Бентли Литтл - Дом

- Знаешь, ты можешь ее захватить.

- Могу я ее убить?

- Нет. Уже не можешь. Мог бы, если бы был жив. Мертвым ты можешь только поймать ее, задержать. Даже можешь вернуть ее. Вернуть в Дом и запереть там, лишить ее возможности добраться до твоей жены и твоего сына. - Она посмотрела на него и произнесла так, словно эта мысль только что пришла ей в голову:

- Твой сын. Мой внук.

- Тони, - улыбнулся он.

- Тони.

- Думаю, он бы тебе понравился, мам.

- Даже не сомневаюсь.

Яйцо вздрогнуло и начало поворачиваться. Дэниэл резко встал, теряя равновесие на ненадежной опоре из сплетенных веток. Мать вылетела из гнезда и помогла ему выбраться на пол.

Яйцо еще раз вздрогнуло, завибрировало, задергалось.

В следующий миг оно раскололось, и в нем оказалась... пустота.

Лицо матери озарила блаженная улыбка. Она начала таять. По мере того, как она становилась бесплотной, Дэниэл мог видеть, как возвращаются ее волосы и она все больше становится похожа на ту, которую он помнил живой. Он потянулся к ней, но руки прошли одна сквозь другую, не соприкоснувшись.

- Я тебя люблю, - сказала мать. - Мы все тебя любим.

- Я тоже тебя люблю.

- Мы встретимся... - начала она, но не успела закончить фразу, растаяв.

В Доме потемнело, словно вдруг повсюду выключили свет. Дэниэл почти ничего уже не видел вокруг. Он ударился в панику, не зная, что делать, но вспомнил Тони, вспомнил Марго - и оказался дома, в своей спальне, у изножья кровати, на которой спала Марго.

Он растерялся. В глубине души, несмотря на весь свой поверхностный скептицизм и прагматизм современной жизни, он полагал, что после смерти все становится явным. Он надеялся, что перед ним тут же раскроются все тайны мироздания и метафизики, над которыми бьется человечество на протяжении всей своей истории и которые лежат в основе всех религий, он станет мудрым, просветленным, любящим существом, во многом отличающимся и во многом превосходящим того обыкновенного среднего парня, каким он был при жизни.

Но внутренне он остался прежним. Не изменившимся, не поумневшим, не просветленным.

Только мертвым.

Из всего, что он узнал и мог предположить, можно было сделать вывод, что Донин в попытке снять барьер и открыть границу выгнала или убила всех обитателей Домов, опустошила Дома, чтобы мертвые и разнообразные другие существа с Другой Стороны могли проникнуть в материальный, физический мир. Биллингс, служитель Домов, упорно и кропотливо исполнял свою миссию, не подозревая о существовании девочки, в то время как Дома сникали и барьер слабел. Несмотря на все старания Донин запугать их и отогнать подальше, Биллингс и Дома смогли призвать их обратно, благодаря чему была восстановлена целостность барьера и два мира остались разделены. Но эта девочка убила Биллингса и теперь целеустремленно пытается уничтожить всех остальных. Почему? Что ею движет? Чего она добивается? Какова ее конечная цель? Он этого не знал и не мог знать.

Он вспомнил слова Марка о том, что у магии нет логики. Замечание оказалось глубже, чем можно было предположить. В поведении девочки действительно нельзя было усмотреть рационального зерна, замысла ее он не понимал и даже не надеялся понять когда-либо.

Одно Дэниэл мог сказать наверняка: умысел этот был злым и недобрым.

Он задумался о судьбе Марка, Сторми, Нортона и Лори. Что с ними стало? Стали ли они такими же жертвами обмана, как он? Может, они все тоже погибли? Мать сказала, что мертвые не в состоянии убить Донин, что только живое человеческое существо способно остановить ее. Из этого следует, что первоочередной задачей Донин было убить их всех, обеспечить собственную безопасность. Но почему она не убила их сразу, почему не убила еще до того, как они вернулись в свои Дома? Это оставалось загадкой. Может, Биллингс защищал их? Может, сами Дома? А может, ее способность причинить вред не распространяется за пределы Домов?

Марго спала крепким сном, не подозревая, что он уже мертв и никогда не вернется. Его переполняла глубокая печаль, хотелось заплакать, непонятно только, по себе или по ней. Наверное, по обоим. И по насильственной гибели их отношений.

Тем не менее он не стал лить слезы. Эмоции не совпадали с физическими возможностями, и он продолжал стоять у кровати, смотреть на нее, не в силах выразить своих ощущений.

Потянувшись, он дотронулся до ее щеки. Рука не прошла насквозь, пальцы остановились, как бы наткнувшись на кожу, но он не испытал никаких тактильных ощущений. Он не почувствовал ни тепла ее тела, ни мягкости лица. Щека была для него просто непроницаема. Но между ними уже не существовало стены, и хотя он больше был не в состоянии почувствовать ее так, как в ту долю секунды, после которой оказался в Доме на Другой Стороне, сам факт, что он может находиться с ней рядом, не мог не радовать.

Он наклонился поцеловать ее. В момент, когда их щеки соприкоснулись, он понял, что слышит ее мысли. Во сне она думала о нем, представляла себе их встречу, рисовала себе дальнейшую совместную жизнь, и он быстро отстранился. Это было слишком болезненно, слишком горько. Очень хотелось поговорить с ней, пообщаться каким-то образом, но когда он попытался слегка толкнуть ее, разбудить, то понял, что не в силах этого сделать. Он мог дотронуться до тела, но не мог на него подействовать. Он произнес ее имя. Сначала негромко, потом - почти в полный голос, но она не проснулась.

Выпрямившись, он оглянулся. На самом деле главной причиной его возвращения был Тони. Тони и Донин. Бросив последний взгляд на спящую Марго, он вышел из комнаты. Теперь он мог проходить не только сквозь дверь, но и сквозь стены. Пройдя сквозь платяной шкаф, он сразу оказался в комнате сына.

Донин сидела рядом с ним на кровати и о чем-то с ним разговаривала. Мальчик явно ее видел и слышал. При взгляде на лицо сына Дэниэлу стало крайне не по себе. Такого выражения коварства, злобы и хитрости, совершенно не вяжущегося с обликом Тони, ему никогда еще не доводилось видеть. Это означало, что Донин уже целиком и полностью подчинила его своему влиянию. Между ними на кровати лежала кукла.

- Тони! - крикнул Дэниэл. Сын никак не отреагировал.

- Тони!

Донин сверкнула в его сторону быстрым взглядом, но при этом продолжала спокойным, размеренным голосом разговаривать с мальчиком. Он его явно не слышал.

Дэниэл шагнул вперед и схватил сына за руку. Пальцы сомкнулись вокруг худенького запястья, но это оказалось все, на что он был способен. Он не мог воздействовать на живую плоть. Он напрягался изо всех сил, но эффект был подобен попытке столкнуть гору. Рука не поддалась ни на долю дюйма.