Галина Гончарова - Кольцо безумия

Нанять грамотных юристов, чтобы те отгавкивались в суде, тоже было несложно. Зато пошли слухи: 'Леоверенский своих не выдает'. А за слухами пришла и репутация.

Которой не верил Кацоян.

Старик. Да что он может?!

Кацояна пришлось разочаровать. Смертельно.

Константин помнил, как пришел на встречу, пряча маленький пистолет на ноге, под брюками. Для вида. И - уже всерьез - гарроту под воротником пиджака.

Почему все недооценивают удавку?

Как изобрели огнестрел, так и решили, что ничего лучше не бывает, дилетанты несчастные!

А Костя отлично знал, что самое страшное оружие - это человек. Он до сих пор занимался восточными единоборствами. Очень ценил метательное оружие. Любил удавки. И - с удовольствием бы освоил пращу. Не освоил. Но может, все еще впереди?

Естественно, на входе его обыскали. Так же естественно - нашли и отняли пистолет. И скривились в презрительных ухмылках. Чего еще ждать от старика?

Костя знал - чего. Если бы он был уверен, что может положить Кацояна и уйти безнаказанным - он бы и секунды не задумался. Останавливало его другое. Бизнес сильно зависел от него. Женька не удержал бы вожжи. А Костя не хотел садиться в тюрьму, тратить время на юристов и всякую пакость, которая непременно полезет изо всех дыр.

Недаром говорят - не за то вора бьют, что украл, а за то, что попался.

Вывод - Кацояна он бы прикопал под забором лично. Но попадаться не хотелось.

Наезд был построен вполне в Кацояновском духе. Косте продемонстрировали фотографии его близких. 'Очаровательный дэвчушк, да? И такой мылый малчик! Будет ужасно жалк, если с ными что-ныбудь слючится, да?'

Как Костя сумел не показать вида - он и сам не знал. Но вместо этого только улыбнулся тогда.

'Представь себе, мне наплевать. Они все равно не от Женьки. Только этот тюфяк ничего не знает. А я молчу, чтобы семью не позорить'.

Врал он тогда безбожно. Но Кацоян, кажется, поверил. Костя ушел на своих ногах. Живой и целый. И уверенный, что его внуков никто не тронет. Пока не тронет. О сыне он беспокоился чуть меньше - взрослый же мужик! Немного времени он себе выговорил. И стал готовить ликвидацию Кацояна. Нет человека - нет проблемы. Хотя даже условно Кацояна он к людям не относил. Любой, кто угрожает детям, да и вообще - его семье, приравнивался Костей к фашистам - и приговаривался автоматически.

Ему потребовалось ровно три дня. Но за эти три дня и Кацоян успел нанести свой удар.

И Костя лишился сына.

Танюшка... ее смерть тоже была на его совести.

Костя осознанно подставлял сына в надежде на его здравый смысл, на умение защитить себя, но - просчитался. Впрочем, выбора все равно не было. Займись этот подонок его внуками, было бы еще хуже.

Костя не любил вспоминать об этом.

Фактически, обе смерти - и жены и сына, были на его совести. Только Женька умер от пули неизвестного снайпера, а Таня - от тоски. Через два года после его смерти. Врачи говорили - рак. Костя знал - ей было просто безумно плохо без сына. Так она и не смогла оправиться до конца после его потери.

Дети не должны умирать раньше родителей.

Аля тогда тоже резко сдала.

Похудела, побледнела - и целиком посвятила себя детям.

Что-то серьезное у них началось только через три года после смерти Татьяны. Опять-таки, Костя ничего не планировал. Он старался не выдавать себя. И Аля действительно ничего не замечала.

Он рассуждал так. Если сейчас он покажет Але, что чувствует, она просто уйдет. И она, и дети... а он останется совсем один.

Этого ему не хотелось.

Эгоистично?

Может быть. Но так у него была хоть какая-то семья. Поэтому Костя сцепил зубы - и продолжил строительство своего бизнеса. И 'Леотранс', словно в компенсацию его любви, которую надо было постоянно давить и прятать, рос, как на дрожжах.

Единственное, чего он боялся - была любовь. Он был готов к тому, что Аля однажды придет и скажет: 'я хочу выйти замуж за...' а что? Молодая женщина. Красавица. Между прочим, с ней пытались знакомиться на улице - до сих пор. Поэтому он с ужасом ждал этой минуты. 'Я собираюсь замуж за...' и он сделает все, чтобы опять видеть ее, хотя бы видеть... видеть счастливой с другим!!!

Что такое ад?

Ад - это то что внутри нас. Наши чувства. Наши мысли.

Свой ад мы строим для себя - сами.

И рай - тоже.

Тот вечер он помнил отчетливо и ясно.

Они с Алей были на даче. Вдвоем. Славку отправили в летний лагерь на месяц. Костя считал, что ребенок должен уметь общаться с себе подобными. И такие вот лагеря - отличный полигон для отработки навыков. Славка поехал с радостью. Юля была тогда еще маленькой. И так получилось - доигралась. Ее укусила мышь. Все бы ничего, но мышь могла быть бешеной. Поймать ее на анализы не получилось - и ребенка уложили на уколы под наблюдением врачей. А Алю отговорили ложиться вместе с ней. 'Ребенок у вас спокойный. Навезите ей побольше книжек - и нормально. У нас и так места мало... А неделю в больнице ваша дочь перенесет спокойно'.

Аля вздохнула - и согласилась. Тем более - это была чистая правда. С книгой Юля могла перенести все, что угодно. Хоть подвешивание к потолку кверху ногами и пироги с начинкой из касторки.

И они сидели одни. На веранде. Догорал закат. И золотые искры плясали в глазах женщины. Костя любовался ей. И безумно хотел сказать о своих чувствах, хоть что-нибудь сказать, но привычка - больше чем десятилетняя привычка - въелась в кровь. Лучше промолчать сейчас, чем пожалеть потом.

Как-то незаметно рука Али нашла его руку. И он наслаждался ощущением прохладных тонких пальцев в своей руке. Хотел погладить их, но не решался. Решилась Аля.

Одним движением. Одним взрывом.

- Я так больше не могу! Довольно!

Она вскочила, как подброшенная пружиной - и убежала в дом. Костя подумал - и пошел за ней. Чтобы увидеть ее - в гневе меряющую шагами комнату. Никто бы не сказал, что она родила двоих детей. Что старшему уже шестнадцать лет! Никто и никогда. Та же стройная фигурка. Те же молодые, сияющие глаза. Такие же сильные движения. Или это верно только для любящего взгляда? И привычно кольнуло сердце старыми страхами. Ждал? Боялся? Вот и дождался. Похоже, кончилась твоя семья. И нечего было воображать себе, что Аля - твоя жена, а твои внуки стали твоими детьми. Не забывай кто ты такой... старик... пусть даже и не чувствуешь себя стариком и дашь фору многим сорокалетним... они - не твои... и Аля, наверное, собралась уходить! Она же сама сказала, что больше не может...

- что случилось, - осторожно спросил он.

И тут же получил подушкой в плечо.

- Что!? Ты не понимаешь - что!?

И вдруг сломалась. Рухнула на диванчик и замерла там. И тихо, сквозь прижатые к лицу руки: