Сергей Жилин - Душегуб

— Он сказал, что это необязательно.

— У меня принципы, — ответил я, наблюдая, как троица соглядатаев скрывается за углом здания.

Словно бы ушли, словно бы путь свободен.

— Ты пойдёшь? — спросил я Юрико.

— Не вижу смысла. Доктор мало что знает о болезни, иначе бы сказал нам всё при встрече.

— Кто поймёт этих людей…

Не знаю, что меня сильнее беспокоит: оставлять Юрико без присмотра или тащится через Гавару одному. В участке посоветовали стрелять без стеснения при условии, что уже к утру мы будем далеко-далеко. Так и поступим.

Нечасто мы с Юрико выходили на улицы вечером — зрелище с приходом темноты всё больше обрастает унынием, силуэты домов, столбов, лес вдалеке, шум воды — картина совершенно обыденная, но украшенная мелкими деталями безысходности, столь мелкими, что мне ни в жизнь не удастся вычленить их из общего пейзажа.

Гавара, Сеферан — эти населённые пункты стали клещами, сосущими мою кровь. Беспощадные мрази пятью литрами не насытятся, они пожрут меня без остатка, если не убраться.

Стараюсь шагать быстрее, а в глаза местным не смотреть. Так, мне кажется, самое безопасное. Документы прижаты к телу отчаянно мёрзнущей перебинтованной рукой.

К несчастью, в больнице я никого не встречу: Освальд Манупла уехал совсем недавно. Лечебница, впрочем, не заперта, так что внутрь проникну я без труда. Додумывать, что я там буду делать, придётся на ходу.

Вертеть головой приходится постоянно, всё время надо быть начеку, выхватывать из тени хвосты. Да, мне страшно.

С трудом удалось не шлёпнуться в огромную лужу перед самыми ступеньками.

Я боялся всю дорогу до белоснежной коробки больницы. Прижавшись спиной к двери, я принялся оглядываться, подолгу всматриваться в каждую тень под каждым деревом. Ожидая засаду, вооружился пистолетом. Вхожу. Среди темноты заметны стулья в приёмной, стулья и дверь. Никого и ничего больше. Прохожу в кабинет фельдшера, погружённый в знакомые с детства больничные запахи. Как же я успел по ним соскучиться.

Пистолет заглянул в каждый закоулок помещения, оказавшегося пустым. Я подхватил стул в углу и подпёр им дверь — баррикада неважная, но так хоть немного спокойнее. В голове затикали несуществующие часы, как будто бы счёт идёт на секунды.

Свечу я принёс с собой, чтоб на месте не возиться. Уже через секунду получил свет, блёклый, слабый и бездарный. По электричеству и люминесцентным лампам тоже тоскую.

Освальд достал документы из того высокого шкафа, за дверцами которого обнаружились многочисленные коробки с папками, потрёпанными листами и всем прочим, на чём способны держаться чернила. Всунув документы на полупустую полку, я занялся осмотром.

В первой коробке документы посвящены историям болезни местных жителей, отчёты — ничего, связанного с Немаином нет. К ожидаемому сожалению, во всём шкафу так и не нашлось ничего интересного.

В ящиках столов аккуратно выложены инструменты, редкостный порядок меня немало удивил. Набор таков, что фельдшер способен провести даже очень сложную операцию, если только хватит знаний и навыков.

За окном шумит толстый ручей — не слышно никаких других звуков, что заставило меня в одну секунду проверить дверь. Незваных гостей удача пока отгоняет от больницы.

Я нашёл лекарства, таблетки, бинты, гипс, осмотрел столы, микроскоп, заглянул за каждый шкаф. Следов утаенных бумаг не обнаружено, хотя стоит спросить себя перво-наперво: с чего я решил, что они существуют?

Вероятно, потому что Освальд мне ничего сказать не может, узнать хоть крупицу новой информации хочется, а выходить на улицу — нет.

И тут я натолкнулся на утюг. Обыкновенный электрический утюг, заботливо припрятанный за крупный пустой горшок. Зная жителей обесточенных поселений, я бы предположил, что его разберут, используют всё нужное, а прочее выбросят. Тем страннее найти абсолютно целый прибор.

Однако тот оказался вовсе не в таком превосходном состоянии, как я ожидал: шнур оказался отрезан. Именно отрезан, а не оторван.

В слепом следовании житейской логики, я отыскал розетку, отлично понимая, что в недрах её нет ни единой заряженной частицы. Склонившись, я заглянул в крошечные дырочки, коснулся рукой белого пластика — розетка пошатнулась в стене. Совсем дрянно держится, я предпринял попытку вырвать её с корнем, но это оказалось не так просто.

Тогда я вогнал вилку в положенное ей место, но та дошла лишь до середины, напрочь застряв. Стоить приложить усилие, и ещё, так гораздо лучше, но теперь её не вытащить. На то и расчёт.

Обмотав толстый шнур вокруг руки, я с силой дёрнул несколько раз и вырвал розетку с мясом. Если быть точным, это оказалась крышка некоего тайника, замаскированная под ненужный уже аксессуар быта.

Тайник не пустой…

Интуиция? Скорее похоже на чистую случайность: до этой самой секунды я отчаянно себя убеждал, что занимаюсь глупостью.

Воровато осмотревшись, я выковырял из узкой ниши кипу каких-то бумаг, местами схваченных ниткой, поднёс находку к свету, пролистал пару страниц непонятной рукописи и довольно быстро натолкнулся на ключевое слово «Немаин»…

Чувствуя, что нашёл что-то толковое, я поскорей спрятал бумаги под плащом, словно ко мне уже тянутся десятки рук отобрать найденное. Не забыв замаскировать тайник, поспешил прочь. Темнота как будто стала гуще.

На ступенях участка меня чуть не сбили с ног стражи порядка, несущиеся куда-то в количестве четырёх человек. Размахивая стволами и ругаясь, чтоб я ушёл с дороги, они пролетели мимо и бросились через площадь на север. Я проводил их взглядом, задом-наперёд поднимаясь по лестнице.

В самом здании меня ждал грохот! Мерные удары раздаются в дальнем конце здания, словно некто лупит кувалдой по листу железа. В данном случае кто-то неистовствует в камере, я полагаю. Жуткий громила должен быть…

Юрико ждала меня в комнате. Она лениво отвела взгляд от стены, за которой натужно вопит металл, и с ходу выпалила:

— Смитсон всё-таки изменял жене. С проституткой в Гаваре.

— Надо полагать, — я осёкся на очередном, очень мощном ударе, — с той самой, о которой говорил Нансенкрис.

— Её звали Брюлли. На этом заканчивается дневник.

Я отложил в сторону найденные бумаги и плюхнулся на койку. Напарница сразу обратила внимание на находку, но решила пока ничего не спрашивать, отдавая инициативу в мои руки:

— Стало быть, — неопределённо взмахнул я руками, — ничего не сказано про болезнь?

— Она не успела что-либо записать, — ответила Юрико, всё разглядывая непонятные листы.