось, искрился от солнца, а голубевшая бухта была покрыта небольшими пляшущими волнами. Когда мы шли по песку, приглаженному отливом, я подумал, насколько чудесно было бы растить здесь детей — если они у нас, конечно, будут. Я не хотел высказывать эти мысли вслух Молли, опасаясь задеть ее чувства, — но, судя по тому, как она смотрела на море, к ней приходили те же мысли.

Я взглянул на Молли, не смотревшую в мою сторону, и в мою голову закралась крамольная мысль: ведь я, знавший ее все это время, никогда ранее не замечал в ней того, что видел сейчас; я не знал, было ли это следствием изменений во мне или в ней — возможно, что причина заключалась в нас обоих. Лунный Жрец замечательно справился ее своей задачей, так как его учение поставило нас с Молли буквально на ноги. И я подумал о том, как бы это помогло многим другим, если бы они действительно знали то, что им было ведомо изначально.

Медленно — так как я задыхался — поднялись мы на террасы виноградников; там мы сели на скамью под скальным выступом и нежились на солнце, так как в моменты обострения моей болезни ничто не помогает мне лучше солнца. Маленькие ростки винограда уже давно оставили свои зимние убежища, и их смешные, тоненькие и пушистые усики уже выстрелили первыми очаровательными, чуть желтоватыми листочками. Хотя мне казалось, что они имеют весьма бледный вид, Молли питала изрядные надежды на них; вместе с молоденькой служанкой они опекали эти ростки, будто маленьких детей.

Мы взглянули на простиравшуюся под нами пустынную болотистую равнину. Она едва возвышалась над уровнем весенних паводков и приливов, так что лишь дамбы спасали болота от затопления морем, когда дул сильный морской ветер. Однако сегодня дул лишь легкий бриз, и мы слышали, как старая, пожелтевшая трава, подобно воде, журчала от каждого дуновения. В этом месте было множество жаворонков, чьи песни доносились к нам. Я рассказал Молли, как еще мальчишкой рассматривал остатки древних причалов, открывшиеся после отлива.

С тех пор болота практически не изменились, и казалось, что в теплом дыхании воздуха и искрящихся солнечных лучах мы слышим голос продолжающейся древней жизни. Я особо глубоко понял преемственность жизни на этой земле, переходившей от отца к сыну, согласно законам патриархата, которые никогда не изменялись на самом деле. Жизнь продолжается, человеческий род продолжается, и мы — лишь часть великого целого — ведь жизнь каждой расы есть всего лишь частичка жизни Изиды.

И я подумал о тех днях, когда люди славили Ее как дарительницу жизни, как ту, что обеспечивает преемственность жизни; даже порт свой люди назвали Ее именем. Я задумался, что же мы забыли из того, что знали наши предки, к чему Морган дала ключи, предоставив дальше разбираться самим. Я был убежден, что в старых, языческих верованиях содержалось немало разумного. Викарию никогда не удалось бы провести меня и Молли по пути преодоления наших трудностей, как это сделал Лунный Жрец. Я живо представлял себе выражение лица викария, которому пришлось бы отвечать на подобные наши вопросы, — думаю, что он проломил бы крышу своей исповедальни, вылетев из нее, подобно ошпаренному коту.

Сидеть под укрытием теплой серой скалы было очень приятно. Под лучами солнца росшие на террасах специи источали свои ароматы, по запаху напоминавшие благовония. Где-то внизу маленькие волны с серебристым шепотом накатывались на гальку, а над всем этим звучала песнь жаворонка. Я снял пиджак и закатал рукава; солнце поджаривало меня, как картошку на сковороде, и я чувствовал себя благодушно и лениво. По новой дороге, пересекавшей болотистую низину, взад-вперед носились автомобили, напоминая нанизанные в ожерелье бусины. Прямо под нами виднелась крытая тростником крыша нашего дома; голубой дымок подымался из трубы, и порывы ветра доносили до нас запах пекущегося хлеба. У нас в гостиной рядом с камином была выложена старомодная печь для выпечки хлеба; ее требовалось сначала растопить торфом, а затем, когда он прогорал, пепел выгребали и ставили в раскаленную печь выделанный хлеб. Молли настояла на том, чтобы использовать эту печь, и, должен заметить, научилась выпекать просто замечательный хлеб. Как ни странно, но мы чувствовали себя частичкой жизни болот — ведь мы использовали их торфяники и накрывали крышу тростником, росшим на окружающих топях. Задолго до переселения на ферму я чувствовал себя как дома среди этих водных каналов и болотных ив. Нашими стражами были Белл Ноул и Белл Хед, следившие за сухопутными и морскими путями, что вели к нашему дому.

Затем мы спустились и устроили ленч в саду; кроны кипарисов, разросшихся с невероятной скоростью на этих песчаных почвах, уже были достаточно большими, чтобы защитить от морского бриза, дувшего вдоль перешейка даже в самый жаркий день. Мы были рады этому, так как целый день ферма купалась в танцующих лучах солнца, пока ближе к вечеру тень от холма не накрывала нас, и солнце не погружалось в море.

Мы с Молли поехали к форту смотреть на закат, который этим вечером был особенно красив. Море было похоже на один громадный лист тускло поблескивающего сусального золота; у самой линии горизонта сгрудились невысокие пурпурные облака, напоминавшие горные цепи, за которыми виднелось розовато-фиолетовое небо. В последнее мгновение захода солнца прибрежную полосу осветили странные зеленые лучи — и в ту же секунду море стало фиолетово-пурпурным. Назад мы возвращались уже в сумерках, так что, когда мы достигли вершины холма, и все лежало перед нами как на ладони — мы заметили потрясающий повторный закат, возникший в результате отражения опустившегося в море солнца, — это напоминало рассвет на востоке. Затем мы осторожно спустились по крутому уклону прямо к нашем дому.