Андрей Тепляков - Антитело

— Вот сволочи! И впрямь покалечили. Толь, ты дальше не пойдешь. Весь план к чертям собачьим! Возвращаться нужно.

— Нет! — прошипел Анатолий. — Я обратно не дойду. Ты бери канистры и давай дальше. Нужно, чтобы ребята добрались.

— Добрались! А мы?

— Я тебе горло перегрызу — Настя там! Дочка моя! Ясно?

— Чего ж неясного?

Борис задумался, тоскливо глядя на грязную просеку. Анатолий прав — им вдвоем не вернуться, а иди назад одному нельзя. Невозможно. Совесть сожрет. Где-то неподалеку раздался тихий звук, словно гремела погремушка. Потом снова стало тихо.

— Ладно.

Борис встал, подтащил Анатолия к трактору и, подсунув под него свою куртку, облокотил на колесо. Затем зарядил ружье и положил рядом с ним вместе с коробкой патронов.

— Вот. Если что — пали по гадам.

— Сам возьми, тебе нужнее.

— Нужнее. Но толку?

Борис отвернулся и полез в кабину, откуда извлек обе канистры с бензином, которые они взяли с собой. Подняв их, он в последний раз посмотрел на друга.

— Дураки мы, — сказал он. — Дураками жили — дураками и помрем.

Он повернулся и, оскальзываясь в грязи, побрел дальше в лес.

— Удачи.

Глеб не узнавал местность, и это его настораживало. Дорогу к водопаду он запомнил хорошо, но сейчас не имел никакого представления, где они находятся. Аленка продолжала уверенно идти вперед, держа Настю за руку, остальные гуськом следовали за ними. Вдруг девочка остановилась и подняла вверх указательный палец.

— Тише, — прошептала она.

Они остановились и прислушались. Сквозь молчание леса пробивался слабый шум — мелодичный плеск падающей воды. Если бы не Аленка, они бы прошли дальше, так ничего и не услышав, настолько тихим был этот звук.

— Водопад там, — сказал Глеб. — Видимо мы забрали в сторону.

Он перехватил пилу, сделал шаг в направлении звука и остановился. Никто не сдвинулся с места.

— Вы чего?

— О чем вы говорите? — неуверенно спросила Настя. — Я ничего не слышу.

— Надо ближе подойти и услышишь.

Наконец, Аленка кивнула каким-то своим мыслям и потянула Настю за руку. Маленький отряд продолжил свой поход. Скоро плеск воды стал гораздо отчетливее, а через минуту они вышли к лесному ручью. Глеб сразу же узнал ручей, и на душе у него полегчало. Теперь нужно просто двигаться вдоль берега, и течение само выведет куда надо. Глеб обогнал Аленку и пошел первым.

По обоим берегам росла длинная, стелющаяся по земле трава. Глеб не мог точно вспомнить, была она тут раньше или ее не было. Вроде не было. Ноги увязали в ее переплетениях, и каждый раз уходили все глубже и глубже в спутанный зеленый ковер. Глеб продолжал упрямо двигаться вперед, когда Настя остановилась и крикнула:

— Стой!

— Что такое?

— Стой! Туда нельзя!

— Почему?

— Там болото! Ты что — не видишь?

Глеб удивленно осмотрелся. По левую руку от него журчал ручей, зажатый в узкой канаве с невысокими берегами. Почти вплотную к нему росли деревья; несколько толстых корней перегораживали русло, заставляя воду с плеском переливаться через них. Все казалось знакомым и выглядело спокойно.

— Какое болото? Оно дальше. Мы еще не дошли.

Настя почувствовала, что Аленка тянет ее за руку. Она посмотрела на девочку и увидела беспокойство в ее глазах.

— Что ты видишь?

Настя еще раз огляделась вокруг.

Они стояли на краю обширного болота. Ноги утопали во влажной, вязкой земле. Всего в паре шагов от них, земля превращалась в сплошную топь, а дальше расстилалось огромное, покрытое ряской пространство. Окруженные стоячей черной водой, из болота уродливыми калеками торчали голые кривые стволы, многие упали, и лежали наполовину затопленные, словно спины крокодилов. Слева журчала вода.

— Мы стоим в болоте, — сказала она. — Дальше нельзя.

— Настя, какое болото? — вмешалась Лиза.

Глеб повернулся к Насте и выговорил глухо:

— Морок.

— Боже мой, — прошептала Лиза.

— В болото должен впадать ручей, — сказала Аленка и снова дернула девушку за руку. — Ты его видишь?

— Кажется, я слышу. Там.

Настя показала рукой в сторону.

— Тогда веди нас к нему. Мы должны идти вдоль болота. Давайте держаться за руки.

Они взялись друг за друга и цепочкой пошли вдоль угрюмой черно-зеленой топи.

Звон ручейка становился громче, с болота рваными бледными рукавами медленно полз туман. Но Настя не видела его, она шла вперед, как поводырь, указывающий путь слепым.

Одну из канистр Борис бросил по дороге. Двигаться по разбитой, грязной просеке с таким грузом было невозможно. Он старался идти как можно медленнее и постоянно крутил головой, не веря собственным глазам.

Вокруг него бесновался лес. Деревья раскачивались, часто с треском соударяясь и роняя обломки ветвей на землю, трава извивалась, словно клубки тонких зеленых змей, воздух наполнял треск, шум ветра и шипение. На несколько минут Борис остановился, смочил в бензине шарф и просунул его в горловину канистры. Сжав в свободной руке зажигалку, он продолжил свой путь.

Борис не знал, готов ли он зажечь свой смертоносный факел, ведь это практически означало самоубийство, но надеялся, что до такого не дойдет. То, что сопровождало его, восприняло угрозу и до поры не предпринимало решительных действий. Оно ждало и наблюдало, пытаясь лишить его мужества, запугать, запутать. Пока он шел с канистрой в одной руке и зажигалкой в другой, ему ничего не грозило. Но, когда он подойдет к торфянику достаточно близко, его остановят — Борис был в этом уверен. Ему не позволят сделать то, что задумала странная девочка. Оставалось только тянуть время. Медленно идти вперед и надеяться, что ребята успеют раньше. Только бы они поторопились.

Борис шел между глубокими колеями, а в них, следуя за ним по пятам, тянулись, извиваясь в грязи длинные тонкие побеги, сопровождая его, как почетный караул дьявола.

Настя остановилась.

— Все. Пришли.

Ей никто не ответил, и девушка обернулась. Ее спутники стояли, сбившись в тесную группу, и озирались по сторонам пустыми, невидящими глазами.

Туман, незаметно поднявшийся из земли, окружил Глеба плотной непроницаемой пеленой, и не было видно ничего, кроме тусклой, перетекающей из формы в форму, белизны. Плотный сырой воздух затруднял дыхание, и Глебу пришлось собрать всю силу воли, чтобы не поддаться панике. Он был один, пойманный в ловушку и лишенный возможности видеть, но, вместе с тем, он знал, что все это — лишь иллюзия. Его личный мир, созданный только для него — особая индивидуальная тюрьма. В своей ладони он чувствовал другую, но не мог видеть того, кому она принадлежит. Глеб пытался крикнуть, позвать кого-нибудь, но слова тонули в тумане, растворялись в нем и опускались к ногам, вместе с тяжелыми мутными облаками влаги. У него оставалась лишь одна надежда — Настя. Она приведет их куда нужно. Она поможет.