Фенрир. Рожденный волком - Лахлан Марк Даниэль
Снизу, с берега, он услышал чей-то зов:
– Вали, помоги мне! Фейлег, я умираю.
Он узнал голос. Это же госпожа Элис! Он вспомнил лагерь викингов, ее прикосновение к его плечу.
– Помоги же мне!
Он знал, что она зовет на помощь его. А в следующий миг его сознание отчего-то раскрылось, словно грецкий орех. От крика, от животного воя мысли разбежались.
– Вали!
Он увидел себя в образе ладного молодого человека, каким никогда не был: он гулял по холмам, держа за руку девушку. У нее были светлые волосы, вот только лица он не мог рассмотреть. Луга были залиты солнцем, гудели пчелы. Он слышал голоса.
– Князь, князь! – Рядом с ним оказался крупный мужчина, пожилой норманн с покрытым шрамами лицом, однако Жеан не узнавал его. – Где твое копье? Где твой лук?
Мужчина вроде бы сердился на него, но Жеан нисколько его не боялся. Это что, видение, посланное дьяволом? Оно казалось таким реальным.
Холмы исчезли, и он оказался на берегу моря, на маленьком причале. К берегу стремительно приближались три корабля викингов. И снова перед ним была она, светловолосая девушка, она держала его за руки и смотрела прямо в глаза.
– Убей сотню врагов ради меня, – говорила она.
– Я уже знал тебя раньше.
– А я всегда знала тебя.
– Я найду тебя.
– Это твоя судьба, – сказала она.
Жеан пришел в себя. Из угла кельи разило мочой и калом, по полу растеклись лужи кровавой блевотины. Сколько же он сидит здесь? Он был уверен, что уже долго. Жеан услышал женский голос: «Я умираю». Ему было мучительно жарко, а в голове как будто жужжали мухи. «Я умираю».
Пора уходить отсюда. Дверь треснула от первого же удара. Он ударил еще раз, и дерево поддалось еще немного. Однако это было неинтересно, его раздражало, что приходится прилагать усилия, чтобы разбить какую-то паршивую дверь, и он поглядел на провалившуюся крышу. До сих пор ему не приходило в голову, что можно выйти через нее. Стены были гладкие, поэтому Жеан подпрыгнул; сильные длинные пальцы вцепились в остатки соломы. Он подтянулся и пролез в дыру.
Над головой висела круглая луна, небо было усыпано звездами, ему казалось, что вселенная обернулась, чтобы посмотреть на него, как будто ночь была городом, а он был героем, уходящим на битву под его тревожным взглядом. Тяжкие удары сердца отдавались в ушах, в носу стоял запах крови, солома под ним приятно холодила конечности.
Жеан окинул взглядом полоску серебристого песка на берегу. Там что-то происходило. На берегу были люди. Зрение у него стало острое, и он прекрасно видел в темноте. Какой-то человек, пошатываясь, нес что-то тяжелое. Уши Жеана уловили тяжкое дыхание мужчины, кашель задыхающейся женщины у него на руках. Рядом с ними стояли еще шесть человек, они были живые, однако их присутствие было каким-то тусклым. Это чувство проявилось у него в монастыре – способность ощущать, даже не глядя, на чем сосредоточено внимание людей вокруг него, к чему прикованы их мысли. Каким-то непостижимым образом он знал, что люди внизу, на берегу, отличаются от нормальных людей. Если он прикрывал глаза, то чувствовал, как сосредоточен тот мужчина, который вынес женщину из воды, улавливал отчаяние женщины у него на руках – она по-настоящему боролась за то, чтобы обуздать свои эмоции и вернуться в реальный мир здравомыслящих людей. А вот те мужчины, что стояли рядом, те шесть человек, которые безучастно взирали на развернувшуюся перед ними борьбу, были как будто не здесь. Оборотень знал, что каком-то смысле они есть, и в то же время их нет.
По песку шагал человек, в руке которого в лунном свете сверкал изогнутый меч. И еще там была другая женщина, от нее несло кровью и грязью, она тянула руки к тем двоим, которые выходили из моря.
Жеан спрыгнул с крыши на дюны и побежал под яркой луной к морю, низко припадая к песку, – он несся стремительно, как тень летящей птицы.
Глава пятьдесят седьмая. Одна
Элис отшатнулась, спасаясь от одолевающих ее видений. Она как будто пробиралась сквозь колючие заросли, кожа горела от боли. Страх превратился в чувство, которое можно потрогать, холодное и твердое. Она видела над собой сверкающее голубое небо, ощущала силу приливной волны, которая впитывалась в песок под ногами, у нее перед глазами стоял образ мужчины, висящего на дереве, ветви которого были ночной темнотой, а листья – звездами. Она ощущала, как его усталое сердце бьется в одном ритме с ее сердцем, и ее не отпускало желание, которое было сильнее голода, сильнее жажды: острая необходимость стать той, кем она должна стать. На берегу были люди, вроде бы знакомые ей, только она не могла вспомнить, кто они такие, потому что руны обрушились на нее подобно бурному потоку. Восьмерка рун нашла другую восьмерку, их стало шестнадцать, они мурлыкали, пели, вопили, воссоединившись внутри ее сознания.
На реке Индре, в нескольких часах пути от замка, были замечательные пороги с быстрым течением. Летом дети обожали там купаться, нестись вниз по течению в пенных волнах, падать на воду со скалы и мчаться, глядя, как мир мелькает в солнечных вспышках. Они переживали разом и ужас, и восторг. Но как-то летом после сильных дождей Элис пошла на пороги с кузиной Матильдой. Матильде не хватило смелости на то, чтобы искупаться в бурной реке, а вот Элис полезла в воду. Она быстро поняла, что плыть невозможно, ревущая река несла ее вперед, а она только прикрывала руками голову, надеясь уцелеть. И сейчас здесь, на морском берегу, она переживала нечто подобное, только усиленное многократно – ее как будто подхватил чудовищный поток и теперь увлекал в неизвестность, отчего в голове не осталось ни одной мысли, кроме острого желания выжить. Но только здесь был не один поток, бьющий и терзающий ее, их было много, целых шестнадцать, и все они стремились встретиться в озере ее разума. Ее руны звали те руны, которые недавно жили в ведьме, и из темноты на Элис устремился водопад сверкающих символов. И в этом безумном движении она не могла отличить выдумки от реальности, прошлого от настоящего, не могла как следует вспомнить, что же случилось на морском берегу.
«Волк, чудовищный зверь, убил Мозеля», – вспомнила она. Рыцарь рухнул на песок в тот момент, когда Хугин обезглавил собственную сестру. Затем Мозель попытался подняться, чтобы броситься на Хугина. Насколько понимала Элис, рыцарь решил, что чародей собирается ее убить, и вот храбрый Мозель попытался прикрыть ее от меча Ворона своим изможденным, высохшим от голода и жажды телом. Только его убил кое-кто другой, затащил в море, и в брызгах воды и крови замелькали конечности. Волк. Волк словно обезумел от крови, он терзал тело рыцаря, не сознавая ничего вокруг себя.
В поле зрения Элис оказался человек. Это был Офети с пустыми глазами, он ковылял по берегу, словно пьяница, который проснулся с похмелья в незнакомом месте. Отовсюду раздавались крики. Франки, которые до сих пор находились под действием заклятия, очнулись и ринулись к морю, размахивая на бегу мечами. Среди них были и викинги, друзья толстяка.
Элис поглядела под ноги. Там лежала голова ведьмы, похожая на изъеденный древоточцами пень. Элис против своей воли наклонилась, чтобы потрогать ее. Все тело болело, разум заполонили сонмы ощущений.
Хугин снял с себя перевязь и положил на песок. У него на шее что-то висело – простой серый камень на ремешке. Он развязал ремешок и попытался удлинить его с помощью тех, которыми крепились к перевязи ножны меча. Берсеркеры уже избавились от заклятия и теперь окружили громадного волка: Астарт заходил в воду слева, Эгил – справа, Фастар шел прямо на зверя, только Офети обшаривал тела на берегу, отыскивая для себя оружие.
– Нашел ты время плести веревки, Ворон, – бросил Офети.
– Это путы для Волка, – пояснил Ворон.
Он закончил свое дело и побежал к Волку по воде. Животное было так сосредоточено на еде, что не обратило внимания на его приближение. Хугин вскочил на Волка верхом, пытаясь накинуть ему на шею ремешок с камнем, но Волк сбросил его, и Ворон, пролетев над водой, тяжело шлепнулся на песок.
